– А вы чой тута робыте? – от неожиданности вздрагиваю, резко оборачиваюсь на голос. Мальчик с удочкой, лет десяти, настороженно уставился на нас. Одет довольно неплохо – короткий плотный бешмет с широким кожаным поясом, широкие брюки, на ногах обшитые кожаной полоской чирики. Сверху завершает композицию шапка-кубанка. Типичный казачок. Я на втором курсе делал доклад о культуре донских казаков, немного ориентируюсь.

– Не видишь, обмываемся, – первым опомнился Артур. – Ты со станицы? Не знаешь, красные еще на станции?

– Вы кадеты? С чугунки? – догадался казачок. – Ой, там краснопузи ваших стрилять забажалы! Та не поспилы усих – на самых напалы хлопци батька Горэлыка. Кого порубалы, хто утик.

– А кадеты? – в один голос воскликнули мы с Артуром.

– А поизд, як батько Горэлык напав, сразу рушив, хто встыг – утиклы. Мовлять, багато лежить на станции ваших. Мене не пустылы, я хотив побачить.

Мы переглянулись растеряно, непонятно: если бы остались со всеми, могли и уехать, но могли и остаться лежать на перроне.

– Так кто сейчас на станции? – уточняю я.

– Нараз никого, це не уперше так.

Казачок устроился неподалеку на бревно удить рыбу. Но всё время оглядывается, разрывается между желанием порыбачить и поболтать с нами. Мы пока вполголоса совещаемся.

– Так что, Вяземский, рискнем на станцию?

– Называй меня Игорь, то есть Славиком, – прокололся я.

– Хорошо. Так что, Славик, на станцию? – не стал спорить Артур.

– Я думаю нам лучше все-таки переодеться. Сам слышал – белые, красные, зеленые, неизвестно на кого нарвешься. Простых беспризорников никто не тронет. Только твоя идея с обменом одежды мне кажется маловероятной. Видишь, как он одет, на такую одежду наши тряпки не обменяют.

– Вяземский, то есть Славик, из-за тебя мы выбросили фуражки и форма превратилась в тряпки! – Артур повысил голос. – Сейчас бы ехали спокойно в поезде, если бы тебе не пришло в голову бежать.

– Или лежали на перроне с простреленными головами, слышал, что пацан сказал, – огрызнулся я.

– Вот пойдем и узнаем, мало ли что он сказал! Одеваемся, нечего время терять!

Похоже, в нашей паре Артур до этого был лидером. Не сомневается, что я подчинюсь, снял непросохшую одежду, натягивает. Выйдет наверх на ветер, протянет и гарантированно воспаление легких. Или простуда, как минимум. Стою, задумчиво глядя на него, стоит ли останавливать или лучше самому дальше выбираться из той задницы, в которую попал?

– Так что Вяземский, вы идете? – с напряжением в голосе поинтересовался Артур, облачившись в форму.

– Нет, Ставский, идите сами. Встретимся в Новороссийске, если повезет, – принял я решение. Я по жизни фаталист, если кому судьба умереть, то я этому помешать не могу. А если судьбе угодно, чтобы он оставался со мной – тогда никуда не денется.

Артур чуть постоял, гипнотизируя меня взглядом, словно надеясь, что я передумаю. Потом резко развернулся и зашагал вверх по направлению к станции. С трудом удержался, чтобы не окликнуть его, силой заставил себя отвернуться и направился к казачку. Он кстати, выдернул из пруда уже вторую рыбку. Что то мелкое, никогда в них не разбирался.

– Поскублысь? – непонятно спросил малец. Я дипломатично промолчал, вдруг это слово должно быть всем хорошо известно. Кубанский говор схож с украинским, но я ни того, ни другого не знаю. Постоял рядом, наблюдая за поплавком из гусиного пера. На душе муторно, тянет броситься за Артуром вдогонку.

– Тебя как зовут? У тебя родители есть? – решил отвлечься разговором.

– Сашко. Батько у атамана Букретова помичныком, браты у вийску тож. Я з мамкою та сестрамы, один казак в хати, – с оттенком хвастовства поведал казачок.

