Обдумывая, как поступить, Нари осмотрела реку. Лодки поблизости не проплывали, да и ближайшая деревня виднелась вдалеке лишь пятнышками построек. Пожалуй, она смогла бы покрыть это расстояние за полдня, но Али так далеко она ни за что не донесет.

Разве что можно не идти пешком… Нари взглянула на поваленную пальму, и в ее голове зародилась идея. Она потянулась к ханджару Али, решив, что управиться с этим клинком будет проще, чем с зульфикаром.

Ее рука застыла на украшенной драгоценными камнями рукояти кинжала. Это был ханджар не Али – а ханджар его брата. Красивый и баснословно дорогой, как и все, что нравилось Мунтадиру. Рукоять была из белого нефрита, окаймленная золотом и инкрустированная цветочным узором из миниатюрных сапфиров, чередующихся с рубинами и изумрудами. У Нари перехватило дыхание, когда она прикинула примерную стоимость ханджара, мысленно разбирая его на драгоценные камни. Она понимала, что Мунтадир подарил это младшему брату на память о себе. Возможно, бессердечно было даже думать о том, чтобы распродавать кинжал по частям без разрешения Али.

Но это ее не остановит. Нари привыкла выживать, и ей пора было приниматься за работу.

Работа заняла целый день, часы таяли в тумане горя и решимости, слезы и кровь проливались с одинаковой легкостью, когда она резала пальцы и запястья, пытаясь собрать из связки веток самодельный плот. Его вес едва удерживал голову и плечи Али над поверхностью воды, и Нари вошла по пояс, где течение подхватило ее изодранное платье, и двинулась вброд, увязая босыми ногами в грязи.

К полудню пальцы онемели, и она уже не могла удерживать плот. Взяв ремень Али, она привязала его к своей талии, заработав новые синяки и ссадины. Нари не привыкла к такой затяжной физической боли, к незаживающим ранам, и теперь ее мышцы горели, а все тело призывало ее остановиться.

Но Нари не останавливалась. Она старательно переставляла ноги, следя за каждым своим шагом, потому что, если она замешкается, если поскользнется и уйдет под воду, она сомневалась, что у нее хватит сил выплыть на поверхность.

Когда она добралась до ближайшей деревни, солнце уже уходило за горизонт, превращая Нил в пылающую алую ленту, а густую зелень на его берегах – в грозное скопище колючих теней. Нари могла себе вообразить, как должно было встревожить всех ее появление, и ничуть не удивилась, когда двое юношей, тянувшие из воды рыбацкие сети, с криком отпрянули от нее.

Но ей было все равно. Нари не нуждалась в помощи мужчин. Четыре женщины в черных платьях собирали воду прямо за лодкой, и она двинулась в их сторону.

– Мир вашему дому, сестры, – просипела она. Ее губы обветрились, и на языке ощущался сильный привкус крови. Нари разжала кулак, показывая три небольших изумруда, которые она вынула из ханджара Мунтадира. – Мне нужно в Каир.

Нари отчаянно старалась бороться со сном, пока грохочущая ослиная повозка катилась в город. Быстро наступала ночь и окутывала предместья Каира мраком, что облегчало дорогу. Не только потому, что узкие улочки были сравнительно пусты – горожане садились ужинать, молились и укладывали детей спать, – но и потому, что Нари не смогла бы со спокойным сердцем смотреть на свой бывший дом, на знакомые места, освещенные ярким египетским солнцем. Все это и так было похоже на сон: приторный запах сахарного тростника, устилавшего дно повозки, обрывки арабских фраз, которыми обменивались прохожие, не согласовывались с бесчувственным принцем джиннов, сгорающим в ее руках.

Каждый ухаб отдавался новой вспышкой боли в ее измученном теле, и Нари едва нашла в себе силы пробормотать ответ, когда возница, муж одной из тех женщин у реки, спросил, куда ехать дальше. На большее ей бы не хватило сил. Сказать, что план был сомнительный, было бы преуменьшением. И если их ждала неудача, она понятия не имела, куда еще податься.

Борясь с отчаянием и усталостью, Нари опустила руку и раскрыла ладонь.

