— Джеронимус… — Вадим сам не знал, как с его губ мог сорваться следующий вопрос, — но ведь остаётся ещё корабль, который Гудман тогда вёл на Тенотк и с которым вернулся назад… Может быть, он был там?
Рок пожевал губы.
— И это вряд ли. Там тогда из землян только несколько баб было, не первой молодости и свежести… Это я очень хорошо помню, и Гудман помнит, потому как одна из них была какой-то, вроде как, пророчицей, и всю дорогу ему твердила, что незачем ему туда лететь. Он ей тогда, конечно, не поверил, а вот потом так впечатлился, что на свободу её отпустил. Это сейчас он изображает, что ему сам чёрт не брат, а тогда перетрусил-то знатно. Потому как не просто пожар это был. Почему, думаешь, Тенотк так спокойно оставили, теперь земляне его заняли, строительство там развернули? Потому что нахрен он теперь никому из наших не нужен. Один пожар — случайность, три — уже статистика.
========== Гл. 13 Проклятые вопросы ==========
Махавир остановился перед холодильником с телом Маниши Каури. Хальса, как и следовало ожидать, от оплаты пересылки тела на родину отказалась, и не в деньгах было дело. Просто не хоронить же отступницу, опозорившую себя и свой род сотрудничеством с пиратами, убийством, покушением на ребёнка, по обычаям сикхов… Теперь тело Маниши, вместе с другими телами, которые некому забрать, будет на списанном корабле отправлено на ближайшее солнце.
— Что ты за глупое такое существо, Маниша? Чего тебе не хватало? Разве ты плохо жила? Или такое особенно чёрствое сердце дал тебе господь? Когда твоя мать умерла, не пережив известия о том, в чём ты оказалась замешана, в чём обвиняют людей, с которыми ты связалась — и это тебя ничему не научило…
Тихие шаги, раздавшиеся сзади, заставили его вздрогнуть. Обернувшись, он узнал Элентеленне.
— Прости, не хотела потревожить тебя в твой Час прощания и неотвеченных вопросов. Я могу подождать за дверью, потому что мой Час прощания может и повременить… Я, по правде, пришла сюда примерно для этого же. Поразмыслить, как может происходить такое, что семена зла всходят на освящённой, прекрасной почве… Я знала одну Каури некогда, ещё на Лорке. Неужели это её родственница, может быть, сестра или племянница?
— Маловероятно, всех родственников Маниши я знаю, они не улетали с Земли. Но это, по-видимому, тоже женщина нашей веры, если ты видела у неё длинные косы и металлический браслет на руке, то это так. Все женщины-сикхи носят фамилию Каури, так же как все мужчины носят фамилию Сингх.
Кажется, Элентеленне вздохнула с облегчением.
— Мы не слишком много общались с нею, к сожалению, она вела лишь небольшой факультатив в нашем университете. Но как-то раз мы, с ещё несколькими девушками, разговорились с ней о сложностях перевода священных текстов. Я помню прозвучавшее тогда, поразившее нас, открытие, что мы верим в одно и то же. Могут быть другие слова, имена, другие формы… Но суть веры у столь далёких друг от друга миров удивительно схожа.
— Я ещё в десять лет понял это, беседуя с соседями-нарнами. Может показаться стороннему взгляду, что мы очень разные, потому что у нас разные обряды, у них есть празднование священных дней Г’Квана, во время которых нарны соблюдают пост и много молятся, а у нас считается, что нет никакой потребности в постах и ограничениях, богу это не нужно, соблюдать умеренность нужно только самому человеку, и нужно всегда, вне каких-то особых дней. И для нас очень важным обычаем является не стричь волосы, потому что это грех нанесения вреда самому себе, а у нарнов вот волос нет. Но их обычай Праздника Даров очень схож с нашими столовыми для бедных, и их понятие о боге, для которого нет различий и которому каждый может вознести хвалу и благодарность — оно такое же, как у нас.
