— Ты скажи этим своим, — как обычно, недовольно проворчал он, — что если у них запасы где-то припрятаны, пусть не спешат их доставать. Завтра отряды начнут уходить, тогда.

— А у них припрятаны запасы? — Встрепенулась Гримница, считавшая до этого, что заксы растащили все.

— А я почем знаю? Сама у них спрашивай. Но для блага моего брата, я надеюсь, что припрятаны.

В ответ на такое обращение княжна только раздраженно дернула плечом. До этого был только один человек, позволявший себе разговаривать с ней в таком тоне. Да и то, нечасто сводный брат заезжал в их края. И счеса Гримница просто не знала, как ей отвечать на это откровенное недружелюбие. Да, она помнила, что сказал ей Тиз после свадьбы. Но ей казалось, что узнав о ее отце-князе и новых землях деверь должен был бы уже немного смягчиться. Он же продолжал вести себя так, словно княжна была тяжелой обузой, что сама навязалась его брату.

Так, занятая своими мыслями и простыми делами, должными помочь людям переждать время до ухода заксов, княжна не заметила, как солнце начало клониться к закату.

— Княжна, а выйди-ка на минуточку! — Позвала ее Ванда, остановившись у порога жилища, в котором к этому времени же не осталось никаких следов разорения.

— Здравствуй, Ванда! — Обрадовалась ей Гримница.

— Да я-то — давно уже Ванда. — Строго свела брови знахарка. — А ты, спрашивается, что творишь?

— А что я такого творю? — Не поняла княжна.

— Что? С мужем за день словом не перемолвилась. Он уже себе места не находит, а ты тут среди чужих людей спряталась. Вот я и спрашиваю, ты что себе думаешь?

— Он сам сказал, что хватит в палатке прятаться, пора чем-то полезным заняться! — Возмутилась Гримница, в глубине души понимая, что действительно использовала односельчан в качестве предлога, чтобы не видеться пока с Арне.

— Ох, девонька, какая ж ты еще молоденькая… — Знахарка вздохнула. — Ну, занялась полезным, помогла, ладно. Но неужели ты думаешь, будто кто-то поверит, что три бабы в доме без тебя порядка не наведут?

Тебе с мужем еще жить и жить, а ты не успела на ноги встать, как уже склоки затеваешь.

— Да ничего я не затеваю! — Возмущение Гримницы было тем более искренним, что сложно затеять склоку с тем. Кого целый день не видишь. — А он тоже хорош! Если я ему так нужна, что ж сам не пришел?

— Да над ним уже и так остальные заксы потешаются, — покачала головой Ванда, — что он с тобой, как с дитем малым нянчится. Того и гляди подкаблучником назовут. А и ты хороша. Скучаешь по нему? Ревнуешь к войску? Так иди и прямо так ему и скажи.

— Вот еще! — В сердцах топнула ножкой княжна. — Ревновать его еще! Больно нужен…

Она осеклась, увидев в тот момент, как во двор дома вошел ее муж. Однако, слова уже были сказаны и услышаны. Арне остановился, не доходя до порога и перекинулся парой слов со старым солдатом-охранником, что удобно расположился под яблонькой. Потом приветственно махнул рукой жене и, не сказав ни слова, пошел обратно.

— Ой, дитя-дитем… — Вздохнула Ванда. — И что ты теперь делать будешь?

— За ним не побегу! — Гримница закусила губу. Понимая уже, что неосторожные слова могли обидеть человека, от которого она, кроме добра, пока ничего не видела.

— А куда денешься? — Знахарка, как всегда, умела задать правильный вопрос.

— А некуда деваться! — Гримница с досады закусила губу. — Вот веришь, каждый раз, как подумаю об этом, с души воротит.

Ванда только покачала головой. Она прекрасно видела, какие сомнения одолевают молодую женщину, как тяжело справляться той с чувствами обиды и вины, что гложут душу. Но, взявшись присматривать за этой девочкой, (сперва по велению сердца, а потом и по просьбе князя), она также понимала, что нельзя позволить Гримнице утонуть в жалости к себе.

— Жалеешь, что не уехала с князем? — Прямо спросила она княжну. Та только покачала головой.

— Не верю, что я ему и правда нужна. Поигрался бы и бросил, как раньше, как и маму.

— Тогда, — подвела Ванда итог разговору, — ты сама все решила. Хочешь или нет, а с мужем мириться придется.

— А как? — Подумав некоторое время спросила Гримница.

