Тяжело перезимовали. Среди народа нарастало волнение: началась гражданская война, когда брат на брата, сын на отца - страшное время. В деревнях то и дело менялась власть, переходя то к белым, то к красным. Табор оставался в не политики. Деревни голодали. Цыгане забивали коней, надо было как-то выживать, кормить коней было нечем, а людям нечего есть. Конину меняли на картофель и другие продукты.

   Сошли снега, начала пробиваться травка, даря надежду на спасение лошадиного стада. Приближалось время родов Джофранки, тем волнительнее становилось на душе у неё и Донки.

   Шёл апрель, ночи стали теплее, все вздохнули, конец холодам.

   Донка с дочкой лежали обнявшись, согревая друг друга. Пришла взволнованная, старая цыганка - Лара:

   - Уходить вам надо! Сегодня же! Слышала, человек должен скоро прибыть из табора, где барина убили, говорят, виновница сбежала, народу много пострадало, мужчин никого почитай не осталось. Жандармы никого не жалели, ни женщин, ни детей. Шандор, бароном там был - красивый, справедливый..., так вот его дочка с женой сбежали. Аль не слыхали?

   Женщины молчали...

   - Спасай дочку и себя спасай! Как стемнеет, запрягайте кобылу и трогайтесь. Бог вам в помощь!

   Скажу, в какую сторону двигаться, там места глухие, за неделю доберётесь. Там никто вас не достанет.

   - Спасибо! Добрая Лара! - поблагодарила Донка старую цыганку и потянулась за холщёвым мешочком.

   - Мне это уже не надо, а вам ещё пригодится, - остановила её руку женщина.

   - Пусть простят нас люди, если смогут...

   - Сейчас столько горя людского повсюду, столько убиенных... И не добрая я вовсе, потому тут на отшибе одна, грехов на мне много. Может добрым словом кто помянет.

   - Все мы грешники... - отозвалась молодка.

   Женщины в ночи, ехали наугад, по дороге, что указала Лара. Пять дней они передвигались, останавливаясь на ночь ближе к селениям, уходя всё дальше от табора. Было раннее утро, Донка распрягла кобылу - Лютню, лошади нужен был отдых, трава поднималась с каждым днём, расползаясь по земле ярко -зелёными островками. На деревьях пробивалась молодая листва, по утрам многоголосый птичий гомон будил женщин, давая понять, что пора вставать.

   Цыганки расположились в поле для завтрака, прямо у них над головой взвился жаворонок, всё выше поднимаясь к солнцу, исполняя радостную песнь - во славу весне.

   - Ах, мама, как бы я хотела, так же, как эта маленькая пичужка, подняться высоко, к самому солнцу, чтобы оно выжгло всю боль, что живёт внутри меня и не даёт покоя, - с горечью в голосе говорила Джофранка.

   - Бедная моя девочка! Разве такой жизни для тебя хотела я? Когда ты появилась на свет; думала, как должна быть к тебе благосклонна судьба. От тебя невозможно было отвести глаз, и росла такой красивой, что засмотревшись на тебя, люди спотыкались... видно сглазили, мою голубоньку. А теперь, поблёкла твоя красота, куда подевалась? На птичку раненную похожа.

   - Я и сама ощущаю себя птичкой, которой обломали крылья, не взлететь ей больше, не насладиться радостным полётом...

   Донка обняла дочь и расплакалась, на душе у неё было неуютно и тревожно, в предчувствие неминуемой беды... последнее время Джофа стала неузнаваемой, словно кто-то невидимый пил из неё кровь. К тому же у неё совершено не было аппетита.

   - Радость моя, вот покушай - вяленая конинка, а вот смотри яблочко раздобыла вчера...

   - Мам, не могу даже смотреть на еду.

   - Надо себя кормить, ребёночка, солнышко моё, ну, хоть какая еда, другие и того не имеют,- вздохнула тяжело женщина.

   Дав передышку лошади, они продолжили путь.

   Ещё день езды.

   Невдалеке виднелось какое-то селение. На пути у них выросли несколько всадников, один из них спешился и подняв кнут, дал понять, что им надо остановится.

   Донка потянула поводья.

   - Кто такие? Откуда и куда направляетесь? - строго спросил молодой мужчина с красной лентой на груди.

   - Дочку рожать везу, в таборе нельзя, хвороя она, может приютит кто, - отвечала цыганка.

   - Да кому ж это нужен лишний рот, везде голод! Мы от туда, ничего там дальше нет глушь и голод. У вас то, что есть съестного? А то может натурой возьмём, ты ещё не старая, девка твоя чем хворая?

   - Чахотка у неё, да мы неделю не мытые, завонялись поди.

   Всадники рассмеялись, один из них брезгливо сказал:

   - Петро, тебе в деревнях баб мало, а то заразу какую прихватим.

   Мужчина подошёл к лошади:

   - Хороша кобылка, нам сгодится, распрягай!- приказным тоном сказал тот.

   - Да, что ж вы добрые люди, куда нам без кобылки, дочка идти не может, вот- вот родит, пожалейте,- умоляла их женщина.

   - Без разговоров тут! Лошади нужны красной армии, для победы над империализмом! Тёмные людишки, небось и не знаете: революция была! Вся власть от царя перешла народу, а тот кто будет мешать, ждёт расстрел на месте, - он потянулся к кобуре.

   - Да, что вы соколики берите, что хотите берите, забирайте всё!

   - Нам вашего барахла не надо, лошадь забираем!

   Всадники удалялись, уводя с собой Лютню, на прощание она заржала, не желая покидать своих хозяев и тут же, получила по крупу кнутом.