А потом он отвел взгляд от замечательной безликой девушки и посмотрел на свою рваную и грязную одежду. Рейчел его ждала, а обед наверняка остыл. И все та же неописуемая тяжесть привычно легла на его ссутулившиеся плечи, когда он поспешил к крылу, где обитали слуги.

Новандер подходил к концу – дул ветер и шел небольшой снег; декандер терпеливо ждал своего часа, а вместе с ним и конец года.

Король Джон Пресбитер заболел после того, как призвал двух своих сыновей в Хейхолт, и вернулся в свою комнату, где царили тени, а его окружали пиявки, ученые доктора и приставучие заботливые камердинеры. Епископ Домитис, доставленный из собора Святого Сутрина, крупнейшей церкви Эрчестера, занял место у постели Джона и периодически будил короля, чтобы проверить структуру и тяжесть королевской души. Старик продолжал слабеть, но переносил боль и священника с почтительным стоицизмом.

В крошечной комнатушке рядом с покоями короля, где в течение сорока лет обитал Тайгер, на дне дубового сундука лежал меч Сияющий Коготь, смазанный и убранный в ножны, тщательно завернутые в тонкое полотно.

По широким равнинам Светлого Арда разнеслась весть: Престер Джон умирает. Эрнистир с запада и Риммерсгард с севера немедленно отправили делегации к постели больного короля Эркинланда. Старый герцог Изгримнур, левая рука Джона за Большим столом, привел пятьдесят риммеров из Элвритсхолла и Наарведа, все воины были с головы до ног одеты в меха и кожу – зима уже перешла Фростмарш. Сына короля Ллута сопровождали всего двадцать эрнистирийцев, но блестящее золото и серебро, которое их украшало, заставляло забыть о скромности их одежд.

Замок начал оживать, зазвучала музыка языков, которые здесь давно не слышали: риммерспак, пердруин и арча. Заливистая речь жителей островов Наракси плыла над двором, а в конюшнях эхом разносились напевные низкие голоса тритингов, обитателей лугов, как и всегда, лучше всего чувствовавших себя рядом с лошадьми. Но над всеми ними парила речь Наббана, тщательно проработанный язык Матери Церкви и ее священников эйдонитов, как всегда, берущих все под контроль во время рождений и смертей людей и их душ.

В высоком Хейхолте и Эрчестере маленькие армии иноземцев встречались и расходились по большей части без неприятных инцидентов. Хотя многие из этих народов прежде являлись смертельными врагами, почти восемь десятков лет под эгидой Верховного короля исцелили многие раны. Так что было больше выпито пива, чем произнесено грубых слов.

Однако в этой гармонии имелось одно тревожное исключение – и его было трудно не заметить или неправильно истолковать. Повсюду, где они встречались, под широкими воротами Хейхолта или в узких улочках Эрчестера, солдаты в зеленой форме принца Элиаса и сторонники принца Джошуа в серых рубашках толкались и ссорились, демонстрируя всем, что между королевскими сыновьями существуют серьезные разногласия. Эркингардам Престера Джона даже пришлось разнимать несколько безобразных драк. Наконец один из сторонников Джошуа получил ножевую рану от дворянина из Мермунда, близкого друга престолонаследника. К счастью, рана оказалась не смертельной – удар был нанесен неуверенной пьяной рукой, – и противникам пришлось прислушаться к выговорам пожилых придворных. Войска обоих принцев вернулись к обмену холодными взглядами и презрительными усмешками; открытого кровопролития удалось избежать.

То были странные дни в Эркинланде, да и во всем Светлом Арде, дни, отягощенные в равной мере скорбью и возбуждением. Король еще не умер, но все указывало на то, что жить ему осталось недолго. Мир менялся – но он и не мог остаться прежним, ведь Престер Джон больше не сядет на трон из костей дракона.

«…Удундень: сон… дрордень: лучше… фрейдень: самый лучший… сатриндень: рыночный день… солдень – отдых!»

Перепрыгивая сразу через две скрипевшие ступеньки, Саймон во весь голос распевал старый стишок и едва не сбил с ног Софрону, главную прачку замка, которая вела эскадрон служанок, сгибавшихся под горами одеял, к выходу в Сосновый сад. Она с негромким криком отшатнулась к дверному проему, когда Саймон промчался мимо, и погрозила костлявым кулаком его быстро удалявшейся спине.