Букретов? Знакомая фамилия. Но в любом случае за белых, то есть можно рассчитывать на симпатии населения станицы. Пока раздумывал, со стороны станции раздался паровозный гудок. И почти сразу выстрелы. От нас до неё километра три, но слышно хорошо. Первое, о чем я подумал – Артур! Сорвал на бегу одежду с ветки и рванул вверх по склону. Он до станции еще не дошел, но кто знает, что ему в голову стукнет. Натянул на ходу влажную гимнастерку, или как там она называется. Бегу, сам себя ругаю – зачем отпустил? Один друг в этом мире, а мне вздумалось характер показывать.

– Слава! – раздалось сзади, когда я пробегал мимо сарая. Сидит на корточках горе, прислонился в каменной стенке. Глаза красные, плакал что-ли? Восстанавливая дыхание после бега, не спеша подхожу, усаживаюсь рядом. Подумав, обнимаю одной рукой за плечи.

– Прости Артур, я дурак. Не нужно было тебя отпускать. Нам вместе надо держаться, иначе писец обоим будет.

– Кто будет? – закономерно поинтересовался Артур.

– Хм. Это матерное слово, тебе его знать не нужно, – выкрутился я. – Слушай, этот малец – сын местного атамана, его отец воюет за наших. Думаю, не откажутся нас приютить на ночь и покормить, а если повезет, то и шмоток дадут.

– Чего дадут? – всё больше изумляется Артур моей речи.

– Шмотки, шмотьё, тряпьё! – я начинаю раздражаться. Не на него – на себя. Контролировать слова нужно.

– Ладно, – вздохнул Артур. – А где он?

Казачка Сашу встретили на полпути к ставу, он не выдержал и тоже решил рвануть к станции. Но встретив нас, изменил решение и сразу согласился отвести в станицу, к своей матери. По пути выведали у него всю возможную информацию. Красные в станице пока не появлялись, зная о недружелюбном к ним отношении, только на станцию и то, набегами. Вот и нам не повезло. Зеленые же, то есть бандиты, иногда заскакивали, но вели себя корректно, покупали самогон и еду, честно расплачиваясь. Станица, несмотря на войну, богатая, много наемных рабочих. Голод в городах многих вынудил податься искать работу. Так как большинство предприятий не работало, единственный способ прокормиться – батрачить. Это пока советская власть не взялась за коллективизацию. Вот и в семье Сашки было трое наемных мужчин из Ростова, работающих за еду, местным приходилось платить деньгами или товаром. Хозяйство состояло из восьми коров, нескольких свиней, а птицу так ту и не считали. Земля, разумеется, есть, а вот лошадей пришлось отдать в войско. Чем пахать весной – неизвестно. Конечно, не все так жили, были и такие, кто еле сводил концы с концами. Сашка выразился о них – бездельники.

Станица оказалась огромной. Хилые избы, покрытые соломой, чередовались с солидными подворьями, на которых стояло, кроме основного дома, множество других построек для скота и припасов. Да и сами дома у хороших хозяев выглядели так, что не стыдно и в 21 веке в таком было бы жить. Крыша из черепицы, резные ставни, кованные ворота, дворы выложены камнем. Именно к такому дому мы и подошли.

– Почекайте, – сказал Сашка и умелся искать мать. Стоим, осматриваемся. Буквально через пару домов высится огромная церковь. Купола блестят на солнце, слепят.

– Вяземский, вы правила поведения не забыли в приличном обществе? – Артур озаботился приличиями.

– Да ты задолбал! Трудно называть Славой? – не выдержал я. – Вот если при красных так будешь разговаривать, то сразу шлепнут, в какой бы одежде не был.

Артур растеряно похлопал длинными ресницами. Не вяжется моё поведение с прошлым Ростиславом. Сказать ничего не успел – вернулся Сашка.

– Йдемо зи мною!

Заходим в дом, избой такое сооружение не назовешь. На пороге протираем подошвы, разуваться похоже не принято. Войдя через небольшой тамбур в светлую прихожую, наблюдаем сидящую за столом женщину неопределенного возраста. Можно дать как 30, так и 50 лет. Цветастый платок скрывает волосы, черные глаза строго уставились на нас. По бокам от нее две девочки – одна наша ровесница, вторая совсем маленькая. В руках спицы, занимаются все трое вязанием.

– Здорово живете! – Артур изобразил полупоклон, потом повернулся к иконам в углу комнаты и широко перекрестился. Я поспешил повторить его движения, единственное, что промолчал. Приветствие показалось мне неестественным.