Вито горестно провёл дрожащей рукой по лицу.

— Секс для деторождения? О нет, только не у вас… Это ж самое бесхозяйственное обращение с даром природы, какое я встречал! А чаще жрать вы не можете? Нет, ты не сочти за какие-то намёки…

Глядя на эту задрапированную покрывалом фигуру, более всего напоминающую занавешенный скелет в углу морга кислородников, самое время было думать об Альтаке, Вито в этом не находил ничего ни странного, ни аморального. Не Альтака ли его в том числе и толкнул к этому, вот на эту самую кровать. С этим своим «найди себе кого-нибудь помоложе, порезвее»… Можно б было найти и поубедительнее аргумент, джентльмен хренов, для того, кто прекрасно знает, что списывать тебя в запас рановато, и знает, что ты это тоже знаешь. Ну, не сказать же проще — стыд… Всё-таки женатый мужчина, даром что брак этот, совершённый по натуральной любовной горячке (да, при том, что жених был уже не юным вдовцом, а невеста того старше и в двух разводах) не трещал по швам просто потому, что оба уже не готовы были снова оказываться на распутье. Всё-таки друг семьи… В этом, наверное, всё и дело. Дурацкий стыд перед памятью друзей, и ведь было уже несколько попыток прояснить этот вопрос, но куда там, в уходе от разговоров, которые не желает вести, Альтаке равных нет. А кто тебе виноват, Винни, что тогда, в самом начале, не отбился от неуклюжих домогательств? Ладно, тогда алкоголь виноват был, спасибо тебе, боже, что даровал нам продукт сей, на который можно свалить все свои косяки. А дальше? Ну, видимо, в том и дело, что и льстил такой интерес в уже немолодые годы, и просто от возможности спустить пар грех отказываться. Но и соглашаться, видите ли, тоже грех, это в бумагах Альтака может мухлевать не краснея, а отношения для него тема серьёзная.

— Интересно ты выражаешься, господин Синкара. До сих пор ты был более чем откровенным, и вдруг — намёки! Верно, ты мало говорил с теми, кто говорил со мной до тебя. Тогда я повторю и тебе — в истории и культуре нашего мира есть такое, что сложно понять вам. На нашей планете нет других разумных — так откуда же, по-твоему, мы знаем о свойствах их крови? Ты слышал, верно, что небо нашего мира тёмное, там никогда не бывало много света. И небо не имело для нас такого высокого, полного восторга значения, как для любого из вас, мы не воспевали его и не стремились к нему — потому что знали, что там живёт. Не только та тьма, что закрывает от нас свет солнца и звёзд, но та тьма, что смотрит на нас сверху и иногда спускается к нам…

Человек подпёр голову рукой, сквозь блаженную истому в больших карих глазах блеснули искры интереса.

— Тени?

Раймон кивнул, чувствуя особенную благодарность к моменту за то, что так легко прошло упоминание темы, которая даёт понятие об истинном могильном холоде и тому, кто, по меркам этой слабой, краткоживущей вселенной, не вполне является живым. Да, у него было время осознать и привыкнуть, что этой тьмы больше нет. И всё же сейчас жар происходящих внутри химических процессов, жар лежащего рядом тела были как для них, живой плоти, пылающий камин и алкоголь в тот момент, когда приходится рассказывать о пути через мрак и холод. Тюремная камера, где на полу мерно мерцает соскользнувший с кровати планшет, а со стены светло сияет море неведомого мира, может быть не худшей защитой от этого чувства, которое неправильно всё же называть страхом, для него есть слово в языке ранни, но есть ли в языке землян — этого он пока не понял…

— Вы называете их так, да. Мы называли просто — тьма, употребляя это слово с суффиксом абсолютности, «среди всей тьмы на свете это будет тьмой». Есть легенды о том, как в самые древние времена тьма сходила к нам, и из этой тьмы выходили существа иной природы… Мы не знаем, кто они были, из описаний в этих легендах этого не понять. Уже не представить, что означает — «подобны камню» или «имеющие столько рук, сколько желают», из легенд Минбара, а после и из истории последней войны, бывшей на моих глазах, я знаю, каковы сами Тени, это определённо не они, вероятно — какие-то их слуги тех времён.

