В тот же вечер Олина мама заявила, что не зря запретила дочери общаться с такими людьми.

– Вот ты еще увидишь, она закончит на улице, – любила повторять мама.

Оля никогда ей не перечила, хотя в душе знала, что это никогда не случится. Марина была очень доброй, настоящим ангелом, и мечтала о крепкой семье, где будет полон дом детей, которые будут расти в атмосфере любви и заботы. Марина была целеустремленной: еще ребенком она точно определила, чего хочет от жизни. Она пошла от обратного, решив, что в ее собственной семье будет все то, чего в детстве не хватало ей самой.

Она любила отца, но мечтала поскорее повзрослеть, забрать младшего брата и уйти, чтобы не видеть пьяных друзей отца, его деградацию, от которой было физически больно. Вот такой была Марина. Она была невероятной. Оля ее не жалела, она ей восхищалась. Нет, конечно, ей было грустно, что жизнь Марины сложилась именно так, но внутренняя сила этой девочки не могла быть сломлена ни насмешками девочек в школе, ни отцом, ни прогнозами Олиной мамы.

Но вот в девятом классе ее забрали, и больше Оля о ней ничего не слышала.

Мысли и воспоминания о прошлом охотились за Ольгой днем, а ночью проникали в ее сны смутными картинками и образами.

У мамы дома все было не так спокойно, как хотелось бы. Каждый вечер после работы они с мамой за столом в кухне обсуждали все, что произошло, и как нужно было поступить. Мама сначала жалела Ольгу, но длилось это не долго, уже спустя несколько дней она стала намекать, что виновата в этой ситуации именно ее дочь. Мама, конечно, не говорила напрямую, но постоянно критиковала ее поведение в семье, особенно отношения с мужем.

Ольга же, обычно молчаливо выслушивавшая все упреки и замечания матери, на этот раз встала в оборонительную позицию. А на шестой день после ухода мужа, когда Варя играла в комнате бабушки, Ольга не стала терпеть очередной совет мамы, и сама пошла в наступление.

– То есть и в этом я виновата? – поинтересовалась Ольга, сидя напротив мамы за кухонным столом.

– Я не говорю, что только ты одна, но признай, что все-таки муж ушел от тебя, а не ты от него, а значит что-то и с тобой не так, – спокойно объясняла мама.

– Да со мной все, видно, не так, раз я в это все изначально вляпалась.

– Ну ты же сама решила пойти учиться на журналиста, а тебе говорили, что нужно было строить карьеру, думать о будущем, а не глупостями заниматься, – так же спокойно заявила мама, попивая чай без сахара.

– Да при чем тут это? – в глазах Ольги заблестели слезы. – Я и журналистом-то не хотела быть, раз уж на то пошло.

– Что значит «не хотела»? – Антонина Олеговна закатила глаза и покачала головой в неудовольствии. – Все мозги нам с отцом проклевала тогда своим «журфаком», вот и пожинай плоды, работаешь непонятно где, на должности, для которой и среднего образования с головой хватит.

– Да, не пригодился мне диплом, но дело-то не в этом, – жалобно смотрела на маму Ольга, вдруг испугавшись, что вступила с ней в спор.

– Не в этом, а в чем?

– А в том, что я всю жизнь исполняю твои приказы, вот в чем!

На мгновение в кухне воцарилась полная тишина, обе женщины не могли поверить в то, что происходило сейчас между ними. Антонина Олеговна впервые услышала обвинение от своей единственной дочери. Ольга же вдруг почувствовала невероятное облегчение.

– То есть это я виновата в твоих неудачах?

Это было произнесено дрожащим голосом с ярким оттенком нарастающего гнева. Ольга посмотрела на свою все еще хорошо выглядящую мать, которая была для нее почти Богом на Земле, но страха больше не было.

– Нет, но в том, что благодаря твоим вечным советам, я совершила много ошибок в жизни, не сомневаюсь.

– Да как ты смеешь обвинять меня?! Ты посмотри на нее! Я тебе всю жизнь отдала, силы свои и время! Я все делала, чтобы ты человеком стала, чтобы ты добилась успеха, а в итоге я и виновата! Вот это новость, послушай только!

– Я не сомневаюсь в твоих стараниях, – заплакала Ольга, – просто я всю жизнь жила так, как хотели другие. Даже замуж вышла за того, кто нравился вам с отцом.

