— Я понимаю. Но… Просто позволь мне сказать. Когда три месяца назад ты приезжала к нему в больницу, я сам видел, как он обрадовался! И неважно, что потом вы снова поругались, Кать, просто вы… Вы очень похожи. Как два барана! Но кто-то должен уступить… Его уже не переделаешь, я понимаю. Но… Почему бы тебе этого не сделать?
Три месяца назад?! Она ездила в командировку три месяца назад! Это что, получается, она меня обманула?! Что за херня?!
Мне казалось, что я даже задышала громче от возмущения. Интересно, и в чем еще она мне соврала?
— Я вас поняла, — я буквально видела, как челюсти Волжак сжались. – Давайте обсудим это в другой раз.
На месте Иванцова я бы согласилась. Ее голос стал опасно низким, а это означало только одно – с ней лучше сейчас не спорить.
— Ладно, — вздохнул Михаил Андреевич, — но ты подумай, Кать. Чтобы потом не жалеть, — проговорил он, и стол снова скрипнул.
Когда я услышала, что дверь закрылась, то отпихнула Волжак, которая откатилась на стуле к стене.
— Черт, ты в порядке? – лицо моей начальницы было обеспокоенным. – Он никак не хотел уходить. Извини. Нужно срочно починить замок в двери.
— Угу, — пробурчала я, вылезая из-под стола. – Почини.
— Что? – лицо Волжак выражало непонимание.
— «Что?» Серьезно? Ты ничего не хочешь мне сказать? – я угрюмо уставилась на нее.
— Насчет чего? – нахмурилась она, глядя на меня исподлобья.
— Например, насчет «командировки» трехмесячной давности? – я сложила руки на груди, глядя ей в глаза.
Волжак сдвинула брови и убрала рукой волосы с лица.
— Ну, по сути, это была своего рода командировка. Я же не отдыхать ездила, — проговорила она, застегивая брюки.
— Ты издеваешься? – я тоже нахмурилась. – То есть мало того, что ты не сказала ни слова о том, что твой отец был в больнице с инфарктом, так ты еще и ездила туда втихушку, солгав мне?!
— Это был микроинфаркт. И… Я должна отчитываться о каждом своем шаге? – подняла бровь Волжак, буравя меня взглядом.
— О каждом шаге?! – моему возмущению не было предела. – Ты издеваешься?! Мы, черт побери, живем вместе, а я даже не знаю, что у твоего папы был инфаркт, и что ты к нему ездила! Какого хрена?!
— Микроинфаркт, — снова поправила Волжак. – И успокойся, — стальным голосом продолжила она. – Если я тебя во что-то не посвятила, значит, на то были причины. Я тебе не изменяла, не заводила интрижек на стороне, и не делала ничего, за что ты могла бы переживать.
— Да! – горячо кивнула я. – Кроме того, что вновь указала мне на мое место!
— Господи, почему ты так любишь устраивать драмы?! – практически взревела Волжак. – Я и так делаю все, чтобы ты была довольна! У меня может остаться хоть какая-то часть личного пространства, куда бы ты не влезла?!
Сказав это, она закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Я смотрела на свою начальницу, на свою женщину, понимая, что она пожалеет о своих словах. Скорее всего, она уже жалеет о них, но… Слово – не воробей. Она уже это сказала, и уже ранила меня этим. Обида накатилась удушливой волной, а предательские слезы готовы были вот-вот покатиться из глаз. Но я не хотела устраивать сцен. Поэтому молча кивнула и, развернувшись, направилась к выходу.
У самой двери я почувствовала, как Волжак схватила меня за руку и развернула к себе. Прижала, крепко обнимая и не давая вырваться.
— Прости, — почти шепотом проговорила она.
Я закусила губу, стараясь дышать глубоко. Только бы сдержаться.
Поняв, что первая волна слез отступает, выдохнула. Что ж, будем вести себя, как взрослые люди. То есть – обижаться без истерик. Бесшумно. Поэтому я кивнула и тихо сказала:
— Поехали домой.