— Они проводили над вами эксперименты?

Вопрос был почти утверждением — действительно, какой иной ответ он мог предполагать?

— И более жестокие, чем выпало на долю кого-либо, кроме их слуг. На островах или в огороженных горами местах они устраивали свои… полигоны. Они привозили разные виды разумных и давали ранни пробовать их кровь, а потом устраивали охоту… Охоту ранни на этих разумных. То есть, это теперь, с учётом всего того, что мы узнали позже, мы понимаем, что это были тоже разумные, тогда же они были для нас некими странными видами животных, каких мы не встречали в другое время в нашем мире. Ходящие на двух ногах, издающие сложные звуки и иногда применяющие сложные стратегии в попытке выжить, но всё же животные. Кровь которых оказалась самым желанным блюдом для нас, благодаря чему те таинственные и страшные события и дошли в легендах до наших дней. Одни несчастные пытались прятаться в лесах и пещерах, другие отчаянно сопротивлялись, но какое сопротивление тут может помочь… … Я говорил, что нам нет нужды лишать жизни ради пропитания, но ведь эти животные не понимали этого, и едва ли были б готовы расстаться даже с малым количеством своей крови добровольно, и уж тем более едва ли порадовали б их надежды наших предков… одомашнить их.

— Пожалуй, — хохотнул Вито, — значит, своим сопротивлением они… как бы так выразиться для полицейского не слишком неподобающе… лишь ускоряли свой конец?

— Получается, что так. Легенды не дают нам, как ты понимаешь, взгляда с их стороны. Они излагают лишь рассказы наших предков об удивительных животных, спускавшихся с неба, о добыче, дающейся трудно, но оказывающейся роскошной наградой удачливому. Подтверждений этим легендам мы не нашли — никаких останков при раскопках… Возможно, они хорошо прибирали за собой. Но такое вполне могло быть. А вот похищения — это не просто легенды, это реальность. Это происходило на протяжении нашей истории не раз. Чаще всего они забирали одиноких путников, или уединённо живущих ранни — потому у нас сложилась традиция жить кучно, большими семьями, так всё же меньше этой опасности. Некоторые не возвращались, вероятно, погибали там, но те, что возвращались… они уже не были прежними.

«Найди кого-нибудь помоложе», говорил Альтака. Ну, вот тут уже осечка вышла — этому существу, по крайней мере как оно само утверждает, 150 лет. И в это почему-то веришь, несмотря на отсутствие каких-либо привычных признаков старения. Его волосы абсолютно чёрные — а если приглядеться, становится видно, что они очень прочные, жёсткие, как остевая шерсть животных. На его коже не заметно морщин — но она не кажется юной, она кажется скорее… застывшей. Похожей на искусственную кожу бионических протезов, на кожу моделей в видеомоделировании на ранних этапах. Однако кое-где, видимо, где кожа наиболее тонкая, проступает сейчас лёгкий румянец, которого явно не было раньше — верно, следствие употреблённой крови, расшевелившей дремавшие химические процессы.

— Что же ещё они могли сделать с вами, после того… — Вито осёкся, едва не выговорив «после того, что с вами сделала природа».

Раймон печально улыбнулся.

— Показать нашу подлинную суть. Те, кто возвращались, рассказывали страшное и удивительное о том, что есть там, в небесной тьме. О целых мирах… тех самых разумных животных из древних легенд. Это само по себе ужас — увидеть таких, как вы, ходящих на двух ногах, имеющих связную речь, но подобных коровам, которых мы разводим. Едящих траву и чужую плоть. Тебе не представить, как дико и мерзко это глазами ранни, не представляющего, как разумный может грызть плод дерева или мёртвую плоть животного. Как разумный может впадать в беспамятство — спать.

Вито, как раз размышлявший, какие ещё истории о встречах с чудесным и зловещим может вот так просто и в чём-то даже банально объяснить космическая эра — сказок-то в любом мире всяких-разных хватает — только головой покачал.

— Сочувствую… Да, это должен быть сильный культурный шок, ну, как для нас — вы. Выходит, под легендами о вампирах вот какие основания.