– Ты на сестрёнку не наговаривай. Однажды она станет Старшей клана и будет способна на многое.

– Это когда будет, – отмахнулся Квэн. – Так что, попробуем в мою наработку «вдохнуть жизнь»?

– После ужина. Вдруг кому-то срочно понадобятся руны, а остальные Вдыхающие жизнь уже истратят весь свой запас времени. Хорошо?

В глазах Квэна вмиг потух огонёк любопытства – его сменила бездонная яма разочарования и бессилия. Если бы только он мог «вдыхать жизнь», не пришлось бы никого просить. А так – оставалось лишь ждать вечера и молиться богине, что она пришлёт как можно меньше желающих воспользоваться силой рун.

Квэн понимал, что именно благодаря людям, которые платят за руны, их клан и живёт. Очень даже хорошо живёт – так как нарисовать руну у Вдыхающей жизнь было недешёвым удовольствием. Для некоторых это означало возможность расстаться с недельным заработком. И всё же многие пользовались услугами Рунного клана. Конечно, действие рун длилось всего сутки – и это недолго, если сравнивать с услугами Амулетного клана или Тотемного. Но вот Танцевальный клан не мог похвастаться и такой продолжительностью. Зато Танцовщицы могли повлиять своим «дыханием жизни» сразу на всех зрителей, будь их десятки или даже сотни.

У каждого клана были свои минусы и плюсы. И Квэн старался насобирать как можно больше знаний обо всех кланах, в которых есть Вдыхающая жизнь. Он надеялся, что сможет найти что-то общее между этими кланами.

Одну общую черту Квэн всё же нашёл – каждую женщину, имеющую дар, называли Вдыхающей жизнь. Но вот почему их так называют – он только сейчас узнал. Да и то, не факт, что это было связано только со вдохами – временем, которое они могли использовать свой дар. А откуда такое понятие появилось, и какое отношение ко всему этому имеет Богиня Элиссия, он ещё не знал.

Поэтому Квэн твёрдо решил, что когда ему исполнится двадцать лет, он отправится в путешествие на поиски Вдыхающих жизнь других кланов. Возможно, они знают куда больше, чем его бабушка. И дадут подсказку о том, где искать ответы на вопросы, которых с каждым днём становилось всё больше.

Квэн помог бабушке застелить кровать и сопроводил её к завтраку.

После приёма пищи Старшая раздала указания, кто и чем будет занят. Повесив все обязанности по уходу за домом, садом и кухней на мужчин, которые не хотели учиться или учить, оставшихся она назначила рисовать руны и контролировать мальчиков, чтобы те выполняли все задания. Квэну, как самому способному художнику, было поручено обучать его младшую сестру, чем он и занимался последние полгода. Ну а Вдыхающие жизнь пошли в ту часть дома, где они вели приём всех, кто желал приобрести силу рун.

Квэн, взяв Кэллу за ручку, отправился на утреннюю прогулку. Благодаря методу проб и ошибок он уже знал, когда сестрёнку лучше всего учить, а когда ей проще выделить час для беготни и игр, нежели попусту тратить время и нервы, причём как его, так и её.

Лучшим местом для баловства Кэллы Квэн считал Радужные ручьи. Эти ручьи стекали с гор, поэтому всегда радовали путников свежей прохладной водой. Также они нравились Квэну тем, что их ширина измерялась одним широким шагом, поэтому максимум, что могло случиться с его сестрой во время такой прогулки – это промокшие ноги. Брат не переживал даже о её падении – Кэлла для своих лет бегала аккуратно и довольно быстро, а по деревьям лазила не хуже обезьяны, правда, на Радужных ручьях росли только кусты и трава, что также являлось раем для Квэна. Он приводил её сюда, и она гонялась то за лягушками, то за кузнечиками, а потом вся грязная, но безумно довольная, слушалась брата.

Пока сестрёнка прыгала, скакала, резвилась, Квэн садился под кустом, доставал листы бумаги со срисованными рунами и разглядывал их, как произведение искусства, пытаясь расшифровать, на что влияет та или иная деталь общей картины.

Но кроме разбора рун, он ещё любил созерцать каждый ручей. Сколько бы раз Квэн не приходил в это место, он словно впервые видел семь русел разного цвета. В одном – под журчащей водой золотился песок, в другом – дно позеленело от тины, в третьем – глина придавала охряный оттенок. Где-то ракушки создавали необычный окрас, где-то – галька, из-за чего казалось, словно неведомая сила вырвала эти ручьи из сказок, которые мама Квэна читала ему в детстве перед сном, и перебросила сюда.

