Через несколько секунд, после особо сильной ругани и давки, лучевая кость Чингиза не выдержала и сломалась. Чингиз испустил вопль, который мог бы испустить Грендель, когда Беовульф вырвал тому руку из плеча, и этот вопль привёл в чувство матерь клана, и этот вопль напугал очередных паломников, только приблизившихся к подножию горы, и этот вопль достиг ушей Алтая, уже бежавшего к месту схватки, хотя он и не понимал, как может там пригодиться. Орущего без остановки Чингиза оттеснили назад, Шаин, Фархад, Денис и Лейла – квинтэссенция маскулинности обеих команд – выступили единым строем против богомольцев, протолкнув наконец мамашу и затоптав остальных. Другие игроки, кроме пострадавшего (он принял красивую позу перед камерой, разлёгшись на камне, и не очень красиво кричал), тоже бросились сквозь освобождённый проход, окончательно сметя злополучный клан, отдельные члены которого изрядно ободрались о скалу. За всё время своего существования Бешбармаг не видел такого побоища. В истории религий было множество войн, но едва ли когда-нибудь человеческая кровь проливалась за оролаторию. Впрочем, члены семьи, приехавшей просить у горы разных благ, никогда бы не стали анализировать произошедшее. Они просто решили, что на них напала толпа на редкость бесстыжих студентов. Зализав раны, они не спеша двинулись дальше, потому что уже раздали немало милостыни по пути, не пропадать же деньгам.

Чингиза подобрали санитары из кареты «Скорой помощи», сопровождавшей игроков в их путешествии.

– Этот выпуск всех порвёт, – удовлетворённо заметил Меджид.

– Не люди, а хрен знает что, – Алтай был настроен не так оптимистично; он не хотел проблем вдобавок к той, что уже имелась. В голову ему вдруг просочилась, словно извне, мысль: «После этой передачи я умру». Такое с ним было впервые, поэтому он испугался, заодно и вспомнив о своей неутешительной наследственности. Как-то раз одна увлечённая хиромантией знакомая сказала ему, что у него длинная линия жизни и нечего бояться, но Алтай больше верил в генетику, чем в хиромантию.

Дальше съёмки прошли без происшествий: «Непобедимым» не досталось нужного количества подсказок, и им пришлось принести жертву. Ею весьма предсказуемо стал Чингиз, чья сломанная рука всё равно не позволила бы ему продолжить игру. О том, сбылись ли желания клана, с которым у игроков произошла стычка, история умалчивает.

Назад в город Алтай возвращался под не умолкающее тарахтение Нюсики, с силой отбойного молотка пытавшейся внушить ему, что всё наладится, что «никто не посмеет так поступить с таким мужчиной, как ты», и что они могли бы посидеть где-нибудь вдвоём, расслабиться и выпить виски в память об их первой встрече. Алтай ответил, что должен ещё раз зайти к спонсору, а насчёт вечера он не уверен.

– Скорее всего, буду занят, – солгал он.

– Ты всегда занят для своей Нюсики!

«Пора бы уже сделать из этого какие-то выводы», – подумал Алтай и крепче сжал руль обеими руками – дорогу на север словно метеоритами побило. Он умирал от голода, но надеялся успеть ещё раз зайти в офис NerGAL и выяснить, куда девались обещанные деньги.

Успеть-то он успел, но его опять не пропустили, выдумав предлог настолько абсурдный, что под бурными волнами ужаса и негодования Алтай ощутил течение завистливого восторга – он бы не смог так топорно и нагло послать к чёртовой матери того, кому дал обещание и с кем подписал контракт. Для подобного надо быть поистине серьёзной и крупной организацией.

Направляясь домой, он почти не видел дороги – мир вокруг стал плоским и чёрным. Сознание Алтая словно расслоилось на две фракции: одна непрерывно кричала, как обычно кричат люди, понёсшие потерю, с которой они не могут смириться и силой крика пытающиеся отменить случившееся, вторая же спокойно, расчётливо перебирала в уме последовательность действий, призванных уберечь Алтая от полного краха. «Продать машину». «Взять кредит в банке». «Уволить некоторых ненужных работников». «Взять взаймы у всех, перед кем не так стыдно». Машина грустно пыхтела при торможении, словно предчувствуя разлуку. Она была уже немолода.