– Наар, – прошептала она, вопреки всему надеясь, что сказанное вслух слово что-то изменит, как когда-то учил ее Али. – Наар.

Но ее ладонь даже не потеплела, и пламя, которое она жаждала увидеть, не появилось. В глазах защипало, но она поборола слезы. Она отказывалась плакать.

Наконец они прибыли, и Нари, превозмогая ломоту в теле, повернулась в повозке.

– Поможете мне донести его? – попросила она.

Возница растерянно оглянулся:

– Кого?

Нари недоуменно указала на Али, который лежал на расстоянии вытянутой руки от возницы.

– Его.

Мужчина отпрянул.

– Я… Но разве ты была не одна? Готов поклясться, ты была одна.

Тревожное предчувствие прошило ее насквозь. Нари догадывалась, что люди не могут видеть большинство джиннов, особенно чистокровных, как Али. Но этот человек своими руками положил Али в повозку перед тем, как они отправились в путь. Как он мог так быстро забыть об этом?

Она не сразу нашлась, что ответить, и в карих глазах мужчины вспыхнула тревога.

– Нет, – быстро сказала она. – Он был здесь все это время.

Мужчина выругался себе под нос, сползая с осла.

– Говорил я жене, нечего помогать незнакомцам, прибывшим из проклятого места, но когда она меня слушала?

– Это Нил-то проклятое место?

Он бросил на нее мрачный взгляд:

– Ты прибыла не просто с Нила, а со стороны… того места.

Любопытство Нари не позволило ей не спросить:

– Вы говорите о разрушенной деревне на юге? Что там произошло?

Он содрогнулся, вытаскивая Али из повозки.

– Лучше не говорить о таком вслух. – Он зашипел, когда его пальцы коснулись кожи на запястье Али. – Он весь горит. Если ты принесла лихорадку в нашу деревню…

– Знаете что? Думаю, дальше я сама справлюсь, – сказала Нари с фальшивой бодростью. – Спасибо!

Ворча, возница сбросил Али ей на руки и отвернулся. Пытаясь приноровиться к весу его тела, Нари кое-как закинула одну руку Али себе за шею, после чего, кряхтя, направилась к маленькой лавке в конце темной улочки – к лавке, на которую она возлагала все свои надежды.

Колокольчики зазвенели как обычно, когда она открыла дверь, и, услышав знакомый звук и почувствовав знакомые запахи трав и эликсиров, она чуть не согнулась пополам от переизбытка чувств.

– Мы закрыты, – раздался хриплый голос из глубины лавки – старик даже не потрудился оторвать взгляд от стеклянного пузырька, который наполнял. – Приходите завтра.

Нари проиграла битву со слезами, едва услышав его голос.

– Прости, – сказала она со сдавленным всхлипом. – Я не знала, куда мне идти.

Пожилой аптекарь уронил пузырек на пол. Стекло разбилось, но он этого даже не заметил. Якуб уставился на нее широко раскрытыми от изумления карими глазами:

– Нари?

Поразительно, как легко оказалось убивать.

Дара смотрел на опустошенный лагерь Гезири, разбитый на территории ухоженных дворцовых садов. Это было дивное место, самое подходящее для приема почетных гостей короля. Высокие финиковые пальмы с их родины в огромных керамических кадках росли промеж невысоких фруктовых деревьев, а над дорожками, вымощенными камнями янтаря, висели сверкающие зеркальные фонари. Несмотря на то что от магии здесь не осталось и следа, как и повсюду в Дэвабаде, шелковые шатры переливались на солнце, а в неподвижном воздухе раздавалось тихое журчание водяных фонтанов. Аромат цветов и ладана резко контрастировал с едким запахом подгоревшего кофе и кислого мяса – испорченного ужина внезапно убитых гостей. Стоял в воздухе и еще более тяжелый запах, запах крови, смешавшейся со сгустками медного пара, все еще висевшего в воздухе.

Но Дара так привык к запаху крови, что перестал ее замечать.

– Сколько их было? – тихо спросил он.

Приказчика, стоявшего возле него, трясло, как осиновый лист, и он чудом держался.

– Не меньше тысячи, г-господин. Путешественники из южной Ам-Гезиры, прибыли сюда на Навасатем.