– Я все расскажу Рейчел! – прокричала она.

Ее подопечные с трудом сдерживали смех.

Кого интересует Софрона? Сегодня сатриндень – рыночный день, – и повариха Джудит дала Саймону два пенни, чтобы он кое-что купил для нее, и медную монетку для него – о, славный сатриндень. Монетки приятно звенели в кожаном кошельке, когда Саймон по спирали промчался по длинным круглым дворам замка и выскочил в ворота Внутреннего двора, почти пустые, потому что их обитатели, солдаты и мастеровые, отправились на рынок.

Животные кружили по Внешнему двору, сбивались вместе, пытаясь согреться, а охранявшие их пастухи выглядели такими же несчастными. Саймон пробежал мимо рядов низких домов, кладовых, навесов для животных, многие из них обветшали и заросли голым ивняком, единственным растением во внутренних стенах Высокой цитадели.

Солнце выглядывало из-за туч, и его лучи блестели на огромном халцедоновом лице ворот Нирулаг. Саймон слегка замедлил бег, огибая лужи, и разинул рот, глядя на изощренное изображение победы короля Джона над Ардривисом – в сражении, после которого Наббан наконец был покорен, – и вдруг услышал быстрый грохот копыт и пронзительный скрип колес повозки. Он поднял голову и с ужасом обнаружил, что смотрит в закатившиеся глаза лошади, из-под копыт которой во все стороны полетела грязь, когда она пронеслась в ворота Нирулаг.

Саймон метнулся в сторону и почувствовал порыв ветра – лошадь промчалась в шаге от него, и летевшая вслед за ней повозка едва не перевернулась. Саймон успел разглядеть возницу, одетого в темный плащ с капюшоном, отделанным алым.

Взгляд возницы скользнул по Саймону, когда повозка пронеслась мимо – у него были блестящие, как жестокие круглые зрачки акулы, глаза, впрочем, это продолжалось всего мгновение. Однако Саймон ощутил, что взгляд возницы его обжег. Он отшатнулся, вцепился в каменную стену и проводил взглядом повозку, скрывшуюся за Башней Внешнего двора. Позади пищали и суетились цыплята – за исключением тех, что остались лежать в колее, а ветер нес над землей их грязные перья.

– Эй, парень, ты не пострадал? – Один из стражников у ворот снял дрожавшую руку Саймона с резной створки. – Тогда проходи.

Снег кружил в воздухе, оставлял влажные следы на щеках Саймона, когда он шагал по пологому склону в сторону Эрчестера. Звон монеток у него в кармане поменял ритм и стал неуверенным и вялым.

– Этот священник окончательно спятил, – услышал Саймон слова стражника, обращавшегося к своему товарищу. – Не будь он человеком принца Элиаса…

Трое ребятишек, шедших за медленно бредущей по влажной дороге матерью, принялись показывать пальцами на длинноногого Саймона, когда он проходил мимо, и рассмеялись, увидев выражение его бледного лица.

Через всю Главную улицу, между домами были сделаны навесы из сшитых вместе шкур. На каждом перекрестке стояли большие каменные пирамиды с горящим внутри огнем, дым большинства из них – пусть и не весь – уходил сквозь отверстия в навесах. Снег падал вниз через трубы и шипел в жарком воздухе. Люди грелись у огня или прогуливались и беседовали – незаметно разглядывая выставленные на каждой стороне товары, – жители Эрчестера и Хейхолта смешивались с теми, кто приехал из дальних поместий, и снова расходились на широком центральном ряду, который растянулся на две лиги от ворот Нирулаг до площади Сражений на дальней окраине города. Оказавшийся в толпе, Саймон почувствовал, как поднимается его настроение. Какое ему дело до пьяного священника? В конце концов, сегодня рыночный день!

Обычная армия торговцев и разносчиков с пронзительными голосами, разбавленная глазевшими по сторонам провинциалами, ворами и музыкантами, сегодня увеличилась из-за большого количества солдат, отправленных с многочисленными поручениями, связанными с умирающим королем. Риммеры, эрнистирийцы, жители Варинстена или Пердруина привлекали внимание любопытного Саймона самодовольными манерами и яркой одеждой. Он шел за группой легионеров Наббана, в голубой с золотом форме, восхищаясь их важной походкой и чувством превосходства, и даже без знания языка понимал, как небрежно они потешались друг над другом.