— Поедем, я отвезу тебя домой…

— А поминальный обед? — Вера подняла на мужчину покрасневшие глаза, еле слышно шмыгая припухшим носом, — Мы должны заехать ненадолго.

— Хорошо. Только ненадолго. Тебе надо отдохнуть.

Вера послушно кивнула, позволяя поправить на себе черную косынку и спрятать глаза под темными очками.

Весь оставшийся день она напоминала марионетку. Ее передавали из рук в руки, садили и вытаскивали из машины, подавали бокал или ложку, чтобы давясь слезами, съесть хоть немного отвратительно сухой кутьи.

Домой вернулись к полуночи. Разуваясь на ходу и отбрасывая собственные туфли, Вера уперлась руками в небольшую тумбочку в коридоре, смотря на себя в зеркало. Прикрыла глаза, упираясь лбом в холодную поверхность.

— Пойдем, ляжем в кроватку, я тебе помогу раздеться.

Артем взял Веру на руки, поднимаясь с ней в спальню на второй этаж. Она беспомощно мотала головой в разные стороны и что-то бормотала, не очень внятное.

— Что же это… Не понимаю… Она… И вдруг на тебе… Обещала, обещала… и нет…

— Не болтай так головой, иначе затошнит. Ты столько выпила на голодный желудок, уму непостижимо, Вера… Не мотай головой.

— Я бабушку похоронила сегодня, Тём, представляешь? Нет, ты не представляешь, — Клинкова взбрыкнула, как только они зашли в комнату, вынуждая мужчину опустить ее на ноги, — У меня больше никого не осталось, я одна теперь, понимаешь?

— Не понимаю, потому что это не так… — Артем повалил ее на кровать, стягивая брюки, — В душ пойдешь? — девушка отрицательно покачала головой, мыча в подушку, — Давай сюда руки… Ты не одна, Вер и тебе пора давно это уяснить. У тебя есть я.

Вера снова заревела, позволяя Исаеву перевернуть ее на спину и снять водолазку.

— А если ты уйдешь? — после небольшой паузы, почему-то шепотом спросила Клинкова.

— Не уйду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А если ты как бабушка уйдешь?…

Исаев замолчал, тяжело вздыхая и присаживаясь на края кровати.

— Даже если это когда-нибудь произойдет, одна ты все равно не останешься.

Артем задумчиво стоял у распахнутого настежь окна и курил.

Мишка сидел на диване, закинув ногу на ногу, задумчиво крутя ручку между пальцев.

Андрей занимался своими бумагами, изредка поднимая глаза на собравшуюся компанию.

И только Ваня негромко постукивал по столу, бедром к которому привалился, нахмуренно разглядывал Клинкову, которая восседала во главе всей процессии за рабочим столом Никольского.

— Если ты говоришь, что прочитала весь договор, и ничего там не нашла, тогда я вообще не понимаю, — Мишка почесал затылок, а потом устало задрал очки на макушку.

— Ничего, — подтвердила Вера, сжимая коленки под столом, — Разницы не было, подписывать сейчас или не подписывать вообще, доля все равно перешла бы ко мне, по дарственной, но только после его смерти.

— Я не верю, что там ничего не было. Это договор, не филькина грамота, ты же должна разбираться в этом, как юрист, — Ваня хлопнул ладонями по крышке стола, а потом присел на край, — К чему такая спешка? Почему именно сейчас?

— Я не знаю, Вань, — выдохнула девушка, откидываясь в кресле, — Договор был составлен грамотно, все предельно кристально, черным по белому было все написано, без всякой двусмысленности и прочей хрени. Жломский наверно помог.

— Этот пидор никогда мне не нравился, с самого первого дня, как только Исаев его притащил, — фыркнул Зимин, грея в руках бокал с коньяком, — По нему прям было видно, что он ебнутый.

— Ебнутый не ебнутый, а дело он свое хорошо знает, поэтому и притащил.

Артем тяжело вздохнул и повернулся вглубь кабинета лицом.

Вера сцепила замок из пальцев и посмотрела на Исаева. Он отчаянно искал ответы на вопросы, которые последнее время сыпались друг за другом.

«Почему небо голубое?»

