Я вышла и закрыла дверь.
Я желаю быть совершенно справедливой к мистеру Икс, поэтому скажу, что он сумел по крайней мере надеть брюки и рубашку и, когда я вошла, пытался застегнуть на ней пуговицы. Он снова задернул шторы и выглядел теперь как привидение под белой простыней. Я была непреклонна и снова их раздвинула.
– Превосходно, – возмутился мистер Икс. – Теперь моим туалетом смогут полюбоваться все дамы, гуляющие по пляжу.
– Никого ваш туалет не интересует. – Я наблюдала, как его тонкие дрожащие пальцы продолжают борьбу с верхними пуговицами. – С каких пор вы не выходите на улицу, мистер Икс? А лучше сказать, существовало ли нечто подобное «улицам», когда вы выходили в последний раз, или же там были только леса и рыцари в доспехах?
– Приберегите свою иронию, если уж не желаете мне помочь.
Я скрепя сердце оказала ему помощь с жилетом и пиджаком, которым, как видно, очень уютно жилось в сумраке шкафа, и теперь они упорно не хотели работать одеждой. Не заботясь о натянутых отношениях между предметами гардероба и их хозяином, я затянула на его худенькой шее накрахмаленный воротничок, застегнула пиджак и наклонилась, чтобы обуть его в ботинки с квадратными носами. Так взрослые одевают детей.
– Я же сказала, шляпа вам не нужна.
– Прошу вас, позвольте мне хотя бы этот каприз, – прошептал он.
Шляпа была смешная, с тирольским пером, она сидела у него на макушке, над высоченным лбом, словно одинокий напуганный альпинист на вершине снежной горы. А потом он потянулся за тростью с мраморным набалдашником.
– Ох, ради бога, вы думаете – мы в Букингемский дворец собрались? Пойдемте уже наконец.
– Мягкосердечие не входит в число ваших, быть может и немногочисленных, но в целом достаточных, добродетелей, мисс Мак-Кари.
– Вы только сейчас это поняли? Не слишком-то вы проницательны. Ну все, идемте.
Внезапно в мою руку вцепились пять холодных крючьев. До этой минуты он ни разу ко мне не прикасался. Я удивилась неожиданной крепости его руки.
– Пожалуйста, не оставляйте меня одного. – Теперь в его голосе звучало отчаяние.
Загадочный «колдун» из лечебных пансионов лишился всех своих чар. Несчастные беззащитные душевнобольные! Я положила ему руку на плечо и мягко обнадежила:
– Не волнуйтесь, я с вами.
Так мы и вышли: он держит меня под руку, в другой руке трость, лицо бледное, широко раскрытые разноцветные глаза смотрят прямо перед собой. На лестнице нам встретилась Сьюзи Тренч, она поднималась со стопкой простыней, похожих на снежные книги; оторвав взгляд от своей ноши, Сьюзи изумилась:
– Куда собрались, мистер Икс?
– Пожалуйста, спросите об этом у мисс Мак-Кари.
– На прогулку, – отрезала я.
В холле я накинула на плечи шаль. Мистер Уидон, дававший наставления служанке, увидев нас, снял очки. Он оказался настолько деликатен – или безразличен, – что ничего не сказал, однако наблюдал за проходом мистера Икс, как будто к нам с неожиданным визитом нагрянул архиепископ Кентерберийский. Выйдя под свежий ветер и солнечный свет, я прикрыла глаза. Мы двигались в неустойчивом равновесии, обходя Кларендон-Хаус, и наконец вышли к пляжу. У меня возникло болезненное ощущение, что я выгуливаю любимого питомца.
6
Народу на пляже заметно поубавилось. Разумеется, никто не купался. И фарс о преступлении давно уже завершился. Солнце било нам в спины, а если оглянуться назад, чтобы увидеть крепость Саутси, пришлось бы складывать руку козырьком. Несколько девушек прогуливались, как и я, об руку с кавалерами, самые молоденькие для приличия надели вуали. А от причала Саут-Парейд до сих пор доносилась музыка: там выступали циркачи. Полы пиджака мистера Икс и моя шаль надулись, как паруса.
