Был конец апреля, когда у них состоялся спонтанный праздник. Айвар притащил отделу ящик какой-то фруктовой наливки - из конфискованного.
- Ну, куда её, в общем-то? Продукты - их по госпиталям, по детским пайкам. Вино красное - тоже в госпитали, для крови, говорят, шибко полезно. А это? Сколько в магазин сдали - не слишком-то берут.
- Видно, такое вкусное.
- А водка - она как, вкусна? Между тем, слаще водки, Микаэль, для русского человека нет.
- Сказал латыш эстонцу.
- А не важно. Что бы за пойло ни было, а нам это пить.
Повод, в общем-то, был, и вполне достойный - очередное круглое число закрытых дел. Ну, и за день рождения Ильича выпить тоже можно, он, правда, уже прошёл…
- И чем это закусывать-то? - Александр с большим сомнением посмотрел на тёмно-красную жидкость в бутылках с толстыми пробками, - явно, не огурцами?
Айвар вынул пакет сухофруктов - компотный набор.
- И как закуска, нормально? - участливо осведомилась Настя.
- Так себе. Но ничего лучше у нас нет.
Ничего лучше, впрочем, не было недолго. На огонёк заглянул Артём из иногороднего, потом притащил с собой Олега. Иногороднему как раз выдали недавно зарплату, и они неплохо вложились бутербродами со сладковатым сыром и пакетом изюма. Дополнительный повод тоже принесли - у Олега намечалась свадьба. В стихийно получавшемся мальчишнике Настя неуютно себя не чувствовала, благо, и с Артёмом, и с Олегом была знакома достаточно хорошо, несколько раз обращалась к ним за информацией по очередным «гастролёрам», да и с невестой Олега Сашей, машинисткой из отдела саботажа, она нередко пересекалась в столовой. Сдвинули вместе два стола, аккуратно освободив один от стопок документов, другой от печатной машинки. Артём с Дамиром при этом вполголоса обсуждали предстоящую помощь Олегу с переездом - переезду, главным образом, предстояло состоять из перевоза неподъёмной старинной кровати, которую бабушка отдавала Саше практически в приказном порядке, прочее имущество умещалось в пару чемоданов и перевозилось вполне легко.
Скатерти, разумеется, не было, постелили старых газет и листов от черновиков отчётов, Настя иногда, бросая взгляд, выхватывала что-нибудь знакомое. Артём и Дамир, толкаясь плечами, резали один хлеб, другой сыр. Олег сбегал в иногородний за недостающими стаканами, потом сбегал за недостающими стульями, Айвар, как старший, тем временем разливал. Первым и опробовал, с комментарием «пойло то ещё, но пить можно». Настя так подумала, что после того, как приговорила всю фляжку деда Мартына, она это вполне осилит. Правда, это когда было-то… С тех пор один раз только Айвар ей в чай ложку коньяка наливал, когда после ночного похода по складам они продрогли оба почти до бесчувствия. Вкус оказался даже приятным, сладковатым - вишня. Но крепковато. Заела изюмом, ничего, нормально. Жгучее тепло разлилось от желудка по остальному нутру. Перед следующим глотком невольно сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, отчаянно краснея, не заметят ли - крепко это здесь, конечно, для неё одной, непривычной. В деревне дел Мартын как-то в шутку предлагал ей бражки - отказалась, конечно. Он и не настаивал, он угостить и Розу мог, которая, по её словам, пила в своей жизни самое разное, от дорогих вин до спирта. Это раньше Настя, быть может, от такой темы просто уходила бы, с ощущением брезгливости и неловкости, это потом ей было, может быть, всё равно, а теперь неумение пить было для неё было качеством постыдным, телесной слабостью, которую нужно преодолевать, так же, как преодолевала когда-то неумение долго быть на ногах, терпеть холод и жару, нести что-то тяжёлое. Хорошо, там получалось постепенно, жизнь в Малом её к таёжному переходу мало-мальски подготовила, без этого бы сдохла или во всяком случае изнылась. Ну, вот и тут как-то придётся.