Так всегда начинался хороший день. А бывали и плохие – когда взрослые пастухи отдавали стада своим детям и те непременно забредали с овцами и козами на Радужные ручьи.

Квэн не имел ничего против того, чтобы животные паслись в его любимом месте – они вели себя спокойно и миролюбиво. Чего нельзя было сказать о малолетней безмозглой шпане, любившей побросать в него грязью.

Дети пастухов знали, кто такой Квэн, и ненавидели его за то, что ему не надо было трудиться, как им. При этом жил он, как у богини за пазухой – спал на мягких перинах, ел вкусную еду, и при этом ничего не делал. Каждый из этой ребятни завидовал, что именно он, Квэн, родился в Рунном клане, а не они.

А вот Кэллу дети боялись. Они понимали, что Вдыхающую жизнь нельзя обижать, иначе родители их потом высекут, как заблудившегося ягнёнка, чтобы неповадно было. Поэтому нападали на Квэна только тогда, когда девочка отбегала подальше от своего брата.

– Эй, стручок, лови гостинец, – крикнул один из детей и бросил в Квэна грязевой комок. Проследив за прямым попаданием в чистую голубую рубаху, мальчишка засмеялся и развернулся, чтобы побежать к приятелям, но поскользнулся и упал.

Сначала послышался хруст, слышимый только ему. А после Радужные ручьи огласил детский крик.

– Не шевелись. Лежи спокойно, – Квэн присел рядом с пострадавшим.

Услышав крик мальчика, только что превратившего его свежую рубаху в грязную тряпку, он тут же бросился на помощь, даже не задумываясь о мести и обиде.

Кэлла же встала рядом с братом и с любопытством смотрела, не в силах взять в толк, почему растянувшийся в грязи мальчик ревёт, совсем как она, когда чем-то недовольна.

– Почему он плачет? – сестрёнка включила «почемучку». – И зачем он вымазался? Если меня в таком виде увидела бы Старшая или мама с папой, потом целый день без сладкого бы ходила.

– Сейчас и узнаем, – ответил Квэн и обратился к мальчику: – Как тебя зовут?

– Меня, – всхлип, – Боней батька с мамкой, – всхлип, – кличут.

– Что у тебя болит, Боня? Можешь показать? Только осторожно.

Мальчик кивнул, шмыгнув носом, и показал пальцем на правое колено, не дотрагиваясь на него.

– Только там? Больше нигде не болит? – Боня помотал головой, и Квэн продолжил: – Хорошо. Значит, сейчас ты сможешь поднять туловище. Я помогу.

Теперь, когда мальчишка сидел на земле и всхлипы стали реже, Квэн потянулся руками к тому самому колену, на которое указал Боня.

– Так, не бойся! Я сейчас буду еле-еле дотрагиваться к колену, а ты скажешь мне, где болит, а где нет, хорошо?

Квэн принялся ощупывать ногу, начиная с голени и продвигаясь вверх. Когда же его пальцы слегка нажали ниже колена, мальчик вскрикнул.

– Значит, тут? Ладно. Я сейчас продолжу трогать вокруг этого места, чтобы понять, где начинается твоя боль. Обещаю, я буду очень осторожен.

Боня поёжился и втянул голову в плечи, словно готовясь, что его вот-вот лишат ноги – эти мысли выдавал и страх в широко раскрытых заплаканных глазах на застывшем лице.

Пару раз мальчик зашипел, когда Квэн щупал вокруг его коленки, а потом услышал неутешительный вывод из уст своего «доктора»:

– Я, конечно, не специалист в этом деле, но уже успел насмотреться на такие увечья. Когда к Вдыхающим жизнь приходили хромающие люди, я не раз и сам под наблюдением Старшей, вот так, как с тобой, искал причинное место боли. Что я могу сказать. По-хорошему, тебя надо бы показать лекарю. Но для этого туда надо добраться. Можно было бы и Руну Исцеления применить, но я не имею дара, а моя сестра её ещё плохо рисует. И ме-дле-нно, – Квэн посмотрел на девочку, а Кэлла, поймав его взгляд, вздёрнула носик, скрестила руки на груди и повернулась спиной. – Правда, есть ещё четыре Руны… Хотя, если использовать Руну Окаменения, тогда можно каменной ногой… нет, не пойдёт. А может, Руну Лёгкости? Станешь как пушинка. Нет, тоже не то… А, вот! Руна Выносливости позволит тебе допрыгать на здоровой ноге… – Квэна понесло по любимой тематике, но его тираду прервал плач Бони.