– Что за галиматья! – жаловался мой пансионер. – Сколько шума, сколько театра! Неужели никто не понимает, что существует и кое-что поважнее представлений? Все хотят смотреть на других, никто не смотрит в себя. И только послушайте эту музыку на причале! О Юпитер! Что за дикие крики при виде акробата, что за вопли! Боюсь, я не готов в этом участвовать, право же, я хочу вернуться к себе в темноту и позабыть о мире.
– Мой брат любил повторять мне одно театральное изречение: «Не бойся того театра, что звучит как гром и сверкает как молния. Бойся театра темного и тихого».
– Чересчур поэтично, – расценил мистер Икс. – Почему ваш брат отказался от профессии актера?
Я не стала спрашивать, как он узнал, что Энди хотел стать актером.
– Ему не понравились подпольные представления, – коротко ответила я.
Прохожие останавливали взгляды на моем спутнике в первую очередь потому, что он гулял в сопровождении медсестры, однако внешность мистера Икс была не настолько поразительной, чтобы на него засматриваться, и встречные быстро теряли к нам интерес. С причала доносились крики и аплодисменты.
– Я не осуждаю вашего брата: все это наслаждение, этот шум и ярость… Лучше задаться вопросом, зачем нам все это нужно.
– Что же плохого в наслаждении?
– Ничего, – сухо ответил он. – Плохое – в этом.
Вдалеке бежала какая-то фигура, трудно было определить, мужчина это или женщина, но, насколько мне удалось различить, из одежды на ней был только песок. Быть может, где-то играли в поиск сокровища и спрятанного игрока обнаружили. Какой стыд! Теперь ему придется прятаться в новом, заранее подготовленном месте – пока его опять не обнаружат. Поиск был любимым развлечением на пляжах еще со времен моего детства.
Несмотря на все жалобы мистера Икс, я чувствовала себя все лучше, хотя туфли мои и вязли в песке, а лицо обдувалось влажным прохладным ветром. Я любила море, как и мой отец. В эту минуту я подумала о Роберте, быть может по ассоциации с морем. Я не хотела думать о нем в такой мирный момент, но ничего не могла с собой поделать. Я размышляла, приедет ли Роберт навестить меня в Портсмут, как он обещал в своем последнем письме. Что мне делать, если он приедет? Вопросы накатывали на меня, как морские волны – настойчиво и без всякой цели, – и петляли, петляли, как несчастное голое сокровище без определенного пола, которому преграждали путь азартные купальщики. На узкой спине и кругленьком заде беглеца поблескивало солнце.
Когда обнаженная фигурка оторвалась от ловцов и скрылась из виду, мои раздумья прервал медоточивый голосок:
– Мы могли бы, по крайней мере… пойти в другое место – туда, где полицейские обнаружили труп Хатчинса?
Мистер Икс обращался ко мне почти умоляюще. Я посмотрела на моего спутника: одна рука придерживает тирольскую шляпу, другая до сих пор сжимает мой локоть, под мышкой трость.
– Пожалуйста, оставьте уже в покое все эти убийства и трупы, – попросила я.
Мистер Икс рассердился. Он сразу отцепился от моей руки и застыл на месте. Когда я обернулась, он дрожал и обеими руками держался за трость, его щуплое тельце трепетало.
– Знаете что, мисс Мак-Кари? Вы делаете это, потому что вам меня жаль: «Выйдем наружу, пусть он посмотрит на мир, порадуется солнцу, бедняжка». Но я не нуждаюсь в вашем сочувствии.
– Мне вас не жаль.
– И все-таки моя жизнь могла бы внушить вам мысль о милосердии. – Мистер Икс замолчал, как будто обдумывая следующую фразу; я была готова внимательно его выслушать. И тогда он добавил: – Почему он всегда оставляет нож на небольшом расстоянии от трупа? Это ведь…
Я вздохнула. Казалось, не существует никакого человеческого чувства или божественного пейзажа, ради которых он мог бы позабыть о своих нездоровых идеях.
Принаряженные дети, до этого гонявшиеся за голым игроком, с увлечением пачкали друг друга, кидаясь шариками из песка под негодующими взглядами нянь; пробежав мимо мистера Икс, они чуть не сбили его с ног. Я поспешила его поддержать.
– Вот они, опасности прогулок на свежем воздухе, – испуганно прошептал он.
– Почему ваша жизнь могла бы внушить мне мысль о милосердии?