– Да где бы ты была, если бы не Женя? Ты вспомни свои вечные пустые метания: то в одного влюбишься в университете, потом плачешь, потом со вторым – и опять слезы. Да ты выбирать же не умела!

Антонина Олеговна поднялась со стула и наклонилась к дочери, тыча пальцем в ее лицо.

– Ты только вспомни, как ты закрывалась в ванной комнате и рыдала там из-за своего Кирилла, которому и не нужна была совсем, – властно продолжала женщина. – Это его ты выбрать хотела, это с ним бы ты жила своей идеальной жизнью?

Ольга молчала и смотрела в пол, вспоминая отдельные картины событий, о которых говорила мама.

– Вот то-то и оно! А Женя был подарком для тебя, если бы не он, то… Я даже и не знаю, что тогда. Так что ты мне не говори, будто мы с отцом тебе жизнь испортили, мы ее тебе спасли. Да и насильно тебя никто в ЗАГС тянул, или я ошибаюсь?

Ольга все еще молчала, понимая и даже принимая то, что мама в чем-то была права. По крайней мере в том, что никто силой не заставлял выходить замуж. Она сама согласилась, только после скольких наставлений ее семьи – это уже другой вопрос.

– Знаешь, может, ты права, и я бы, если бы осталась с Кириллом или кем-нибудь еще, могла бы закончить плохо и быть еще более несчастной. Но знаешь, это был бы по крайней мере мой выбор, а не как сейчас. Где я сейчас, мама? Кто я? – снова заплакала Ольга. – От меня ушел муж. Я работаю на нелюбимой работе, и всю жизнь я боюсь того, что обо мне подумают люди. Но еще больше – того, что обо мне подумаешь ты.

Прерывистые всхлипывания Ольги перерастали в настоящий отчаянный плач. Плач того, кто вдруг осознал, что потерял драгоценное время, и не уверен, сможет ли выбраться из ямы, в которую добровольно спускался долгие годы.

Антонина Олеговна закрыла дверь в кухню, чтобы Варя вдруг не услышала Олиных слез.

– Я устала, мама, – с мольбой посмотрела на мать дочь.

– Ты сейчас ведешь себя глупо, – холодно ответила Антонина Олеговна, скрестив руки на пышной груди, – ты теряешь контроль. Попей воды, умойся и успокойся, тебе не помешает.

Ольга бросила разгневанный взгляд на свою мать и, подскочив со стула, направилась к двери.

– Ты опять даешь мне советы, – фыркнула Ольга. – Да, я сейчас веду себя неадекватно, уж прости, но я так хочу, понятно?

Ольга вышла в коридор, ведущий из кухни к другим комнатам. Она шла решительно, высоко подняв голову. В голове крутилась только одна мысль: теперь она сама будет решать, что ей делать, с кем говорить, как воспитывать дочь и где работать!

Антонина Олеговна схватила Ольгу за руку и шепотом приказала ей не вмешивать сюда внучку.

– Оля, не надо сейчас сгоряча принимать решений, Варю хоть не вмешивай, – взволнованно говорила Антонина Олеговна, впервые столкнувшись с непослушанием дочери. – Я тебя прошу: вам нужно разобраться, успокоиться. А Варя с кем будет-то? Со мной хоть под присмотром да накормлена.

Ольга хотела вырвать руку и сказать, что с этого момента ей ничья помощь не нужна, а дочку она заберет с собой. Но все это были эмоции и гордыня, овладевшие девушкой, которые словно стая голубей, упорхнули при виде маленькой девочки, появившейся в коридоре.

– Ма-ам, бабушка? – вопросительно протянула Варя, чувствуя что-то неладное.

Антонина Олеговна и Ольга переглянулись и еле заметно кивнули в обоюдном молчаливом согласии. Ольга знала, что сейчас у нее начинается сложный период перемен, которые она уже чувствовала кончиками пальцев. Конечно, как бы она ни злилась на свою маму, она не могла не понимать, что теперь за Варей следить некому. Женя не сможет отводить ее в школу, а ей придется взять все на себя. Это ее, в принципе, не пугало, она знала, что быстро приспособится к новой жизни. Но вот что действительно вызывало опасения – так это ее нестабильное душевное состояние, тщательно скрываемое от дочери последние несколько дней. Пока рана еще кровоточит, а значит, одно необдуманное слово, одна несдержанная слеза – и Варя все поймет, а этого Ольга пока не хотела. Еще ничего не известно.