— Мы забрали к себе Дурзум — эту единственную выжившую. Как память о Линшат и том, что она пыталась сделать. С той поры мы живём здесь — в сущности, уже нет причин предпочитать одно место другому, но этот мир действительно имеет ту приятную сторону, что здесь не любят лезть не в своё дело. Минбарцы — по принципу деликатности, аборигены — по принципу брезгливого дистанцирования от приезжих. Это вопрос безопасности моей семьи, я уже говорил. Я слышал о некоторых лумати, ставших жертвами… того, что остались одни. В своё время они отказались присоединиться к колонии Линшат — и не умерли от дракхианской чумы, зато попали в руки пиратов. Абим по моему поручению разыскивал их — увы, все, о ком удалось узнать, уже мертвы. Относительно повезло только той семье, что жила у аббаев. Я не хочу такой судьбы для своих детей.
— Вам следовало попросить защиты Альянса…
— Да бросьте, — улыбнулся Хистордхан, — я высокого мнения об Альянсе, действительно высокого. Столько лет удерживать хрупкий баланс между хищниками и их возможными жертвами — это талант. Но зачем навешивать на Альянс ещё наши проблемы? Мы больше не являемся миром, госпожа Дайенн, и нам нечего предложить, как расе, как культурной общности — а брать, не оплачивая, я не привык, моя честь этого не позволит. Это было бы чрезмерной слабостью. Я признаю наш проигрыш, я признаю ту слабость, которую невозможно не признать. Но покуда я жив, я не позволю себе стать окончательно слабым. Я сделаю всё, что возможно, для моей семьи сам. И ведь мне удавалось… Мы тихо жили, не привлекая внимания, работали и платили налоги, не нарушали закон. До тех пор, пока однажды мне не пришлось его нарушить…
— Когда вы не похоронили вашу умершую жену, — кивнула Дайенн.
Хистордхан наклонил голову — в тишине было слышно, как седые пряди шуршат по ткани одеяния.
— Мы, лумати, никогда не были сентиментальны к мертвецам, не имели слабости к похоронной обрядности и слёзным поминаниям. Это… фальшиво. Смерть надо уметь принимать. Тоска по покойникам и все эти ритуальные пляски вокруг их могил — удел низших рас, по своему невежеству надеющихся, что какими-то обрядовыми действиями они могут бороться с неизбежным. Но прежде нас никогда не было… так мало. И прежде это не была моя горячо любимая жена. Я был готов к её смерти, действительно был. Мы не молоды, и не относимся к долгоживущим расам. Но я был готов к тому, что буду сидеть у её постели и держать её руку, когда её сознание будет угасать… У нас на родине, вы, наверняка, слышали, естественной смертью часто была эвтаназия — незачем заставлять человека страдать в тисках физической немощи. Вам, как воспитаннице воинов, это должно быть понятно. У жрецов и мастеров, конечно, несколько иной подход… И для меня не составило бы проблем помочь Эфран достойно уйти. Но до этого было ещё так далеко. В свои годы она была полна бодрости и энергии, я знавал немало развалин младше её годами. Она просто поскользнулась на ступеньках бассейна… Так нелепо, как могло произойти с кем угодно, но только не с ней. Дикхалсур обнаружила её уже мёртвой. Мы не были готовы к такому удару, никто не был готов. Я всё понимал… но просто не мог отдать её тело, не мог заявить, признать, что она мертва. Хотя бы отсрочить этот момент… Я положил тело в криокамеру и пытался представить, что всё произошло так, как должно было, что я успел достойно проститься с нею, что она успела проститься с жизнью и нами всеми. Это глупо, и я не должен был… позволять этой слабости завладеть мной. Но мне пришлось признать, моя семья, мои любимые люди — это моя слабость. Я не ожидаю, что вы меня поймёте, хотя готов утверждать, что моя оценка здесь вполне объективна, быть может, эта женщина не эталон красоты, ума, воли — но ничего ближе к эталону я не встречал. Но всё же я хотел бы познакомить вас со своей женой… — Хистордхан поднёс к губам широкий браслет, опоясывающий запястье, и что-то коротко бросил, по-видимому, на луматском.
— Вашей новой женой? — Дайенн несколько оторопела от такого поворота.
— Нет. Моей покойной женой.
