Литмир - Электронная Библиотека
A
A

   Донка помогла дочке слезть с телеги. Та, еле стояла на ногах.

   Неожиданно девушка подхватилась:

   - Ой, Дона! С меня вода потекла...

   - Вай, вай, этого нам только и не хватало,- заголосила женщина.

   Цыганка полезла в телегу, набрала тряпок, взяла бутыль с водой, сунула под юбку холщёвый мешочек.

   - Давай ка милая потихоньку до лесочка дойдём, здесь совсем рядышком, до деревни не дойти, далековато и здесь не безопасно.

   - Ой, ой, больно то как, - хватаясь за живот, стонала молодая цыганка.

   - Потерпи милая, скоро всё закончится,- с грустью говорила Донка.

   Кое- как, дошли до края леса. В лесу пахло прошлогодними, прелыми листьями и грибами, земля покрытая толстым слоем побуревших листьев, этот ковёр мягко пружинил под ногами. Сквозь оголённые ветки, виднелось утреннее весеннее небо, солнце поднималось всё выше, лёгкий, тёплый ветерок ласкал лица. Донка кинула фуфайку и положила на неё дочь, схватки участились и усилились. Джофранка разрывала тишину своими криками, пугая птиц и другую живность. Донка под спину роженице положила тряпки, свёрнутые валиком, чтобы облегчить боль. Мать , как могла поддерживала и утешала дочь:

   - Все женщины проходят через это, потерпи милая, скоро всё закончится.

   - Мама так умирать не хочется, я же ещё совсем молодая, что ждёт меня по ту сторону? Я наверное в ад попаду, очень страшно, мама...проклятый барин всё время перед глазами стоит. Скажи, я там с ним не встречусь? Он и там покоя мне не даст...

   - Что ты родная, что ты услада моя! Все так говорят, пока схватки мучают, а как родят, так про всё и забывают,- хотя видела, дочь тихо угасает. Людям помогала, скольких от смерти уводила, а вот родной дочери не в силах помочь.

   - Как не хочется, уходит молодой. Жалко не услышать больше цыганских песен у костра, таких задушевных и трогательных. В нашем таборе самые красивые и голосистые певуны, ведь, правда, мама? А какие на воле рассветы и закаты... Ни каждый может видеть это чудо - природы, мне будет не хватать всего. А когда по утрам лошади и кони купаются в росе, разве могла я поменять свободную, волную жизнь, на клетку, кто меня может осудить за это...

   - Всё ещё будет, и рассветы и закаты.

   - Не успокаивай меня не надо, молись за меня, отмоли мою душеньку, может после смерти она покой обретёт.

   У Джофранки начались потуги, из последних сил она старалась выдуть ребёночка, наконец у неё это получилось. Раздался слабый детский крик. Женщина приняла ребёнка, обрезав ножом пуповину, связующую его с матерью и замотала дитя в тряпицы.

   - Ну, вот Дона, как ты хотела, по крику слышу мальчик, прости свою непутёвую дочь.

   - Да, это мальчик, посмотри, какой миленький,- женщина хотела положить дитя рядом с матерью, но та, отвернула голову.

   - Не надо мама, не хочу его видеть, пожалуйста, пожалей ты меня,- по её впалым щекам катились слёзы.

   - Ну, как же милая, он же совсем кроха, его к груди приложить надо, сжалься.

   Ребёнок подал голос.

   - Нет, мама, нет! - у девушки дыхание стало прерывистым.

   - Он же погибнет, тебе всё равно, а ему жить надо,- и разрыдалась,- знаю тебе считаные минуты осталось жить, вдохни в него жизнь, подари надежду. Смой свои грехи, ради новой жизни.

   Она достала золотое монисто и хотела надеть на шею дочери, но та отодвинула руку:

   - Убери, они меня в ад потянут, а вам они нужнее. Ладно, приложи сына, - она оголила грудь и отвернулась.

   Ребёнок жадно присосался к соску, почмокивая и кряхтя.

   - Настоящий мужик, ишь, жадный какой!

   Джофранка повернулась к сыну и с умилением смотрела на него:

   - Славный какой, я не видела таких красивых деток. Правда, мама? Наш самый лучший!

   - Конечно милая, конечно.

   - Береги его мама, вымоли для него счастливую жизнь. Пусть живёт за меня и за деда, за три жизни счастья ему пусть Господь пошлёт. Назови Михайкой, как отца папиного звали, хорошим человеком был. Прощай мама, прощай сынок... - слабеющим голосом, еле слышно, почти шёпотом произнесла она, - только теперь поняла, какая это радость быть мамой, не оплакивай меня мама, люблю вас и ухожу счастливой... - на лице застыла умилённая улыбка.

   Донка опустилась перед дочкой на колени, слёзы застилали глаза:

   - И ты меня доченька прости, что не уберегла тебя. Жизнь свою положу, не уйду пока на ноги не поставлю внука, уж будь спокойна там, на верху, и стань добрым ангелом для сына.

   Ранее существовал совершено дикий обычай: умерших цыган оставляли на обочине дороги. Поздне их стали предавать земле. Оплакивать ушедших близких, было не принято, так как считалось, что они переходят в другой мир, который принесёт им освобождения от тягот прежней жизни.

   Донка не раз видела, как некоторые цыганские племена, которые провожали в последний путь соплеменников плясками и песнями. Но, как же горько было у женщины на душе, горечь утраты комом застряла в горле. Она положила уснувшего младенца в сторонку, надо было до темноты успеть выкопать могилку. Земля была рыхлая, она ножом долбила землю и руками откидывала в сторону, пот и слёзы застилали глаза.

   Наконец была вырыта ямка. В неё женщина бережно уложила худенькое тело дочери, познавшей радость материнства, которому так противилась, сложила руки на груди, из веточек сделала крестик и вложила в руки. Последний раз взглянула, на ещё не остывшее тело:

15
{"b":"711219","o":1}