Саймон, прислонившийся к стене, выпрямился и увидел на лице Моргенеса грустную улыбку.

– Нет, доктор, нет! – возразил Саймон. – Я просто прикрыл глаза, чтобы лучше вас слушать. Продолжайте!

На самом деле имена, имена, имена навевали на него сон… и ему хотелось, чтобы доктор поскорее перешел к временам, в которых начались сражения. Но ему нравилось, что во всем замке он был единственным человеком, с которым Моргенес разговаривал. Горничные не имели ни малейшего представления о таких… мужских вещах. Да и что могли горничные и служанки знать об армиях, флагах и мечах?…

– Саймон?

– О! Да? Продолжайте! – Он повернулся, чтобы смести остатки сажи со стены, а доктор возобновил свой рассказ.

Стена стала чистой. Он закончил работу, сам того не заметив?

– Что же, я постараюсь сделать историю более короткой, парень. Как я уже говорил, Наббан отвел армии с севера и впервые стал полностью южной империей. Конечно, это стало лишь началом конца; по мере того как шло время, империя складывалась внутрь, точно одеяло, и становилась все меньше и меньше: теперь Наббан немногим больше, чем герцогство, – полуостров и несколько прилегающих к нему островов. Клянусь стрелой Палдира, что ты делаешь?

Саймон извивался, как пес, пытающийся почесать неудобное место. Да, вот где оказались остатки сажи: пятно в форме змеи перешло на его рубашку. Он робко посмотрел на Моргенеса, но доктор лишь рассмеялся и продолжал:

– Без имперских гарнизонов, Саймон, на севере наступил хаос. Пираты захватили северную часть Фростмарша и назвали свой новый дом Риммерсгард. Но риммерам этого показалось мало, они двинулись на юг, уничтожая все на своем пути. Поставь в стопку у стены, хорошо? Они грабили и убивали, многих брали в плен, но ситхи они считали злыми существами, повсюду их преследовали и убивали огнем и холодным железом… осторожнее с этим томом, вот так, молодец.

– Здесь, доктор? – спросил Саймон.

– Да, клянусь костями Аноксоса, не бросай их! Положи аккуратно! Если бы ты знал об ужасных ночных часах, которые я провел на кладбище Утаниата, чтобы до них добраться!.. Вот! Так гораздо лучше. А теперь о жителях Эрнистира – гордых, страстных людях, которых не смогли окончательно покорить даже императоры Наббана – далеко не все из них были готовы покориться риммерам. Они приходили в ужас от того, что риммеры делали с ситхи. Из всех людей ближе других к ситхи были именно эрнистирийцы – и до сих пор остались следы древнего торгового тракта между этим замком и Таигом в Эрнисдарке. Повелитель Эрнистира и Король-Эри заключили отчаянный союз и в течение некоторого времени удерживали северный поток на границах своих земель.

Но даже их совместных сил оказалось недостаточно. Фингил, король риммеров, сумел перейти Фростмарш у границ территории Короля-Эри… – Моргенес печально улыбнулся. – Мы приближаемся к концу, юный Саймон, не беспокойся, подходим к концу этой истории…

В 663 году два огромных войска сошлись в долине Ак-Самрат, в Саммерфилде, к северу от реки Гленивент. Пять дней продолжалось ужасное, безжалостное сражение, и эрнистирийцы вместе с ситхи сдерживали натиск риммеров. Однако на шестой день их незащищенный фланг предательски атаковали тритинги, давно мечтавшие о богатствах Эркинланда и ситхи. Они напали под покровом ночи. Оборона была прорвана, колесницы эрнистирийцев разбиты, Белый Олень, символ Дома Хем, втоптан в кровавую грязь. Говорят, в ту ночь погибло десять тысяч эрнистирийцев. Никто не знает, сколько пало ситхи, но и они понесли тяжелые потери. Те эрнистирийцы, которым удалось спастись, бежали в леса своего родного дома. И по сей день в Эрнистире Ак-Самрат означает ненависть и утраты.

– Десять тысяч! – присвистнул Саймон.

Его глаза сияли от ужаса и грандиозности картины, нарисованной Моргенесом.

На лице доктора появилась едва заметная гримаса, но он не стал комментировать реакцию Саймона.