Двери, за которыми некоторое время назад исчез ллорт, отворились, и в комнату вошла очень высокая, статная старуха в просторном лиловом одеянии. Несмотря на то, что её заплетённые в три косы — две тонкие за ушами и толстую на затылке — волосы были совершенно седыми, а лицо было покрыто такой густой сетью морщин, что невозможно было представить, как она выглядела в молодости, она действительно не производила ощущения дряхлости. Она лёгкой, пружинящей походкой прошествовала к пустующему креслу по правую руку от супруга и расположилась в нём, переводя с Дайенн на Лалью острый, пристальный взгляд.
— Так случилось, что мне в руки попала одна вещь… — продолжал между тем хозяин дома, — я позволю себе не рассказывать о том человеке, благодаря кому она ко мне попала. Считаю излишним вмешивать его сюда. Тем более что он едва ли знал всё о свойствах того, что мне передаёт. Это артефакт некой древней вымершей расы… возможно, лорканцев. Настоящих, первоначальных лорканцев. Вы ведь знаете, что нынешние колонисты этой планеты, будучи весьма примитивным народцем, очень своеобразно относятся к доставшемуся им наследию древних. На словах всячески чтут и оберегают, на практике не прочь за достойную сумму продать что угодно кому угодно… И не могу их осудить за это, среди покупателей по крайней мере могут встретиться те, кто распорядится этим наследием более рачительно. Этот артефакт оказался устройством, возвращающим умерших к жизни. Он вернул мне мою Эфран.
Дайенн, всё это время благовидно избегавшая встречаться с пристальным взглядом старой лумати, путём того, что не отводила глаз от Хистордхана, не удержалась и повернулась. При всей бесстрастной выдержанности тона рассказчика — каким грандиозным бредом звучит то, что он говорит! Можно ли поверить по этой женщине, что она была мертва? Можно ли поставить под сомнения слова Тулпеше и самого Хистордхана? Могла ведь это быть просто кома? Ведь он не делал официальных заявлений, соответственно — это примитивная диагностика немногим вернее рассуждений родни Тулпеше «Не говорит, не двигается — значит, мёртвый». Да, во вселенной известно некоторое количество историй о воскрешении из мёртвых — и как правило, все они были обставлены определёнными запутанными обстоятельствами, мешающими проверке их достоверности. Хоть бы кто воскрес под бдительным наблюдением учёных-медиков, в окружении приборов, регистрирующих малейшие изменения в организме…
— И тогда… тогда моё сознание озарила идея, от которой я уже не смог отделаться, она подчинила себе все мои мысли, все мои дни. Снова бросить вызов неизбежному… Вызов всё равно бессмысленный, но от него совершенно невозможно отказаться. Ради Линшат, ради её памяти. Она поступила бы так, я уверен. Как раз тогда один мой подручный доложил, что натолкнулся в гиперпространстве на затерявшийся истребитель со времён войны. Разгерметизация кабины, тело ввиду холода отлично сохранилось… В космосе вообще гнить сложновато. Я велел доставить его сюда…- рука Хистордхана снова легла на кнопку, — разрешите представить вам Руджанта и его жену Силдар — её могилу нашли на одном астероиде, холод опять же прекрасно сберёг тело… Их обоих мой подручный доставил лично, во втором случае едва не возникли серьёзнейшие проблемы на таможне, так и обнаружилось, что почтовые пересылки — это, как ни странно, надёжнее. В дальнейшем мы действовали именно так — мой подручный занимался розыском останков и пересылал их почтовыми отправлениями, принцип невмешательства в частную жизнь дал нам потрясающий карт-бланш, жаль, мы, видимо, потеряли осторожность, хоть и понимали, что никакое везенье не бывает вечным.
Дайенн смотрела на вошедших, стараясь не думать о том, не этот ли силуэт она видела минувшей ночью. Ни к чему в присутствии Такерхама, совершенно ни к чему. Хотя какова вероятность, что Хистордхан не подозревает именно в них ночных гостей? Вряд ли старого дельца, главу последней выжившей луматской семьи, можно считать недостаточно проницательным. Да, вполне вероятно, что эти руки и стреляли им вслед… Высокий, физически крепкий мужчина, кажется, довольно молодой. На самом деле родившийся, по-видимому, где-то в середине 30х… У стоящей рядом с ним женщины на руках был ребёнок.