В тереме, если кто-то умудрялся провиниться перед воеводой Межамиром, то кланялся тому и винился, прося прощения. Если же между собой ссорились мамки-няньки, то они так же кланялись друг другу: сначала та, что винилась, потом та, что прощала. Самой же Гримнице было достаточно просто попросить прощения, безо всяких поклонов.

Впрочем, просить прощения ей доводилось нечасто, княжна все-таки. Да и не шалила она особо. После смерти матери на шалости сперва не было охоты, а позже, когда с проверкой дружины в поселение наведался княжич, стало и вовсе не до забав. Поэтому княжна и спросила Ванду, в надежде, что та, как обычно, подскажет верный путь.

— Не знаю. — К вящей досаде Гримницы знахарка только пожала плечами. — Тут тебе, девочка, никто не поможет. Твой муж — тебе с ним и разбираться. Иди домой, девочка, не зли его зазря.

— Нету у меня дома. — Упрямо проворчала княжна. — Заксы сожгли.

— Так так мужу и скажи, — развела руками Ванда, — что дом тебе нужен, чтобы было где деток родить. Что добра пропавшего жалко. Не зверь же у тебя муж, он поймет. А там уж, как договоритесь.

С такими напутствиями княжна была отправлена обратно в лагерь. А Ванда осталась с поселенцами, отговорившись тем, что ей надо заняться беременной женщиной и приготовить все для младенца. Он (или она), по прикидкам Ванды должен был в скорости появиться на свет. Гримница подозревала, правда, что Ванда просто не захотела вмешиваться, как и говорила, в дела семейные. Но делать было нечего, пришлось возвращаться.

"Дома", в принадлежащей ее мужу палатке, княжна снова осталась одна. Солдат, приставленной деверем и приведший ее сюда, вернулся обратно на пост. Арне с Тизом пропадали где-то среди заксов. А у нее не было даже тряпки какой-нибудь, чтобы занять руки.

Пройдясь несколько раз туда-сюда, княжна села на постель и, от нечего делать, начала собирать разбросанные повсюду травы. Завядшие за сутки растения распространяли вокруг горьковато-пряный аромат. Он напомнил девушке о том, что происходило здесь прошлой ночью. Эти воспоминания заставили щеки раскраснеться, а сердце — сжаться от странного чувства, названия которому Гримница не знала.

Чтобы избавиться от этого чувства, девушка начала наводить порядок, собирая травы, аккуратно складывая брошенные вчера в угол вещи, пытаясь придать временному пристанищу жилой вид. Убираясь, она наткнулась на простынь, которую ее муж вчера сдернул с постели, меняя белье.

Некоторое время Гримница так и стояла, бессмысленно таращась на подтверждение ее замужества и не зная, выкинуть ли испорченную вещь совсем или отложить в стирку. Внезапно кто-то сильно потянул у нее из рук простынь. Гримница подняла голову, хотя даже не сомневалась, кого сейчас увидит. Рыцарь смотрел на нее какими-то другими, чужими глазами, аккуратно складывая плотную ткань.

— Что, любуешься? — Ехидно спросил он. И, не дожидаясь ответа, добавил. — Надо было сразу с князем уходить, принцесса. А теперь — поздно, просто так тебе теперь грамоту никто не подпишет.

Княжна ничего не ответила. Она просто стояла и смотрела, ожидая, что будет дальше. Так и не дождавшись от нее ответа. Арне в сердцах скомкал только что сложенную простынь и с силой запусти в тот угол, из которого Гримница ее только что достала.

— Раздевайся. — Коротко скомандовал он. — Спать пора.

Не дожидаясь выполнения приказа, он начала раздеваться сам. А Гримница так и стояла посреди комнаты, не смея сдвинуться с места.

— Ну, чего ждешь? Некогда мне с тобой полночи возиться. — Оставшись без рубашки, Арне поторопил жену. А та так стояла, глядя во все глаза на мужа. Сухощавый, жилистый, он мог бы показаться худым, но Гримница помнила силу его рук, и как бугрились по кожей мышцы, когда она ночью неумело ласкала его плечи.

— Мы будем… сейчас…? — Нельзя сказать, что княжна обрадовалась желанию мужа. Низ живота все еще немного тянуло да и ощущение боли в конце ей совсем не понравилось. Но, в целом, все оказалось совсем не так ужасно, как ей представлялось, терпеть можно. Главное, что не придется искать слова, объясняясь с мужем.