— С ума можно сойти, что ещё сказать. Что бы мы, городские дети, о жизни знали вообще… Я грешным делом, когда о таких базах по выращиванию растений и грибов слышал, думал — вот до чего хорошо народ устроился, ходи себе, рви цветочки…

— В какой-то мере это так и есть — если всё организовано правильно, все растения растут на подходящей им почве, соседствуют только с теми, которые им не вредят, окружены нужным заграждением от вредителей — наше вмешательство минимально. Но хватает работы, например, с первичной обработкой сырья — сушкой или наоборот, созданием настоев и выжимкой масел, кроме того, у нас были грядки и теплицы и для нужд нашего пропитания… Но всё равно не могу сказать, чтоб моё детство было переполнено тяжёлой работой — мне хватало времени и на изучение родительских книг, и на тренировки с дядей Кодином.

— А мы вот с Мигелем всегда задавались вопросом, как бы так дополнительное время изыскать — чтоб и на поиграть хватило, и по шее от отцов потом не получить, если учебные задания сделаем абы как.

Что ж, раз уж они тут уже довольно много говорили каждый о своём детстве… наверное, допустимо, чтоб она задала и этот вопрос.

— Андо… Верно, что ты был знаком с моим напарником, Вадимом Алваресом?

Парень присвистнул.

— Ну как — знаком… Детство, считай, вместе провели — ну, пока они на Корианну не отбыли. Диего с Ганей дружил, ну и с Уильямом, а мы, соответственно — с Вадимом. Мяч вместе гоняли… Учились, правда, порознь — у них-то подготовка была не чета нашему, сыновья энтил’зы, как-никак. Ну, старшие, то есть, но и Вадим к тем же учителям ходил, что только программа полегче была, таких послушаний, как от Коулов, от него никто не требовал. Уже ожидалось, что Ганя тоже в анлашок вступит, но оказалось, он историей прямо серьёзно увлёкся, насколько знаю, на Корианне потом истфак заканчивал. А Уильям переводчиком стал — влияние Шериданов, не иначе.

Этот вопрос был вполне невинным, но будет ли таковым следующий? Однако, сама внутри себя понимая то, что Андо пока не очевидно — что она стоит на пороге этого самого коварного из грехов неподобающего любопытства — она должна этот шаг сделать, иначе каков же смысл…

— Ты не знаешь, почему они переехали на Корианну? Не моё дело рассуждать, это правда, но не очень логичное место для сыновей энтил’зы.

Андо задумчиво прожевал очередной лист.

— Ну, если так рассуждать… Энтил’за жив покуда и ещё долго здравствовать собирается, и должность, опять же, не наследственная. В анлашок идут тогда, когда сердце ведёт, а пока не привело — так незачем и идти. Достойнейшую из возможных подготовку, образование отец им обеспечил, ну, а дальше их собственный жизненный выбор… В принципе, они могли, наверное, остаться здесь, но видимо, не захотели расставаться с Лаисой и Вадимом.

— И это тоже мне непонятно. Как можно увозить ребёнка-гибрида оттуда, где он может получать достаточно квалифицированное врачебное наблюдение? Тем более куда — на Корианну, где только отстроили руины после гражданской войны!

Снова было разлито по чашке чая, с короткой благодарственной молитвой за насыщение.

— Ну как сказать, Элайя Александер там как-то выживал, а у него посерьёзней проблемы будут. Да и как ни крути, Корианна оптимальный мир в том плане, что там никто не будет ломать копья по вопросу, Избранный он или как, а того Лаисе на тот момент больше всего было и надо.

— Избранный?! Кто — Алварес?

Андо закусил губу.

— Не стоило мне этого говорить, видимо. Но я так посчитал, что раз вы напарники, то ты знаешь…

Отец как-то сказал, что всякому соблазняющемуся кажется, что грех приведёт его к чему-то неизведанному и волнующему, между тем как грех ведёт всегда к вполне изведанному, испытанному тысячей несчастных до него — к стыду и раскаянью, ощущению своей нечистоты. Насчёт стыда и раскаянья сказать пока сложно было, но неизведанное, определённо, здесь есть. Именно неизведанное стояло сейчас перед ней — и пугающее, потому что она совершенно не понимала, о чём речь и как себя вести, понимала только одно — что недопустимо показать этот страх перед тем, чьим простодушием она сейчас пользуется.

