Когда я вошла, то буквально обомлела – это были настоящие хоромы. Нет, конечно, я видела квартиру, когда мы ее только покупали, но там был совковый ремонт и расстановка мебели были крайне неудачная, все комнаты казались крошечными и неуютными. Но теперь это был целый дворец – огромная кухня с новой мебелью и техникой, просторные комнаты, одна из которых была жутко милой детской, спальня с огромной кроватью, уютная гостиная, а также гостевая комната и кабинет. Волжак провела меня по всем комнатам и, остановившись у гостевой, сказала:

— На крайний случай… Если вдруг мы задумаемся о втором, ее можно будет переоборудовать во вторую детскую.

— Эм… Милая, — пробормотала я, подергав ее за рукав, — давай мы сначала с первым разберемся, ладно?

— Нет, я так, просто… Мало ли, — усмехнулась она. – Ну, как тебе? Нравится?

— Безумно, — честно ответила я. – Я хочу тут жить.

— Отлично. Завтра можно заказать переезд.

— А мы можем… — я замялась, так как чувствовала себя крайне некомфортно весь месяц из-за разыгравшегося либидо. Гормоны брали меня штурмом, и я отыгрывалась на Волжак. – Ну, так сказать, «пометить» кровать?

Волжак выгнула бровь, и этот жест я находила безумно сексуальным за крайнее время.

— Серьезно? Опять? – не поверив ушам, пробормотала она, явно намекая, что еще утром, буквально четыре часа назад подарила мне два хороших оргазма.

— Я ничего не могу с собой поделать, — прохныкала я, положив руку на уже выпирающий живот. – Я хочу тебя постоянно!

— Как скажешь! – тут же отреагировала она и, взяв меня за руку, потащила в спальню.

***

И вот я уже на девятом месяце. Ну, как на девятом. Мне рожать буквально на днях. И Волжак упекла меня в больницу, где работала наша врач (к которой, к слову, я жутко ревновала Волжак, хотя и понимала, что абсолютно беспочвенно), чтобы за мной был постоянный присмотр.

У нас дома поселились мои родители. Даже Оксанка с Машей и Сашкой прилетели из своих Филиппин, чтобы не пропустить момент. И каждый день ко мне толпами ходили все они, развлекая и не давая заскучать. Я была рада им и благодарна за поддержку, но, честно сказать, сама я ждала только вечера. Когда гул в больнице затихал, а приемные часы кончались. Тогда, договорившись с врачом, чтобы ее беспрепятственно пропускали, ко мне приходила она. Ложилась рядом со мной и просто обнимала, рассказывая новости с работы. И ради этих моментов я готова была терпеть кудахтанье наших мам, причитания Оксанки и Маши, да что угодно. Только чтобы после всех этих насыщенных дневных часов лежать в обнимку с Волжак и слушать ее красивый, чуть хриплый голос. В такие моменты мое сердце разрывалось от нежности к ней. Мне казалось, я просто не выдержу. То, что я раньше думала, что любить сильнее невозможно, оказалось такой глупостью. Потому что то, что я испытывала сейчас, было по-настоящему сильно. И я знаю, что она это тоже чувствовала. И отвечала мне тем же.

Был январь, и все шутили, что я рожу на день рождения Волжак. Но по графику я должна была разродиться через несколько дней после. Но сегодня был ее день рождения, и я ждала, когда она приедет, чтобы провести этот день со мной. Пусть и в больничной палате, но вместе.

У меня сидели родители и Светлана Юрьевна. Я с утра чувствовала себя не слишком хорошо и почему-то очень нервничала. И когда я посмотрела на часы, то поняла, что Волжак уже должна была приехать еще пятнадцать минут назад. Она никогда не опаздывала, и это показалось мне странным.

— Так, все, — я приподнялась на кровати и потянулась за телефоном. – Я ей звоню. Я тут лежу беременная и хочу ее поздравить, а она где-то ходит! – ворчливо пробормотала я, но Светлана Юрьевна меня остановила.

— Ирочка, я сама ей наберу, не переживай, тебе нельзя волноваться, — сказала она, и моя мама согласно кивнула, чем вызвала мои закатывающиеся глаза.

— Я не волнуюсь, я злюсь! – немного слукавила я. Конечно, я и правда злилась, но все же и волновалась. Волжак никогда не опаздывает.

Светлана Юрьевна набрала номер дочери и поднесла к уху трубку.

— Странно, не отвечает, — пробормотала она, уставившись в экран. – Может, за рулем?