Конфеты, которые так «удачно» были где-то найдены Микаэлем, оказались на поверку никакой не удачей, лишив Микаэля ещё одного зуба. Сухофрукты, хотя жевались тяжко, шли всё же лучше. Выпили за успешное дело, за день рождения Ильича, естественно, за ЧК, за начальство, за предстоящую свадьбу Олега, за успехи Красной Армии, за мировую революцию - тосты-то даже выдумывать не надо.
- Слушай, а не что-то такое у тебя эти братья-карелы за какое-то дорогущее французское вино выдавали?
- Они не карелы, они Кареловы. Да вот пожалуй, что-то такое, да. Не меня надо спрашивать, я не эксперт. Факт, что Франция у них в подвале была.
- Сколько дали? - деловито осведомился Дамир.
- Вроде, год с зачётом, но там процесс недолгий был, что там того зачёта, так что ещё сидят.
- Ну, эти хоть буржуинов нагревали, а вот те дельцы, которые ездили, на картошку сивуху какую-то меняли, от неё даже ж, кажется, кто-то богу душу отдал?
- По тем заканчиваем ещё. Там у них всё очень запутано было, такой притон под ними оказался…
- О, про притон, погоди… Тут мне донос такой замечательный пришёл, я тебе не показывал ещё? Сашке-то точно показывал… Отработали, конечно, ложный. Но слог, слог! Я его себе на память оставил бы, на старости перечитывать, если доживу… Грешно, конечно, смеяться над старенькой бабушкой, но на кой только ляд её грамоте научили! Десять листов!
- Десять? Что на десять листов понаписать можно? - Настя доносов пока видела мало и все в основном достаточно лаконичные и по существу.
- Да на больше написать можно, - рассмеялся Айвар, - была б бумага да нечего делать было бы человеку. Ба, хвастаться, у меня таких уже приличная подборка. Перечитываю иногда для поднятия настроения. Один особенно люблю, вот Сашка его знает, а ты, наверное, не видел…
- Это про антихристов? - улыбнулся Александр.
- Ага. Там тоже слог прекрасный, согласись. Грамотность ужасающая, но слог прекрасен. Просто весь блеск церковного языка собран…
- Вы б почитали, друзья, тогда? - предложил Олег, - а то только рассказывать, дразниться…
Не вопрос. Айвар сходил за папкой, читали по очереди, он, Александр, Дамир - сколько каждого хватало на то, чтоб читать с серьёзными мордами, трагическим даже голосом. Настя сразу замахала руками - не выйдет с неё чтеца, она уже на первом хохотала до боли в животе.
Первое место присудить было сложно. История о «притоне антихристов» была длинна, но поэтична невероятно, тут Айвар не соврал. Поликсения Архиповна двадцать лет своей жизни, с той поры, как овдовела, трудилась в качестве сестры-хозяйки при госпитале, пока, ввиду старческих немощей, всё больше мешающих надлежащему исполнению обязанностей - руки уже были не так тверды и память тоже - была уволена, нужды, впрочем, не испытывала, получая по мужу достойную пенсию и иногда - переводы от племянницы, и весь свой душевный пыл, более ни на что не уходящий - детей у Поликсении Архиповны не было и даже никакой скотины, кроме десятка старых, давно не несущихся кур, она не держала - она направила в религию. Прилежно посещала все службы, истово молилась дома, на некоторое время организовалась собирать пожертвования для церкви, и в кругу своих сверстниц-приятельниц считалась большим знатоком церковных канонов. Отравляла существование Поликсении Архиповне соседка Анна - опасная колдунья. Вредила неустанно, практически без сна и отдыха, и всеми возможными способами - почитай, дня не проходило, чтоб не поступало от неё какой-нибудь пакости. То псалтырь среди бела дня куда-то запропастится, то полная чашка из рук выпадет и расколется, то выползет из подпола мышь и сгрызет просфору, да ещё свечами церковными закусит.
- «Постоянно науськивает дворовую собаку Жучку, чтобы обоссывала мне забор… А один раз подослала козу, да до того пакостливую и нахальную…» Коза потом оказалась мужика с соседнего переулка, мужик признал, что пережёвывать верёвку и уходить шляться по чужим огородам коза и в самом деле любила, да и на рога поддеть незнакомого и боязливого действительно покушалась, а вот чтоб человеческим смехом смеялась - не замечал за ней такого…
