— Это утопия, Алварес.
— Утопия — это верить, что капитализм, пусть и облачённый в самые светлые одежды соглашений Альянса, сможет победить бедность, дискриминацию, преступность. Мы не увидим этого, Дайенн, путь слишком долог. Но твои дети или внуки увидят, кто был прав, ты или я.
Комментарий к Гл. 15 Монстры и милосердие
* - ритуальный кинжал сикхов
========== Гл. 16 Толкования мира ==========
Можно было наконец и поесть перед началом смены, благо, в столовой сейчас было малолюдно. Только девушки из экономического, ранние пташки, сидели за крайним столом.
— …вся изнамекалась, что высокое начальство до неё домогаться изволили. Как будто мне это интересно. Тьфу!
Тийла подпёрла кулаком круглую щёку.
— Не ну кому как. Мне вот, к примеру, интересно. Бракири, у них же… ну…
Соседка закатила глаза, сглатывая откушенное.
— Мозги половым путём, к сожалению, не передаются. Вчера разобрала свои пять папок и её три, до которых у неё, видите ли, руки не дошли. Точнее, до одной дошли, так там такая белиберда наделана… Это, видимо, и в тех двух то же самое.
— Ну, Эми, ты зря о ней так. Она медлительна, конечно, ну так не все одинаково шустро соображают. Я, например, тоже быстро работать не умею.
— За тобой и косяки переделывать не приходится.
— Так мы-то с тобой не первый год работаем, а она моложе нас, неопытная пока. Научится. Мы третьего дня с ней неплохо поработали, она потом три документа сама сделала, и без ошибок…
— Очень уж ты добрая, Тийла. Смотри, она так тебе совсем на шею сядет.
— Ну надо помогать всё-таки. Нам тоже когда-то помогали, не сразу умными родились.
Элентеленне с подносом неловко покружила, не зная, как лучше — сесть отдельно, а вдруг сочтут, что избегает, зазналась, или сесть к ним за стол — а не будет ли навязчиво, но девушки уже замахали ей руками.
— Вижу, у кого-то тоже авральные дни. Вон какие круги под глазами.
На Тийле сегодня бусы из ракушек — крупных, ярких, с цветом и покроем мундира совершенно не сочетающихся, и многие б, наверное, сказали, что выглядит это безвкусно. Элентеленне так сказать не могла — не лорканцам выступать экспертами стиля, моду всю дорогу Наисветлейший запрещал. Ей лично всегда нравилось, когда Тийла принаряжается — красивым шлассена только шлассен и может назвать, но Тийла добра и жизнерадостна, поэтому на неё приятно смотреть, и её бусы, шейные платки или заколки — часть производимого ею позитивного впечатления. Вот Эми редко вспоминает о чём-нибудь кроме маленьких, почти незаметных серёжек, она украшаться не видит смысла…
— Да, работёнки хватает. Господин Синкара уходит же, надо все дела в лучшем виде передать.
— Господи, отделению без году неделя, успели уже завалов накопить… Хотя, наверное, как и наши же, ещё с яношским не со всем разобрались… Что, точно уходит?
— Переводится на Экалту. Грешно так говорить, но услышал Наисветлейший наши молитвы, — Элентеленне быстро оглянулась, хотя знала, что Синкара с утра должен руководить погрузкой антиквариата, возвращаемого на Шри-Шрабу, — извини, Эми, что так говорю.
— Ничего, я знаю, что как начальство он не подарок.
Тийла фыркнула.
— А кто подарок-то? Наш Хемайни тоже жизни даёт. Да это и нормально, сами тоже не прохлаждаются.
Элентеленне выгрузила с подноса чашки.
— Это-то я понимаю, тут ничего не говорю… Если б он ещё язык свой ядовитый как-то сдерживал. Ну не такой я маньяк, чтоб помнить наизусть, какую именно органику запретили к вывозу с Ипша. Мне в файл заглянуть надо. А то и ошибиться могу.
— Ой, помню, как я в реестре недвижимости с сонных глаз буквой ошиблась, не на того типа выписку сделала. Три года прошло, до сих пор стыдно. Хорошо, заметили вовремя. Да, повезло Мэрси, что не в контрабанде она. А кто теперь у вас главным будет?
