Поиски продолжались.

Пришла Аня, девушка Вадима, и привела Боса.

Бос, сразу подскочил ко мне и, поставив лапы на колени, лизнул мне нос.

– Готово! – Сказал Вадим. – Работает. Можешь начать приём пациентов.

Вадим с Аней ушли.

Было почти одиннадцать.

Игорёк сегодня не должен был являться. Чаще он приходил во вторник к двенадцати.

Конечно, он приходил не для того, чтобы работать. Цель его посещения была другой. Нарисоваться так, чтобы его видели. Иногда Игорёк даже здоровался. Но чаще просто заглядывал, а потом шёл по другим лабораториям, где были девочки.

Там он рассказывал, что ему надоело помогать старому пердуну и он вышел передохнуть.

Потом мне об этом рассказывали и утешали, тем, что всё-таки дают доработать до пенсии.

После того, как ушёл Вадим, мне действительно захотелось вздремнуть. Возраст брал своё. Сердце, давление. Радовала только голова. Голова работала и рождала новые идеи. Хотя, кто его знает? Может это только кажется? Кардиограмму можно снять. Давление, температуру, холестерин, сахар, можно измерить. А как с головой?

Когда-то в детстве, в приключениях Аладдина бай задал ему загадку, сколько весит его, бая, голова. Аладдин ответил. Бай сказал, что Аладдин не отгадал. Тогда Аладдин предложил отрубить голову и проверить. А сколько весят мысли?

Умостившись на кушетке, я задумался о прошедшей жизни.

Много возможностей, наверное, было упущено. Но разве знаешь, где потеряешь, где найдёшь? Из одноклассников живы немногие. А из сокурсников? Я за ними не особо следил, но как минимум половина группы покинула этот мир. Самый успешный, рыжий Володька, Он попал в Киев, стал доктором, зав.кафедры и десять лет назад умер от белокровия.

Я перебирал в памяти имена тех, чью судьбу я знал и незаметно уснул.

Проснулся я от посвистывания. Я приподнял голову, и мне показалось, что время почти остановилось.

У стола, где были препараты стоял Игорёк. Он засовывал палец в мой препарат, а потом вынул и облизал его.

Наблюдая эту картину, как в замедленной съёмке, я онемел. Ужас на несколько секунд лишил меня дара речи.

– Что ты делаешь, придурок? – заорал я.

– Что? Ты старпёр здесь спишь, во время работы, вместо препаратов держишь какую-то самогонку. А меня, благодаря которому, ты ещё здесь, называешь придурком?

– Это не самогонка!

– Заткни хавальник иначе и до пенсии тебя отсюда турнут.

С этими словами Игорёк, бросив на меня презрительный взгляд, вышел из лаборатории.

Я хотел выскочить следом и что-то ему объяснить. Это было невозможно. Самомнение само по себе не хорошо, но когда это самомнение у дурака, сделать ничего нельзя.

Но что произошло? Игорёк принял в себя некоторое количество препарата приманивающего бактерии.

Ну и что? Этот дурак сейчас соберёт в себе бактерии со всех мест, где будет находиться. Исхода может быть два.

Первый: Он заболеет и умрёт. Установлено будет только то, от какой патогенной бактерии он умер. Будет объявлена эпидемия. А возможна ли действительная эпидемия? Если все бактерии холеры, оказавшиеся поблизости от него, соберутся вместе, они преодолеют его иммунную систему, и он станет вирусоносителем. Опасность?

Но возможен и другой вариант. Количество бактерий вызовет сильнейший ответ его иммунной системы, и тогда умрёт только он.

Раньше я проводил свои опыты над мышами в стерильных боксах, и задача была вытащить бактерии из мышей, а не впихнуть бактерии в них.

Как будет вести себя человеческий организм, который неожиданно атакуют сотни тысяч патогенных бактерий? Понятия не имею.

Желал того или нет, но мой «лаборант» поставил над собой интереснейший эксперимент.

Ну что ж, осталось дождаться его результатов.

Тщательно закрыв и убрав со стола свой препарат, я налил в такую же колбу воды и разбавил её небольшим количеством спирта и добавил чая из не помытой вчера чашки. Внешне эта колба ничем теперь не отличалась от колбы с препаратом.

Осталось подождать.

