А за окном проплывали два шпиля городской библиотеки — одного из самых высоких зданий в городе. С восточной стороны по крыше ползают мелкие фигурки — высотники, может быть, и Тулпеше среди них. Хотя эти, кажется, просто подновляют краску, а Тулпеше специалист по «всякий лист — металл, пластик, стекло минбарское, так положить, чтоб думать — тут и быть расти, как дерево из гора, как гора из земля». Библиотеку построили минбарцы, состояла она из двух половин-крыльев — зендской литературы и иных миров, причём больше копий в обществе аборигенов было сломано именно по поводу зендского крыла — ладно художественная литература, ладно научная (её и не столь много), но как можно рядом держать священные книги разных религий? А если святыни коснётся нечестивый глаз или непочтительная рука иноверца, с этим что делать-то? К некоторому удивлению, победило всё же такое соображение, что священные книги свыше наделены огромной силой, и как знать, может, привлекут заблудшего к правильной вере.
А с боку к библиотеке лепится, словно детёныш к матери, здание языковой школы о трёх этажах — с классами зендского (того, на котором говорят в столице, и который имеет наибольшие шансы стать когда-нибудь единым языком Зендамора), минбарского и земного. Земной изучается по преимуществу родившимися здесь минбарцами, но и зенды порой интересуются — для работников торговли и туризма это необходимо.
— Оно с одной стороны понятно, господин Алварес. Но с другой — это дело вообще чем такое острое, чтоб в наше веденье попасть? Ну, зендским отношением к мертвецам, минбарцам ведь не нужны народные волнения, а нам — дестабилизация обстановки в до сих пор тихом секторе… А если к ним туда начнут ездить всякие потыкать пальчиком живого лумати — это зендов, как думаете, беспокоить не будет?
— А я-то думал, суть дела в том, что пересылка трупов по почте — не самый законный и заслуживающий оправданий поступок, а оно вон как, оказывается!
А вот блеснула внизу крыша Института естественных наук, на широком выступающем балконе столпились вышедшие на перекур студенты. Перекур иногда в самом прямом смысле, зендская курительная трубка это такая штука, которую и сверху сложно не заметить, как не в половину их роста…
— Господин Алварес, ну! Кто с этим спорит-то! Но не вы ли в начале говорили, что в гробу, извините за каламбур, эти трупы видали? О живых надо беспокоиться, а не о том, кто с чьего мнения неделикатно обращается с тем, чему уже не больно — не ваши ли слова? Для кого-то преступление уже то, что трупы вообще из земли вынули — ну или где они там покоились, а кто-то умерших родственников у себя в саду закапывает — и норма жизни… Если так посмотреть, он на эти трупы имеет больше прав, чем кто бы то ни было во вселенной, никакой родни у них всех нет, там, где они лежали, без них тоже никто грандиозной потери не ощутит. Пусть он и решает, что с ними делать. Да, лучше б было, если б решал законным порядком — с запросами, разрешениями, всеми необходимыми бумагами… Но представьте, какая в его положении это волокита. И какая, опять же, истерика у зендов, кому оно надо? Мы его предупредили, что поймаем его наёмника — будет очень плохо, а за остальным проследят тут минбарцы…
Спорили до самой гостиницы и некоторое время ещё там — теперь уже требовалось выслушать недоумение Сайкея… Когда расходились, Дайенн удалось задержать Лалью — она чувствовала, что не может не выразить ему благодарность за то, что выручил её в разговоре с Алваресом.
— Ничего, госпожа Дайенн, думаю, вы понимаете, что это не ради вас. А ради того, что между коллегами не должно быть раскола, и что я действительно считаю, что дело лучше замять. Не ради Хистордхана, конечно, мне его проблемы лично до форточки, а ради того, чтоб не приходилось говорить об этой машине. В отличие от вас, я-то точно не хочу, чтоб эта машина попала к моему правительству.
— Лалья…
Дрази нервно почесал за ухом.