— Каис, это прямо и гадать нечего. Она ж после Синкары самая опытная. Ну или Альтака ещё кого с Яноша перетащит.
Тийла покачала головой.
— Невесело Эми, конечно. Она ж за ним сюда перевелась, так он и отсюда теперь уходит, а на Экалту-то никак…
— Не так уж прямо и за ним, — буркнула Эми тоном, не предполагающим, что ей кто-то поверит.
— Неожиданно это он на родину решил вернуться. У него же вроде бы такие карьерные планы были.
Элентеленне вперила в незабудку на щеке Эми погрустневший взор. Как бы хотелось и впредь, как всегда, говорить о господине Синкаре с жалобами и усмешками, легко переходящими одно в другое, а не так, серьёзно.
— Ну, как Сима говорит, не столько в карьерных планах было дело, сколько в том, что не хотел возвращаться на пепелище. Но пришлось бы однажды всё равно. Куда мы денемся от своих корней…
В кабинете царила блаженная тишина — Дайенн была сегодня первой. На столе Шлилвьи уже громоздилось несколько коробок от коллег-аналитиков, на столе Сингха и Ситара белела записка от сменщиков. День ожидается рутинным… за что, впрочем, хвала Валену, должны быть и такие дни. Да и как ни крути, надо Алваресу отлежаться. С его патологической страстью получать телесные повреждения в каждом деле, его земные и центаврианские предки делают ставки, к кому из них он вскоре присоединится. Включив компьютер и оценив время до начала смены, Дайенн поколебалась и вставила в гнездо кристалл Схевени, который она из непонятных ей самой параноидальных соображений таскала с собой. «Таким образом, в буржуазном обществе прошлое господствует над настоящим, в коммунистическом обществе — настоящее над прошлым. В буржуазном обществе капитал обладает самостоятельностью и индивидуальностью, между тем как трудящийся индивидуум лишен самостоятельности и обезличен. И уничтожение этих отношений буржуазия называет упразднением личности и свободы! Она права. Действительно, речь идет об упразднении буржуазной личности, буржуазной самостоятельности и буржуазной свободы. Под свободой, в рамках нынешних буржуазных производственных отношений, понимают свободу торговли, свободу купли и продажи»*. Дайенн потёрла виски. Да почему, почему так? Не всё ведь в жизни сводится к торговле, в любом её понимании, далеко не всё на ней зиждется… Да, она готова согласиться, для многих обществ это, возможно, так, Алварес, воспитанный на рассказах матери о центаврианском обществе, где всё решает материальное благосостояние и влиятельность семьи, должен испытывать отвращение к подобному положению вещей, и это отвращение крепло по мере того, что он узнавал о прошлом Корианны. Но есть ведь общества, которые… ну, переросли этап поклонения материальному, по мере развития технологий победив голод и болезни, перестав испытывать вечный страх оказаться в ущербе, они обратили внимание на более значимое. Конечно, не очень много можно привести таких примеров, и будет нескромным первым называть имя собственного мира… «Все возражения, направленные против коммунистического способа присвоения и производства материальных продуктов, распространяются также на присвоение и производство продуктов умственного труда. Подобно тому как уничтожение классовой собственности представляется буржуа уничтожением самого производства, так и уничтожение классового образования для него равносильно уничтожению образования вообще. Образование, гибель которого он оплакивает, является для громадного большинства превращением в придаток машины»*. Что ж, она может, по крайней мере, с полной уверенностью сказать Алваресу, что это — не про Минбар! Непреложный закон их общества состоит в том, что духовный продукт одних обогащает всех, он выражается и в вере, что дух после смерти, соединяясь в Озере Душ с другими духами, обогащает всю нацию. Не считать же заслуженное почтение к именам великим учителей таким присвоением… Это не имеет общего с принципом авторских прав и патентов у других миров. Да, конечно, минбарцы ревностно оберегали свои технологии от чужаков тысячу лет, но это ведь иное… Да и эта тысяча лет, как ни крути, закончилась с образованием Альянса, когда по условиям соглашения они поделились многими технологиями. Или имеется в виду различие образования для представителей разных кланов и каст? Но ведь образование в любом случае будет различным, невозможно дать человеку такое образование, чтобы оно было универсальным…