— Смотря что. Сколько б разговоров уже ни было между нами — я не могу знать всю его жизнь. Потому я и завела с тобой этот разговор, чтоб посмотреть на того, кого знаю, глазами того, кто знал его много дольше.

— Конечно, ты говоришь правдивые вещи, только ведь это было давно, в детстве. Впрочем, не думаю, что Вадим изменился в главном — в том, что он честный и скромный малый. И его, и его мать эти кривотолки очень уж нервировали. А с ними и прочим близким нервов доставляли. Да и энтил’зе, если уж на то пошло — хоть это не его сын, но живёт ведь в его семье… Мало что ли наше общество из-за Дэвида Шеридана гудело, но того по роду матери трилюминарий признаёт, и то свечение слабое, а в Вадиме ведь нет ни капли минбарской крови, а сияние, говорила Лаиса, было такое чистое, пронзительное — вот откуда? Я надеюсь, сестра, ты не будешь говорить об этом в лишние уши. Ну, сам Вадим уж точно б этого не хотел. Хотя не знаю, долго ль утаишь шило в мешке. Всё-таки это видело множество жрецов и прихожан, разговоры, как ни крути, шли долго… Сейчас об этом уже редко вспоминают — ну так и слава Валену, Вадим не на Минбаре живёт.

Дайенн сидела, как обухом по голове ударенная. О чём говорит Андо? Как подобное может быть? Мыслимо ли не думать теперь об этом, мыслимо ли позволить себе думать — как это понимать? Не может пройти в голове даже отзвук этого ответа — что в этом человеке душа Валена. Но всё же этот ответ явился — и как очистить теперь разум от самого невообразимого кощунства? Или как очистить разум от другого кощунства — допущения, что святыня минбарского народа поддельна, что вовсе не Валенов след она несёт… И какая из этих мыслей страшнее? И сколько б было сторонников той или другой, если б Вадим и сейчас жил на Минбаре, если б разговоры не смолкали — а как они могли бы смолкнуть, если б живое напоминание дышало одним с нами воздухом? А за ним встаёт тень раскола и смерти нашей веры… И пожалуй, теперь можно понять, почему Вадим пришёл к атеизму — как можно примирить веру с тем, что ему пришлось о себе знать?

Знал ли об этом алит Соук? Ни словом, ни полсловом он не намекнул об этом, он сказал, что причина отъезда семьи Алварес — тайна, соблюдённая в высших кругах. Но какова вероятность, что он счёл бы её достойной этого знания? Нет, совершенно точно, это была б для неё лишняя информация. Мог ли алит Соук на самом деле знать об этом? Мог. Среди прихожан того храма вполне вероятно были воины. Даже если жрецы сразу пришли к решению сберечь эту тайну внутри касты (во имя Валена, это всё равно треть минбарского общества!) — мало ли было в истории секретов, предотвратить утечку которых не удалось. Но ведь в шоке первых минут об этом просто никто не подумал…

Хуже нет — спрашивать себя сейчас, должна ли она сообщать об этом алиту Соуку. Да, должна — потому что обязана сообщать ему всё, что ей стало известно о личности Алвареса. Нет, не должна — потому что не вправе позволять своим устам такое кощунство, и потому что не должна была этого знать, это информация не её уровня. Никто, никто вообще на белом свете не должен был этого знать!.. Но почему-то ни одна сила во вселенной не остановила Лаису по дороге к этому храму.

Нет, хуже есть — размышлять, что думает об этом сам алит Соук, если действительно знает. И к которой из версий склоняется — что в равной мере колеблет самые постулаты веры. И все эти мысли, разрывающие голову — насколько некстати ввиду предстоящего полёта к месту преступления… Воистину, Альтака прав, во многая знания многия печали.

— Что, этих можно уже грузить? — Лай Вонг, потирая руки и откровенно скучая, слонялся туда-сюда по комнатам Островка, лениво попинывая трупы — благо им, давно уже окоченевшим, на это было ровным счётом плевать.

— Да, забирайте, — Сингх разогнулся, положив в контейнер очередной пакетик для сбора улик.