— Различаются обряды, не суть, — кивнула Элентеленне, — и зло и неправда возникают там, где обрядами подменяют суть, ставят их важнее сути, полагая, что длинные волосы, или молитвы, или посты — это и есть вера. Где больше обращают внимания на различия, а не на сходства. Мне было семь лет, когда в моём народе произошли перемены в понимании бога и пути правильного служения ему. Я помню, как мама подозвала меня, обняла и сказала: «Теперь, Элентеленне, ты тоже будешь учиться, как и твои братья. Мне немного страшно за тебя, потому что тебя словно бы кидают в пучину, в которой легко потеряться и мужчине… Но я верю, что в этой пучине у тебя есть ориентир, и он сильнее всех земных страстей. Если господь пожелал, чтобы и дочери его служили ему так же, как сыновья, то эту честь мы должны принять со смирением и готовностью». Моя мама тоже пошла учиться, она была уже немолода, и образование её вышло очень скромным, но она всегда поощряла всех девочек нашей деревни учиться, хотя у многих из них семьи смотрели на это нововведение с очень большим сомнением. Но она доказывала, что дочь не утратит добропорядочности, даже если острижёт волосы и наденет брюки…
— Но ты не остригла.
Лорканка невольно коснулась тугой чёрной косы.
— Наверное, в этом у нас тоже много общего. Я знаю, что это нужно не богу, а нужно мне. Я знаю, что не стала бы хуже, менее угодна богу, если бы остригла, но так мне… Так я чувствую себя более цельной, наверное. Ты вот упомянул о нарнах… Наша учительница истории, нарнка, рассказывала, что пророк Г’Кар говорил: хорошие традиции надо чтить, плохие забывать. Эту традицию я плохой не считаю.
Вадиму снился сон. Снова сон про прошлое, про детство… Рождество — его второе Рождество на Корианне, им с Элайей по 12 лет. Третье в жизни, первое он помнил смутно, его привезла в их тузанорскую квартиру тётя Кончита, дядю Лео срочно сдёрнули по работе, тётя, как человек с активной жизненной позицией, собрала дочек и каким-то образом перехватила билеты у чуть ли не в последний момент отказавшихся от поездки двух молодых дрази, рассорившихся с женой. Воспоминания Вадима немного разнились с показаниями того же Гани, тот утверждал, что на ворвавшемся в их и без того довольно яркий домашний кавардак чернявом смешливом ураганчике не было вообще никакого шарфа, не так уж сильно он в Тузаноре и нужен, хотя тот день был довольно ветреным, а Вадим шарф помнил — красный, длинный и очень мягкий, он утонул в нём, когда тётя подхватила его на руки, бурно расцеловывая. Ганя вообще помнил много всякого, что прочие потом отрицали — как Уильям, забыв про всяческие правила приличия, с восхищённым подвыванием трогал пышные шапочки волос Кони и Лусии, а потом помогал им загонять Ганю, чтоб они, с теми же примерно звуками, трогали его уши, и как Вадим, которого зачем-то взяли с собой в поход за необходимыми покупками, хвастался всем продавцам, что вот это — его тётя, самая настоящая тётя в гости приехала, и у них сегодня праздник. Зато Уильям помнил, как Ганя, усаженный вместе с ним мастерить лучи для звезды-пиньяты, ворчал, что так и не понял, почему некоторые земляне, как все нормальные миры, празднуют Новый год, а некоторые вот какое-то Рождество, может быть, теперь кто-нибудь объяснит.
На Минбаре Новый год, конечно, праздновали, с поправкой, как, смеясь, приговаривала Лаиса, шинкуя фрукты, которые были признаны Кончитой вполне себе аналогом приведённым в рецепте, на минбарское понятие празднования. Это было торжественное событие, время для молитв и размышлений о минувшем и грядущем. С центаврианским Валту, то есть, не сравнить. Насчёт празднования дней рождения каких-нибудь богов — тут сложнее, вот некоторых, вроде Лудерика, создавали частями, что за день рождения считать? У Рутериана минимум десять разных версий обстоятельств рождения, в том числе он воплощался среди смертных и, есть такие разговоры, не один раз… У старших богов отдельные специальные даты есть, а прочих как-то оптом в дни Валту и прочего такого чествуют, это даже для центаврианского брюха чересчур. А празднование в честь божеств Рода Алваресов — почему нет, она вот, как Рикардо, кстати, выражался, всегда за любой кипеж, кроме голодовки…