– В тот день подошло к концу влияние ситхи в Светлом Арде, хотя потребовалось три долгих года осады, прежде чем северяне одержали победу и захватили Асу’а. Если бы не странная и пугающая магия, сотворенная сыном Короля-Эри, ни один ситхи не пережил бы падения замка. Однако многим удалось бежать в леса, на юг, к морю и… в другое место.

Теперь внимание Саймона стало полным, словно его прибили к месту гвоздями.

– А что стало с сыном короля? – спросил он. – Как его звали? И какую магию он использовал? – Тут Саймону в голову пришла новая мысль. – И Престер Джон? Я думал, вы расскажете мне о короле – нашем короле!

– В другой раз, Саймон. – Моргенес принялся обмахивать лицо веером из тонких пергаментов, хотя в его покоях было прохладно. – Есть множество историй о том, что произошло после падения Асу’а, которые можно рассказать. Риммеры правили здесь до тех пор, пока не появился дракон. В дальнейшем, пока дракон спал, другие люди захватили замок. За долгие годы в Хейхолте сменилось много королей, то были мрачные времена с огромным количеством смертей, пока не пришел король Джон… – Он смолк и провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него усталость.

– А что произошло с сыном короля ситхи? – тихо спросил Саймон. – Что стало с его… «пугающей магией»?

– О сыне Короля-Эри… лучше ничего не говорить.

– Почему? – не унимался Саймон.

– Хватит вопросов, мальчик! – прорычал Моргенес, взмахнув руками. – Я устал от разговоров!

Саймон обиделся, он же всего лишь пытался услышать всю историю; и почему взрослые так легко раздражаются? Однако не следует варить курицу, которая несет золотые яйца.

– Извините, доктор, – сказал Саймон, стараясь сделать вид, что он раскаивается, но старый ученый выглядел так забавно: розовое лицо обезьянки, редкие волосы торчат в разные стороны!

Саймон почувствовал, как его губы разъезжаются в улыбке. Это не укрылось от Моргенеса, но суровое выражение его лица не изменилось.

– Правда, я сожалею, – продолжал Саймон. Никакой реакции. Что же делать? – Спасибо за рассказ.

– Это не «рассказ»! – взревел Моргенес. – История! А теперь с меня хватит. Отправляйся домой и возвращайся завтра рано утром, и будь готов к работе, ведь сегодня ты едва начал!

Саймон встал, пытаясь контролировать улыбку, но стоило ему повернуться, как она тут же выползла на его лицо, точно подвязковая змея. Когда дверь закрылась у него за спиной, он услышал, как Моргенес ругается, поминая жутких демонов, спрятавших его кувшин с портером.

Полуденное солнце пробивалось сквозь тяжелые тучи, когда Саймон шел в сторону Внутреннего двора. Со стороны казалось, будто он едва плетется и зевает, высокий неуклюжий мальчишка с копной рыжих волос, в запыленной одежде. Однако внутри он был полон странных мыслей, в нем поселился целый муравейник гудящих и шепчущих желаний.

«Посмотри на замок, – подумал он. – Старый, мертвый камень, стоящий на другом мертвом камне, скалы, населенные не слишком умными существами. А прежде тут все было иначе, происходили замечательные вещи. Звучал зов рога, сверкали мечи, великие армии сталкивались в жестоких сражениях, точно волны Кинслага, ударяющие в стену Сигейт». Прошли сотни лет, но Саймону казалось, будто все это вершится прямо сейчас, только для него, пока медленный неразумный народ, делящий замок с далеким прошлым, думает лишь о следующей трапезе, после чего укладывается спать.

Идиоты.

Когда он проходил через задние ворота, его внимание привлек мерцающий свет, появившийся на далекой дорожке, ведущей к Башне Хьелдина. Там стояла девушка, яркая и крошечная, точно драгоценный камень, ее зеленое платье и золотые волосы притягивали лучи солнца, и казалось, что оно светит лишь для нее. Саймон не мог разглядеть лица девушки, но не сомневался, что оно невероятно красиво – и великодушно, как изображение Безупречной Элизии, которое он видел в часовне.

На мгновение вспышка зеленого и золотого зажгла в нем огонь, точно искра, попавшая на сухой хворост. Саймон почувствовал, как исчезают все его тревоги и неприятности, сгорев в одну секунду. Он стал легким, невесомым, точно лебяжий пух, любой ветерок мог унести его прочь, направить вверх, к золотому сиянию.