Зная, что одиночества ему сейчас не выдержать, Алтай собрал друзей в чайхане и рассказал им о катастрофе, разразившейся в его и без того не слишком радостной жизни. Друзья начали предлагать свою помощь; кто-то мог одолжить денег, кто-то имел связи в банке, кто-то знал, как выйти на другого спонсора, далеко не такого богатого, но это лучше, чем ничего. Они говорили всё громче, Алтай же думал о легендарном золоте своей семьи. По рассказам дядюшки, прабабка Алтая спрятала свои немалые сбережения (в те времена, когда все их прятали) в тайник где-то на Кубинке (тогда семье Алтая принадлежал не один дом, а весь квартал), но почему-то забыла указать потомкам, где тайник искать. Алтай легко поверил в этот рассказ, тем более что один случай обнаружения клада на Кубинке был известен ему лично и произошёл на соседней улице. Много лет назад это было, Алтай ещё ходил в школу – старый деревянный столб линии электропередачи наконец-то соизволили заменить на новый и в процессе замены нашли в земле казан, полный золотых николаевских рублей, закопанных, вероятно, каким-нибудь гочу.

На что только не понадеешься в моменты отчаяния – Алтай начал всерьёз задумываться: а не поискать ли ему пресловутое золото? Что, если оно спрятано не в доме, а где-нибудь в соседском дворе?

Ворочаясь в постели перед сном (Нюсики донимала его сообщениями с упрёками, так что пришлось отключить интернет и остаться без любимых снотворных роликов на Youtube), Алтай пытался вспомнить, не упоминал ли кто из старших родственников подсказок, опознавательных знаков. Мысленно он обошёл весь дом и приметил два места, где могло быть что-то сокрыто. Старая печь утермарковка – застрявший в перегородке между комнатами высокий цилиндр – давно не использовалась, при Алтае её уже покрыли толстым слоем краски, замуровав топочную дверцу, хотя, насколько он знал, печь была в рабочем состоянии. Дом отапливался масляными обогревателями. «Кто и зачем замуровал действующую печь?» – впервые задался вопросом Алтай, перекатываясь с боку на бок с возрастающей скоростью, и, в конце концов, так себя накрутил, что выпрыгнул из кровати, включил свет и, вооружившись инструментами, начал освобождать железный кожух печи от грязной белой краски. Он подозревал, что пожалеет об этом, когда ему придётся подметать пол, но надежда отыскать фамильные сокровища была слишком сильна. Чуть не надорвавшись, он открыл дверцу, запертую полвека назад, если не раньше, и посветил в топку фонариком.

В топке лежала мертвая полуистлевшая ворона. Алтай поёжился, глубоко вдохнул и внимательно осмотрел печь изнутри, но ничего похожего на клад не нашёл. Тогда он осмотрел железный кожух, но на нём не было видно следов повреждения, и вряд ли кто-то стал бы создавать тайник таким трудоёмким способом.

Вторым местом, вызывавшим подозрения, была ниша в стене маленькой комнатки, которую никогда почти не использовали, и оттого она всё больше захламлялась. Ниша стала нишей после того, как семье Алтая пришлось распродать весь квартал, а до того на месте неё находилась дверь в соседнюю комнату. Дверь превратили в стенной шкаф, пол в проёме заложили одним рядом камня, выше навесили деревянные полки, но между камнями и нижней полкой осталось пространство, вроде второго дна у шкатулки, назначение этого лишнего пространства всегда оставалось для Алтая загадкой, а при простукивании доски, прикрывавшей спереди промежуток между полкой и камнем, она издавала звонкий звук, сообщая, что внутри – пустота. Или не пустота. Алтай набросился на эту доску с топором, напугав, должно быть, соседей по ту сторону ниши грохотом ударов. Краска и щепки разлетались по комнате, Алтай совсем выбился из сил, но наконец ему удалось выдрать доску из ниши. Кровь ощутимо толкалась под кожей, пытаясь прорвать вены, словно он следил за шариком крутящейся рулетки, поставив все свои сбережения на чёрное. Он был почти уверен, что найдёт если не клад, то хотя бы что-то важное. Иначе зачем же делать этот тайник под полкой?