После ознакомления с десятком телесных трансформаций в глазах у меня потемнело, а ноги стали подкашиваться. Впрочем, на некоторых посетителей гангренозные конечности не произвели никакого впечатления. Возможно потому, что по профессии они были медиками, а может, потому, что принадлежали к той категории людей, которых невозможно напугать даже в самых кошмарных «Комнатах страха», перед входом в которые висят таблички: «Убедительно просим слабонервных не входить!». Невозмутимые посетители, рассматривая один за другим макеты «укушенных ног», перемигивались между собой и добродушно посмеивались: «Смотри, как раздулась вон та конечность! А всё почему? Там, где водятся ядовитые змеи, надо носить кирзовые сапоги по колено, с портянками внутри! Неужели в Африке этого нет? Ну и порвали бы на тряпки ту одежду, которую им присылают в качестве гуманитарной помощи. Всё равно она ни на что другое не годится». К сожалению, того же нельзя было сказать о детях, насмерть перепуганных кроваво-гнойными макетами и ещё у входа в серпентарий цеплявшихся за руки своих родителей со словами: «Ма-а-ам… А меня змеи не укусят?» Больше всего они пугались при виде пустого террариума чёрной африканской мамбы, ядовитость которой наглядно демонстрировали аж два макета ноги, представлявшие собой начальную и заключительную стадии омертвения поражённой ядом конечности. Около него некоторые дошколята впадали в ступор, а другие бросались сломя голову по направлению к выходу. Между прочим, не смейтесь. Не так-то просто убедить насмерть перепуганного малыша в том, что этой змеи в террариуме нет потому, что она, грубо говоря, сдохла, а не уползла оттуда и сейчас находится где-нибудь поблизости, возможно даже, прямо под ногами.
В Звереландии меня глубоко возмутило обращение с пернатыми. Пару раз в сутки в этом Природном парке организовывался птичий спектакль с задействованными в нем ястребами, соколами, грифами, орлами, коршунами, сипухами и прочими пернатыми. Зрители рассаживались по кругу, а прямо над их головами, на расстоянии пары метров, парили одна за другой хищные птицы, выполняя команды смотрителей парка. В установленном неподалёку стенде сообщалось, что, помимо ежедневных двухчасовых выступлений, на полёт пернатым выделяется два-три часа в сутки. Оставшееся время несчастных птиц выставляли на потеху публике привязанными к колышкам за лапу верёвкой, иногда настолько короткой, что некоторые из них даже не могли дотянуться до миски с водой. Невозможно было без слёз смотреть на то, как они спотыкались о крепкие бечёвки, которыми были опутаны их лапы. Порываясь взлететь или сделать несколько шагов, птицы неуклюже заваливались на бок, жалобно пища и распластав крылья, в то время как посетители парка, довольные возможностью рассмотреть их с близкого расстояния, щёлкали один за другим вспышками фотокамер. Как же можно… скажите, как у людей поднимается рука таким чудовищным способом над ними издеваться?! Ведь это же птицы! А птица – это символ свободы! Судя по безразличным выражениям лиц у посетителей Природного парка, подобное обращение с дикими птицами воспринималось ими, как вполне приемлемое. И это в Европе с её многочисленными обществами, ассоциациями и благотворительными фондами, направленными на защиту природы?! Так где же вы, рьяные европейские экологи? Бродите по всему свету, собирая компромат на зверское отношение к представителям животного мира, а у себя под носом ничего не замечаете?! Получается, шли экологи до Звереландии, шли, да так и не дошли! Оно и понятно. Слишком много баров и ресторанов вкусной и дешёвой пищи повстречалось им на пути в Стране Вечного Праздника. А желудку, как известно, в удовольствии не откажешь…
******
В тот день в Звереландии было много посетителей, и наш с мужем маршрут по парку периодически пересекался с большой группой ребят в возрасте приблизительно от семи до девяти лет, совершавших экскурсию в сопровождении нескольких учительниц и воспитателей продлёнки. Перемещаясь от одного вида животных к другому, школьники радостно перекрикивались и энергично жестикулировали: «Смотрите, какая странная козочка! У неё рога не в ту сторону загнулись!» Одна из педагогичек, возмущенная столь примитивным описанием, поправляла у себя на носу очки и приступала к утомительному разъяснению: «Ребята, этот вид парнокопытных называется… И все они проживают на далёких африканских просторах, питаясь…» Впрочем, детей это совершенно не интересовало, и, как следствие, не выслушав её объяснений до конца, они продолжали кричать: «Глядите! У этой козы в кустах маленькие козлятки живут! Вон там! Видите?!» Игнорируя учительницу, уже было открывшую рот, чтобы прокомментировать увиденное, любопытные ребятишки мчались со всех ног к той части заграждения, где стояли козлята дотоле невиданной ими африканской породы. Вслед за ними устремлялись учительницы и воспитатели, судя по натужным выражениям лиц которых нетрудно было догадаться, что бегать им приходилось нечасто. Положение сопровождающего детей педагогического персонала усложнялось еще и тем, что школьники то и дело забрасывали их вопросами неожиданного содержания. Ребёнок: «Скажите, медведи свои лапы сосут?» – Учительница: «Сосут».