— Можете считать меня не патриотом, кем угодно считайте. Я действительно лучше оставлю машину в руках этого Хистордхана, хоть он мне совершенно не нравится, чем доживу до спекуляций с воскрешениями из мёртвых. Не по каким-то религиозным соображениям — не думаю, что в мире происходит что-то, чего Дрошалла не хотел бы допустить. В мире происходит то, что мы допускаем… Я не доверяю никакому правительству, но своё я знаю лучше, чем чьё-то ещё, поэтому ему не доверяю особенно. И у меня, конечно, теплится надежда, госпожа Дайенн, что ваше обещание, данное Хистордхану, дано не с оговорками, что вы не сдадите его местным минбарским властям… Хотя бы религия, быть может, вас остановит. Ведь вы верите, что душа после смерти уходит в новое воплощение, а задерживая её в одном теле, вы воспрепятствуете её развитию, разве нет? Во всяком случае, вы должны понимать, что если факт обладания минбарцами этой машиной всплывёт — мы все окажемся в очень серьёзной передряге.
— Лалья. Если б я держала за пазухой камень — разве Хистордхан не понял бы этого? Разве дал бы нам спокойно уйти?
— Ну положим, не мог же он нас убить, это б точно обстановку не разрядило… Тут другое, мы же оба понимаем. Он бы тогда тоже молчать не стал. Сдал бы всех, кто ему тут помогал в лёгкий обход протокола. Кто кораблям давал разрешение на вылет и посадку — хоть как встречались с сыном Хистордхана, знают, что они лумати — и никаких упоминаний нигде. Кто продал им вот этот участок среди захоронений… Хоть и не нужный, получается, местным-то — но ведь закон же запрещает продавать чужакам… И как-то они это обошли. Ну, а уж про похищение мумии что и говорить. Зендов там особо не ходит, да и не всякий зенд даже за большие деньги такое сделает… Так что сами понимаете. Не знаю, какой резон эти кто-то нашли помогать Хистордхану, но точно не факт, что соплеменники их поймут в этом, верно ведь? Уж точно лучше вслух о таком не говорить. Молчание — главная валюта Минбара…
========== Гл. 10 Не благие вести ==========
Утро ознаменовалось, кроме звонка Альтаки с вопросами, как настроение и успехи (очень удачно, что у терминала оказался разговорчивый и талантливый на враньё Лалья, как раз до глубокой ночи стряпавший отчёт с приемлемой для всех версией событий), пришествием Тулпеше, от Сайкея уже знающего, что дело завершено и пришельцы скоро улетают.
— Так радость! Я был ждать, наказать Хистордхан за его зло, я был обещать принести за это великая жертва в храм! Лучше гнать Хистордхан прочь от наш мир, но если Хистордхан идти жить с мёртвый — тоже хорошо, любить мёртвый — пусть жить с мёртвый, мы считать так! Я говорить с калбу Досвей, это главный в наша религия в Делкхаст. Он говорить, это хорошее решение. Пусть Хистордхан и его семья брать себе заклятая земля, он там, мы здесь, мы не ходить до его дом, он не ходить до наш дом, всем хорошо. Быть лучше, если он страдать за Шудвеке, но вы напугать, чтоб больше не делать скверна в наш город — тоже хорошо. Калбу Досвей говорить, так спасти много жизнь — спасти наш чистота, это больше!
Не одни только минбарцы не любят скандалы, хотелось сказать Дайенн Лалье, религиозные лидеры зендов тоже не прочь замять дело, не ссорясь с богатым иномирцем и при том не давая пастве поводов для возмущений. Дадут Хистордхану понять, чтоб отбыл с чады и домочадцы в приобретённые угодья поскорее и насовсем, чтоб духу его в Делкхасте не было хотя бы какое-то время — и всем хорошо!
— Поэтому я принести в храм дар не в честь наказание, а в честь порядок! И за то, чтоб вернуться твой брат, Альфаре.
Ого, вот это занятно. При таком знании языка, при таких обстоятельствах общения — хватило времени узнать о семейной трагедии Алвареса и проникнуться… Наверное, в его глазах это как-то сближает их.
— Мой брат не вернуть, такой закон, такая жизнь. Твой брат если живой — вернуть, это лучше, это правильно.
Да, наверное, это было б правильно, думала Дайенн, когда слои металла и пластика окончательно отделили их от атмосферы этого мира (а она не надышалась ещё запахами цветов и травы, не насладилась земной твердью под ногами, светом солнца, видит бог, мало этого было, слишком мало… но ради всех цветов всей этой планеты и этого самого супа из морепродуктов всё же немыслимо задержаться здесь ещё хоть на день…) — и не только потому, что это осушило бы слёзы несчастной матери, потерявшей единственного сына. Это многое должно б было перевернуть в самом Алваресе, смеющемся над верой в силу молитвы и милость высших сил, провозглашающем только один вид веры — в человеческое упорство…