Всё-таки это был стресс, и я решил уйти домой раньше. Сидеть в лаборатории, после того что произошло сил никаких не было. Нервы были уже не те.

Взяв Босса, я вышел на улицу и пошёл домой через небольшой сквер.

С утра я этого не заметил, но сейчас вдруг кожей почувствовал. Ощутил весну.

Это чувство пришло неожиданно. Март был холодным. Да и апрель всё никак не вступал в свои права и вдруг…. Вдруг запах земли, как-то изменившиеся солнечные лучи, тёплый ветерок, всё вокруг разбудило юношеские воспоминания. Пахло тёплой мокрой землёй, готовыми распуститься почками вербы, тонкими и мутными ручейками бегущими, где по земле, а где по асфальту.

Природа ликовала. Зима окончательно ушла.

Я шёл по аллее, и вдруг передо мной оказался порванный резиновый мяч. Как мальчишка я сначала пинал его перед собой, а потом, перед самым выходом из сквера, развернулся и лихим ударом запустил мяч назад. Он улетел далеко, а потом кувыркаясь катился по асфальту.

Эх, если бы можно было так, запустить назад прожитые годы? Можно было бы что-то сделать, чтобы жена не ушла. Или женится на другой. Нет. Тогда у меня были бы другие дети, а я этих люблю.

Я шёл и мечтал. Мечтал и пил этот замечательный дух весны. Я забыл и об Игорьке, о лаборатории, о своём возрасте. Мысли гуляли так далеко, что я даже не мог бы вспомнить, о чём он думал. Просто шёл и дышал весной. Очнулся только перед дверью собственной квартиры.

Открыл дверь.

– Катя! Ты дома?

…..

– Катя! Ты дома?

Повторил я громко, снимая куртку.

– Как хорошо, что ты сегодня раньше.

– За компьютером?

– Я посуду помыла.

– А бельё?

– Ой. Сейчас стиралку включу.

– А почему хорошо, что я раньше?

– Я тут одно видео нашла. Совсем не понимаю. Очень красивое. Колония различных медуз живёт как одна особь.

– Есть такая. Сифонофор называется. А что тут странного? Улей или муравейник, тоже живут, как один организм.

– Да, но эта штука как будто одно тело. Там, в улье, есть обслуживающий персонал и матка. А этот сифонофор состоит из вполне самостоятельных медуз. Взрослых и детей, но действует как одно тело. Пошли, покажу.

– Да видел я. Просто сифонофор древнее существо. Есть такое, ещё более древнее существо, вольвокс. А есть и порпиты. Это тоже гидроидные. Как медузы. Там разные клетки образуют колонию как тело. Мы и наши предки, пошли по пути развития многоклеточности индивидуальных организмов, а некоторые другие виды, приспосабливаясь к среде, развивали колониальность. Это как мы в России – коммуна, община. А на западе индивидуалисты. Я думаю, что мы ещё многого не знаем о природе.

Мы разговаривали ещё минут десять. Дочь интересовалась всем. Она только закончила школу и собиралась стать программистом, но как и я, она не могла пройти мимо других интересных вещей. Не научилась. А я всегда, даже когда дочь была ещё совсем маленькой, отвечал на её вопросы подробно. И если чего-то не знал, лез в литературу и находил ответы.

– Ты голодна? – спросил я наконец.

– Да.

– А если бы я не пришёл?

– Но ты же пришёл?

– Пельмени?

– Ага. – ответила Катя и убежала к компьютеру.

На кухне был бардак. Катерина помыла только ту посуду, которая стояла в мойке. Кастрюли, большие миски, стояли на плите или столе были ни разу не мытые.

Делать нечего. Я закатил рукава и приступил к работе с посудой.

Через четверть часа пельмени были готовы, и я разложил их по мискам, надавив в них по паре больших зубков чеснока.

Ели мы, каждый перед своим компьютером.

После того как пельмени были съедены, Игорёк со своим идиотизмом, уже не казались мне такой серьёзной проблемой, которая стоила моих нервов. Не то, чтобы я не верил в свой препарат, но и переоценивать его тоже не нужно. Игорёк же не мышь. Да он напичкан разными антибиотиками, которые мы получаем из самых разных продуктов. Например, из курицы. Вот поел я сейчас пельмени, и мой наркотик возможно уже и не такой действенный.