– Ребёнок: «А руки сосут?» – Учительница: «Сосут». – Ребёнок: «А пальцы сосут?» – Учительница: «Сосут».– Ребёнок: «А ноги?» – Учительница: «Какие ноги?» – Ребёнок: «Большие и мохнатые». Учительница с уставшим выражением лица и слегка охрипшим голосом: «Наверное, сосут». Ребёнок: «А что они сначала сосут: руки или ноги?» Затем шумная ребятня встретилась нам на смотровой площадке между двух полян, одной – с кенгуру, а другой – с обезьянами. Там они задорно кричали: «Ух ты, глядите, как кенгуру бьют друг другу кулаками в лицо! А здесь обезьянки целуются, тоже в лицо! Вот это да! Здорово-то как!» Больше всего меня насмешило, когда все они скучились перед носорогом, а ему в тот момент приспичило помочиться. Это внушительных размеров животное употребляет количество пищи пропорционально своему телосложению, а потому не удивительно, что вырвавшийся из него поток жидкости походил на мощный фонтан. Увидев это, дети буквально взвыли от радости: «Смотрите! Носорожиха рожает! У неё уже воды отходят! Сейчас ребёнка родит, маленького носорожку!»
При этом громче всех кричал светловолосый мальчуган в красной футболке. Практически в любой группе есть ребёнок, обескураживающий весь педагогический персонал своим холерическим темпераментом, в совокупности с полным отсутствием воспитания. Глядя на его выходки, приходило на ум, что отцом этому мальчику доводился сам Маугли, единственное, чему сумевший научить своего сына, это громкому крику и лазанью по всему, куда только можно вскарабкаться. Отчаянный мальчуган носился по парку с удивительной скоростью, однако, воспитателям продлёнки вовремя удавалось схватить его в тот самый момент, когда он просовывал руку через деревянное заграждение в попытке дотянуться до находившегося по ту сторону дикого животного. В расчёте на таких посетителей все поляны Звереландии были оборудованы двойной изгородью: обычной, на которую можно было облокотиться, и внутренней, снабжённой электрическим током, дотронувшись до которой, любое животное получало электрический разряд и тут же отступало назад. Однако на поляне, где обитали страусы, ни одно из заграждений не сумело полностью отделить их от посетителей Звереландии. Дело в том, что эти на редкость любопытные птицы умудрялись просовывать свои длинные шеи не только через электрическую, но и деревянную загородку, причем делали это совершенно неожиданно. Один раз, увидев прямо перед собой высунувшуюся из-за заграждения круглую страусиную голову с плоским клювом и непомерно большими глазами, я в испуге отшатнулась назад, что тут же явилось поводом для смеха вышеупомянутой группы школьников, среди которых громче всех хохотал мальчуган-сорвиголова.
В конечном итоге педагогический персонал не сумел воспрепятствовать его общению со страусами. Как только одна из птиц просунула голову через заграждение, сорванец тут же схватил её за длинную шею, а вслед за этим последовал утробный и протяжный звук: «А-а-а!» Бросив взгляд в сторону ребёнка, я с ужасом увидела, что лицевая часть его головы находится в клюве у страуса. В следующую минуту педагогички ринулись к птице, чтобы спасти мальчугана. Замечу, однако, что в борьбе этой парочки, страуса и ребёнка, происходило нечто странное. Страус пятился назад, пружиня свою извилистую шею и напрягая мускулистые ноги, а маленький мальчик, голова которого скрывалась во рту у этой птицы, казалось, настойчиво пытался её задушить, крепко обхватив своими ручонками страусиную шею и издавая утробно-рычащие звуки. Когда же взрослым, наконец, удалось их разъединить, то всем бросилось в глаза, что изо рта у ребёнка свисает красный кусочек мяса. «Господи! Что это?! Выплюнь сейчас же!» – закричали на него педагогички. «Сын Маугли», чрезвычайно довольный произведённым на них эффектом, выплюнул свой трофей на раскрытую ладонь, протянул одной из учительниц и коротко пояснил: «Вот». «Что это?» – с брезгливым выражением на лице спросила она. «Язык, – с нескрываемой гордостью заявил ребёнок. – Я его у страуса откусил. Будет знать, как щипаться!»