— У нее новая машина, где есть функция «хэндс фри», — проговорила я. – Давайте я со своего наберу, — и снова потянулась за телефоном.

— Ой, вот, звонит, — обрадованно проговорила Светлана Юрьевна и взяла трубку. – Алло, Катя? Кто это? Где моя дочь? В какой больнице, о чем вы говорите?! Что слу… Какая авария?!

А дальше все было как в тумане. После слов о больнице и аварии мое давление подскочило, и я даже не слышала, что Светлана Юрьевна говорила дальше. Последнее, что я помнила еще более-менее ясно, это мамин крик:

— Коля, врача! У нее воды отошли!

***

Когда я через несколько часов (очень быстро, кстати) родила девочку, моим первым вопросом, после того, как я окончательно пришла в себя и мне сказали, что мой ребенок здоров, как богатырь, было «Где Катя?!». Меня уже укатили в палату, и рядом со мной были мама и Светлана Юрьевна. Только моя «свекровь» открыла рот, чтобы ответить, как двери палаты резко распахнулись, и в нее буквально ворвалась Волжак. Ее нос был залеплен каким-то пластырем, одна рука была в гипсе, а на лице было несколько ссадин. Но, главное, что она была жива.

Она в секунду оказалась у моей кровати и впилась в меня взглядом. Я молча смотрела на нее, а потом… разрыдалась.

Мама со Светланой Юрьевной, как по команде, поднялись и направились к выходу. По дороге мать Волжак погладила ее по щеке и прошептала:

— Она только родила, слезы, истерика, смех – это все сейчас нормально.

Волжак кивнула, не отрывая от меня напряженного взгляда, и сглотнула. Когда мы остались одни, она присела на кровать и здоровой рукой погладила меня по волосам.

— Прости, — прошептала она. – Я так хотела присутствовать на родах, что чуть не сбежала из гипсовой, когда узнала, что ты рожаешь. Но меня не отпустили, — улыбнулась она, а я все продолжала реветь.

— Я так испугалась за тебя! – обвиняющим голосом хныкала я. – Я даже родила со страху!

— Прости, — снова улыбнулась она. – Какой-то придурок подрезал меня, и я вписалась в столб. Я так хотела побыстрее доехать до тебя, что не совсем соблюдала скоростной режим, — виноватым голосом проговорила она. – Но со мной все в порядке, только рука, но это на пару месяцев. Ну, и я немного разбила машину.

— Ты всегда носишься, как ненормальная! – я и не думала успокаиваться. – Я заставлю тебя пересесть на трамвай! А если бы с тобой что-то случилось, ты обо мне подумала?! Ты чуть не бросила нас! Чуть не оставила одних! – я разрыдалась пуще прежнего, но Волжак просто наклонилась и обняла меня.

— Я никогда вас не брошу, — прошептала она и поцеловала меня в затылок. – И обещаю, я буду аккуратнее. Никаких гонок на дороге.

— Обещаешь? – спустя минуту рыданий, прошмыгала я.

— Обещаю.

— И что не бросишь, обещаешь? – снова прохныкала я.

— Обещаю, — она подняла мой подбородок и осторожно поцеловала. – А где…

Договорить Волжак не успела, так как мы услышали, что дверь в палату открылась.

— Так, мамочки, познакомьтесь с этой милой леди, — Таня, врач, которая нас наблюдала и принимала роды, вошла с маленьким свертком в руках. Волжак тут же подскочила и встала рядом как по стойке «смирно». Я посмотрела на маленького человечка, а потом перевела взгляд на Волжак и чуть снова не разрыдалась. На меня накатила такая волна дикой, безудержной нежности, что, слава Богу, что я лежала, иначе точно бы не устояла на ногах.

Волжак стояла и, не отрываясь, смотрела на сверток, что держала врач. Потом сглотнула и, посмотрев сначала на нее, а потом на меня, еле слышно спросила:

— Можно я..?

Татьяна посмотрела на меня, и я, улыбаясь, кивнула. Она осторожно протянула сверток взволнованной Волжак, которая тут же его приняла, стараясь делать это так, чтобы не причинить вред ни ребенку, ни своей загипсованной руке. Когда ей это удалось, она аккуратно отодвинула ткань, чтобы посмотреть на лицо малышки. А когда подняла на меня влажные глаза, я увидела слезу, которая скатилась по ее щеке. Но Волжак так искренне мне улыбалась, что стало ясно, она плачет от счастья.