Если все-таки Обнинск, почему телефон не работает? Удивительным было и полное отсутствие рекламы и афиш на стенах. Когда успели убрать? И еще какой-то огромный облезлый транспарант вдоль всего забора, отделяющего площадь от железнодорожных путей, с непонятным текстом: "Нынешний уровень жизни народа ГСМ – результат политики партии ВМ!" Странные какие-то сокращения. То тетка на лошади про праздник ДСМ говорила, то ГСМ и ВМ какие-то. Нет, не Обнинск.

– Че это еще за ГСМ такое? Горюче-смазочные материалы? – спросила она у старушек, которые сидели на скамейке совершенно молча, хотя почему-то было ясно, что они тут вместе.

– Поговори еще, живо у воплотителей окажешься, – неприязненно покосилась на нее одна из старушек, а другая еще более неприятным голосом сказала:

– Нечего тут сидеть! Домой иди, к матери. Детский комендантский час скоро.

Вот это новость! Детский комендантский час. Мама говорила, что в Думе давно собираются принять закон, чтобы дети до 16 лет не могли находиться на улице после девяти вечера без родителей, но она не говорила, что его уже приняли. Да и девять еще не скоро.

– Не ваше дело, хочу и сижу, – огрызнулась Аня вместо того, чтобы последовать мудрому совету старушек. Откинувшись на спинку скамейки и положив ногу на ногу, она продолжила свои наблюдения.

Народу вроде намного меньше, чем обычно. И народ все какой-то не такой. Ага, вот оно что! Почти весь народ состоял из одних взрослых женщин. И все женщины были одеты в мрачного цвета пальто длиной ниже колен. А головы их покрывали одинаковые шерстяные платки грязного серо-коричневого цвета, как у той тетки, что ее на телеге подвозила. Брюк не было ни на одной. Немногие же мужчины были или пенсионного возраста или, если моложе, были одеты в военную форму.

– Что-то есть хочется, – сказала одна старушка другой, прервав длительное молчание. – Пойдем, что ли, у Клавки по пирожку купим. И пропустим по шкалику.

Они поднялись со скамейки и направились к стоявшему неподалеку киоску. У киоска выстроилась довольно внушительная очередь, и старушки встали в конец.

У Ани забурчало в животе. Ей тоже вдруг ужасно захотелось пирожка. Или двух. А, может, и трех. Да и то сказать, сколько часов она уже не ела? И она тоже пошла к киоску. Встала в очередь и спросила у старушек впереди, с чем пирожки и сколько стоят.

– Ты опять тут? – старушки неприятно удивились. – С капустой, пятерка штука, как всегда.

Надо же, как дешево, подумала Аня и достала из кошелька пятьдесят рублей. Куплю парочку. Когда, наконец, подошла ее очередь, она протянула продавщице деньги и сказала:

– Два, пожалуйста. И подогрейте.

– Что?! Подогреть ей, ишь чего захотела. Да ты мне чего суешь-то?! Ты деньги давай, круглики!

Из окошка высунулась рука в белом рукаве и швырнула назад Анькину пятидесятирублевку.

Аня недоуменно покрутила купюру в руках. Нормальная денежка, не фальшивая, не рваная. Чем это она ей не понравилась?

– Отойди от киоска, не задерживай очередь,– послышались сзади недовольные голоса.

Несолоно хлебавши, девочка подошла все к тем же старушкам, которые невдалеке жевали свои пирожки беззубыми ртами, и спросила:

– Бабушки, что это за круглики такие продавщица от меня требовала?

– Ты что, с Вентуры свалился?!

– С какой еще Вентуры?

– Мальчик, тебе же русским языком сказано, иди домой. Вон часы на вокзале висят, видишь, пятнадцать минут всего осталось до комендантского часа, – сказала одна старушка.

– Я вообще-то девочка, а не мальчик! – обиделась Аня.

– Так-так-так, – затакала вторая старушка. – Девочка, значит. В брюках. Горюче-смазочные материалы, говоришь. И круглики что такое, не знаешь. А ну-ка покажи, что ты Клавке совала!

Аня протянула ей деньги и сразу же пожалела об этом.

Старушка с интересом оглядела пятидесятирублевку.

– Все ясно, шпионка! Надо же, уже детей малых засылают, а совсем не готовят. Видать, скоро им совсем конец. Настасья, я ее задержу, а ты иди, зови воплотителей.