«Почему трава зеленая?»

«Почему люди, которым больше всего доверяешь, чаще всего предают?».

— Вы бы лучше подумали, как его прижать, чтобы он не съехал раньше времени, — Андрей отложил бумаги и посмотрел на всех присутствующих в кабинете, — Он уже в курсе того, что происходит, и если мы его перебросим на другой объект, он может просто упиздохать в тридевятое государство со всеми нашими бумажками. Сейчас главное делать вид, что все нормально. Пусть продолжает заниматься приютом, просто тогда Вере нужно побольше во все вникнуть, раз уж на то пошло и не давать ему повода для самодеятельности.

— Не верю, что говорю это, но Андрей прав, — Исаев провел ладонью по макушке, закидывая голову назад и прикрыл глаза, — Я не хотел, чтобы Вера вообще касалась этого, но видимо пришло время все переиграть, — мужчина посмотрел на Клинкову, — Ты должна быть осторожна, охрана будет постоянно с тобой и если вдруг он дернется, они среагируют как надо. А договор, да хуй с ним с договором, раз она теперь член совета директоров, деньги лишними не будут, пусть благополучно получает свои проценты, раз так захотел благородный папашка.

— Перестань, — Клинкова шикнула на него, недовольно нахмурившись, — Ты должен понимать его как отец, Рита не останется без твоей помощи, когда тебя не станет.

— Вот об этом я и говорил, Клинкова, — Артем покачал головой, — Стоило ему только присесть тебе на уши, поманить наследством, которое еще неизвестно, каким боком тебе выйдет, а ты уже уши развесила.

— Потому что хоть кого-то интересует мое будущее, — огрызнулась Клинкова, подскакивая с места.

— Наша песня хороша — начинай сначала. Ладно, Вер, давай не будем о наболевшем, хочешь выговориться, позвони подружке. Мне уже надоело это слушать. Я понимаю, что у тебя сейчас непростые времена, но нужно взять себя в руки. Мы все блять на нервах.

— Ладно, если больше нет вопросов на повестке дня, я поеду к Люде с Захаром, а вы тут придумайте план, как всех неугодных убрать и не испачкаться, чао.

Вера

Со дня бабушкиной смерти прошло почти две недели. И все это время я так и не нашла сил приехать. Даже когда было 9 дней, снимали поминальный зал, лишь бы не ехать домой. Я переживала как там Люда с Захаром, созванивалась с ними каждый день, но была слишком эгоистична в своем горе, чтобы переступить порог родного дома.

Когда машина остановилась возле подъезда, я вышла, задрав голову наверх, пересчитывая этажи родной пятиэтажки.

И почувствовала.

Почувствовала другую жизнь. Ту, в которой теперь нужно быть взрослой, ответственной. Не за себя.

За других.

Люда, одна оставшись с Захаром, нуждалась в моей помощи, в моей поддержке. И я должна была собраться, я должна была быть сильной.

Не для себя.

Для них.

Сейчас все воспринималось по-другому. Ярче, острее что ли.

Уже не такая тяжелая как в детстве подъездная дверь, которая грохотала так сильно, когда мы толпой с соседскими ребятами бегали туда сюда, что жильцы первого этажа все время жаловались и устраивали нам «облавы». Почтовые ящики, бедные, столько всего повидали на своем веку — и любовные записки, и заныканные пачки сигарет и подожженные газеты, так, ради шутки.

А на 3 этаже, возле окна, ключом нацарапано «В+В», а потом зачеркнуто — Витька писал, когда караулил меня после моих свиданок со Стасом.

А тут раньше торчала арматурина, которую дядь Миша благополучно срезал, после того как я налетела на нее и рассекла себе ляшку.

Мне кажется, это было так давно, как будто в другой жизни, которую я…

Отчаянно хочу забыть.

Я провела в этом доме все свое детство, всю свою юность, а теперь у меня трясутся ноги, стоит мне подняться на свой этаж.

Люда как будто ждала меня, распахнула входную дверь, стоило мне только потянуться к звонку.

— Хорошо, что ты пришла, — прошептала женщина и обняла меня, вкладывая в свое объятье все любовь матери, которой мне так не хватало.