Комментарий к 2
Продолжение уже здесь: https://www.patreon.com/posts/published
Заходите и сюда: https://www.instagram.com/nogaulitki/
========== 3 ==========
По дороге к дому я была молчаливой. Волжак это, безусловно, заметила, поэтому старалась создать видимость разговора, спрашивая у меня то одно, то другое. Я отвечала сдержанно и лаконично, и, в конце концов, она поняла, что я не настроена на беседу, и прекратила попытки.
Мне было обидно. Очень обидно. Потому что мне казалось, что я, напротив, как могу, стараюсь не сжимать ее границы и рамки, зная, что Волжак не терпит никакого давления. И теперь выясняется, что, оказывается, я влезла везде, где только можно, и ей не хватает пространства? Что ж, я дам ей свободу. Буду сидеть весь вечер молча в телефоне, а она пусть занимается своим личным пространством.
Когда мы приехали домой, я разогрела ужин, накрыла на стол, и позвала ее.
Она достала бутылку вина и наполнила два бокала. Я молча кивнула в знак благодарности и принялась за еду. Глядя в тарелку, чувствовала на себе взгляд Волжак.
Смотри-смотри, я все равно не скажу ни слова!
Мы поужинали, я убрала посуду в посудомойку, и, наконец, терпению Екатерины Александровны пришел конец.
— Ты теперь со мной не разговариваешь? – спросила она, прожигая меня взглядом.
— Разговариваю, — пожала я плечами. – А что не так?
— Не знаю, ты мне скажи. Почему у тебя на лице маска вселенской печали?
— У меня нет никакой маски. Это же тебе, как выяснилось, пространства не хватает, — не сдержалась я, отходя к столу. – Я тебе его даю, чтобы ты передохнула.
— Боже, — вздохнула Волжак, качая головой. – Ты серьезно? Ир, я извинилась за свои слова, что мне еще сделать? На колени встать?
— Ну, что ты, — фыркнула я, начиная снова заводиться. — Зачем такие жертвы? Просто продолжай жить так, словно я не являюсь для тебя кем-то значимым, продолжай скрывать от меня все, что посчитаешь нужным, дабы я не влезала в твое личное пространство, — язвительно проговорила я, хотя понимала, что меня уже «несет», и что сейчас я окажусь той, кто пожалеет о своих словах. Но было уже поздно. У нас постоянно было так – если Волжак делала что-то, что меня бесило, после того, как она пыталась извиниться, я все только усугубляла. Чертов характер. Порой я могла это контролировать, но… по всей видимости, не в этот раз.
— Понятно, — сжав челюсти, ответила она и направилась в прихожую.
— Ты уходишь? – покачала я головой. – Снова бежишь от разговора?
— Я ухожу, чтобы не поругаться еще больше, — медленно произнесла она, засовывая ноги в ботинки.
— Беги, конечно, все, как всегда, — фыркнула я, сложив руки на груди.
Волжак смерила меня испепеляющим взглядом и, накинув сверху пальто и взяв с красивой тарелочки-подставки ключи от дома, вышла из квартиры.
Я злилась. Я очень злилась. На то, что изначально она повела себя, как сука, а в итоге неправой оказалась я. Но я хотя бы не сбегала! А она просто ушла! Трусиха!
Не придумав ничего лучше, я тоже оделась и, нацарапав записку, положила ее на тарелку, где обычно лежали ключи.
«Если ты уходишь от разговора, то и я уйду!»
И, движимая, как мне казалось, праведным гневом, я тоже вышла из дома. Но так как на улице была совсем «нелетная» погода, я решила отправиться в бар, что располагался неподалеку от нас.
Придя туда, заказала выпить и… позвонила Оксанке, чтобы излить душу и скоротать время. Пить в одиночестве – не самая моя любимая привычка, а так, слыша на том конце трубки голос подруги, я вроде как была и не одна.
Мы проболтали почти два часа. Оксанка пыталась доказать мне, что я веду себя неправильно, но меня было не остановить. Я пыталась доказать, что не права именно Волжак. Сама же Екатерина Александровна звонила мне несколько раз, но я категорично отклоняла входящие.
Она сама ушла, так почему я должна сейчас идти ей навстречу? Именно так рассуждало мое подвыпившее сознание, когда я ехала домой в такси, гадая, вернулась она уже домой или нет. Хотя, раз звонила, наверняка, уже дома.