И она мертвой хваткой вцепилась своими костлявыми пальцами в рукав Аниной куртки.

– Да никуда я не пойду. Будет тебе, Ирина, отпусти ребенка. Пускай к мамке бежит, а то и правда воплотители заберут. Вон уже из-за угла показались.

Аня посмотрела туда, куда указывала пальцем старуха по имени Настасья. Там появились три существа, одетые во что-то похожее на космические скафандры. Гораздо страшнее, чем у полицейских, которые в Москве мирные демонстрации разгоняют. В руках у них были огромные палки с шипами на концах. Аня такие в кино про древние времена видела, палицы назывались.

– Ладно, раз ты не хочешь, пойду сама их позову. А ты держи девчонку. Смотри, крепче держи. Чтобы не вырвалась. И бумажку, которой она расплатиться хотела, держи, а то у меня карман дырявый.

И старуха Ирина засеменила в сторону "космонавтов". А старуха Настасья, вместо того, чтобы держать девочку, подтолкнула ее в спину:

– Давай, беги быстрей, пока не схватили. Да на вот, забери свою бумажку и не показывай кому ни попадя. Беги, может, пока Вентура не взошла, успеешь удрать. Хотя вряд ли, все равно выследят.

И Аня побежала. Ноги машинально понесли ее в ту сторону, где в ее Обнинске находился ее дом. Она бежала и все время оглядывалась. Те, кого старуха назвала воплотителями, неуклонно преследовали ее. Правда, бежали они как-то уж очень не торопясь, можно сказать шагом, так что расстояние между ними и Аней оставалось почти неизменным, даже увеличивалось. Однако, принимая во внимание разницу в росте, приходится признать, что если воплотители не торопились, то Аня-то бежала на пределе возможности.

Девочка совсем запыхалась. Еще немного, и она упала бы в изнеможении, но тут, наконец, показался их дом. Аня вбежала в подъезд, не обратив внимания на то, что входная дверь была распахнута настежь, и из последних сил молнией взлетела на свой третий этаж. Только удивилась на бегу, что свет на лестнице не горит. Пошарив в темноте в поисках звонка и не найдя его, она замолотила в дверь руками и ногами.

– Кто там? – испуганно спросил из-за двери родной мамин голос.

– Мамочка, открывай скорей! За мной гонятся какие-то страшные дядьки!

Дверь осторожно приоткрылась, оттуда высунулась рука и затащила Аню в квартиру. И тут же дверь снова захлопнулась.

– Какие еще дядьки?!

– Ну, такие большие, в шлемах и с палками в руках! Полиция, наверно.

– Какая полиция, какие палки, что за чушь. Воплотители обыкновенные. Эх, только этого мне не хватало! Сейчас здесь будут, надо круглики готовить.

В доме почему-то было темно, как и на лестнице. Мама держала в руке свечу.

– А почему электричество отключили?

– Не болтай глупости. Быстро раздевайся и ложись в постель. Вот сюда. Может, обойдется еще. Одежду под кровать пихни, да подальше.

– Да ты не волнуйся, они медленно бежали, не должны были видеть, в какой подъезд я забежала.

– А им и не надо быстро бегать и видеть, куда ты забежала. У них следоскопы в руках. Постой, что значит забежала, ты девочка, что ли? Я думала, мальчик. Одета как мальчик.

– Мам, ты в своем уме?! Как я могу быть мальчиком?

Тут раздался сильный стук в дверь, и Аня, сунув одежду под кровать, быстро нырнула в постель.

Мама открыла дверь. В глаза ей брызнул яркий свет фонарей, закрепленных на шлемах воплотителей.

– Что же это вы нарушаете, мечтательница!

– В каком смысле?

– В прямом смысле. Ребенок ваш где?

– Спит давно.

– Не лгите! Знаете же, что обман чреват каранием. Где ребенок?

Один воплотитель остался стоять у двери и освещал коридор фонарем, закрепленном на лбу, а также фонарем в руке, а другой ударом ноги распахнул дверь сначала большой, а потом маленькой комнаты, где лежала Аня, накрывшись одеялом до глаз, и тряслась от страха. Тот, что открыл дверь, достал из кармана блокнот и ручку и грозно спросил:

– Имя?

– Мое?

– Ребенка сначала.