Когда он вернулся, Донка так и сидела, прислонясь к дереву, её потухший взгляд, был устремлён, куда-то, сквозь просвет ветвей, в небо; в другой мир, другую жизнь...
Так закончился жизненный путь цыганки Донка. Своим добрым расположением к людям и снискав среди них заслуженное уважение, она искупила свои грехи.
Прежде чем покинуть место, где он родился и вырос, с кузнецом Семёном выковал два креста, он не знал, как надолго покинет деревню. В нём взбунтовался зов крови, его тянуло к своим предкам. Рассказы бабушки о кочевой цыганской жизни будоражили его сознание: песни и танцы у костра, табуны лошадей - все эти рассказы были полны таинственного романтизма.
В день, когда он был готов выехать, сходил в лесок попрощался с родными, откопал тайник: он впервые видел всё это добро. Первые секунды его, словно парализовало, он не мог отвести глаз от драгоценностей, теперь всё это принадлежало ему - этот блеск околдовал его. Из оцепенения его вывел ветер, который неожиданно поднялся, среди полного безветрия и тишины. Он понял, что это Донка даёт ему понять, что она всё видит и знает, чтобы привести его в чувства. Михай взял несколько монет и массивный перстень, в дар цыганскому барону, табора, в котором его приютят. Тайник он выложил мелкими ветками и прикрыл ими мешочек, затем всё закопал. Уходя, ветер стих, он ласкающим, нежным порывом трогал его за плечи, и юноша понял, это бабушка прощается с ним.
Михай стоял у калитки, держа под уздцы своего коня Буяна.
- Ну, куда ты, что тебя там ждёт? Ты ведь ещё так молод, - пыталась остановить его Ксения.
Полина стояла с глазами полными слёз.
- Я не прощаюсь, мне надо пожить среди своих и понять, кто я есть на самом деле, во мне течёт цыганская кровь, как не крути. Пока я не окунусь в эту стихию, не будет душе моей покоя.
- Полина, я вернусь, вернусь или к тебе или за тобой. Слово моё верное. Жди!
Вскочил на коня и помчался, не оглядываясь, видно не легко далось ему это решение.
Четыре дня скакал молодой цыган, в поисках своих сородичей. У людей спрашивал, может кто, что знал о стоянке табора. Не дружелюбно и неохотно люди отвечали, а то и вовсе гнали прочь:
- Убирайся прочь, а то гляди, не досчитаемся чего, знаем вашу жульническую породу...
- Да и в мыслях ничего такого не было, зачем понапрасну наговаривать,- бывало пытался оправдаться Михай.
Неприятно было слушать столь обидные слова в свой адрес, но рот людям не закроешь.
Ближе к вечеру пятого дня, вдали увидел шатры, сердце застучало, так сильно, что казалось оно бухает во всём его теле. Доскакав, до табора спрыгнул с коня и увидев толпу цыган, в знак уважения, преклонил голову.
- Кто такой, откуда? - мужчина с кнутом в руках задал ему вопрос.
- Михаем кличут меня! Из дальних мест!
- Где община твоя, смотрю молод совсем, провинился никак?
- Скоро шестнадцать стукнет! Про своих не ведомо ничего, русской женщиной воспитан. Нашла меня в поле, возле умирающей цыганки, та только имя моё сказать успела. Вырос решил своих найти, может кто и мать мою знает.
- Как звали то?
- Не успела имя своё назвать, только моё.
- Дак и немудрено, времена какие были,.. всеми гонимые: и белыми и красными, убиенных сколько и гонимых по свету.
- Харманом меня зовут, вроде как барон здесь: люди над собой поставили, смотрю, конь хорош, откуда?
- Ксения - женщина, что подняла меня, подарок сделала на четырнадцать лет, у батьки её кобыла жеребилась. Как подрос жеребчик, привела и сказала:
- Вот подарок от нас, какой цыган без коня...
- Чему обучен?
- Грамоте, у кузнеца в учениках ходил...
- Добрэ, добрэ... пойдём в шатёр, скажу, чаем напоят, да поесть соберут, коня можешь пустить в табун.
- Мала! - позвал Харман, молодую цыганку, которая тот же пришла.
- Собери, что ни будь на стол, гостя покормить надо.
Когда Михай остался наедине с бароном, протянул ему перстень и пять золотых монет, как научила его Донка.
- Щедрый дар! Ты парень загадка, это то откуда?
- Ксения сказала, что нашла при матери.
- Видно не простая цыганка мать твоя была, ни у каждой золото водится. И женщина эта, видать не всё золотишко отдала.
- Она женщина честная. Так и пусть, коль так, четырнадцать лет поднимала меня, времена голодные были, приняла, как своего, ничем обижен не был. Могла б и вовсе ничего не дать.
- Да не волнуйся ты так, коль и было так за столько лет, видать и осталось то, что осталось.
Михай остался в таборе, только кочевая цыганская жизнь, сильно отличалась от той, о которой рассказывала Донка. Он ни раз был свидетелем краж: воруют цыгане с большой проворностью и осмотрительностью, но обыкновенно мелочи: съестные припасы, одежду и другие необходимые потребности. Он нередко наблюдал, как хитро и ловко они выманивали деньги у простодушных людей. В деревнях крестьяне готовы были отдать последнее, за якобы возможность цыганами заговорить деревни от пожаров и на добрый урожай на вечные времена. Но в основном женщины с детьми занимались попрошайничеством. Также видел, как неприветливо обходились с его народом и часто очень жестоко: во всех преступлениях и кражах, всегда винили цыган. Удивительно, что они не озлобились и не стали ненавистниками людей. Так же понимал, не смотря на юный возраст, что общество само толкало его общину, на подобные действия, не давая возможности им найти, какую либо работу и заниматься земледелиям.