- Видите ли, мисс Рейвелот, мистеру Люпину нельзя принимать обычные зелья, так как у него присутствует довольно сильная аллергия на некоторые их компоненты. - Помфри едва заметно скривилась и подняла взгляд, от моих ладоней взглянув на старосту. - К моему сожалению, даже если я попрошу профессора зельеварения приготовить специально модифицированные для мистера Люпина варианты этих зелий сейчас, он сможет принять их, в лучшем случае, только вечером. К тому же они будут все же влиять на его самочувствие не самым лучшим образом, хоть и залечат раны. Поэтому, - она посмотрела на меня, - ему придется провести у меня больше суток, прежде чем его раны, а затем и побочные эффекты зелий пройдут. Сожалею, Ремус, что ваш учебный год начался таким образом.

  Староста поражённо молчала, а я сам тем временем осторожно встал, ведомый по руку медведьмой и, стараясь не опираться на всё ещё ноющую ногу, кивнул Помфри, отвечая на её вопрос о том, могу ли идти. Она встала, всё так же грустно мне улыбаясь, и, поддерживая меня за плечи, повела к выходу из гостиной. Попрощавшись со старостой, мы в молчании спустились на несколько этажей ниже и зашли в медицинское крыло. Я устало вздохнул и присел на кровать, а Помфри всё так же молча встала рядом, аккуратно накладывая на раненые ладони, которые перед этим замазала серебристой мазью, бинты. Я снял ботинок, и на ступню тоже легли плотные фиксирующие бинты.

  Стоит, наверное, объяснить такую реакцию школьного медика на нашу с ней встречу. Она, естественно, знала о том, что я оборотень. Более того, именно её Дамблдор сделал кем-то вроде моего куратора. Женщина должна была следить за тем, чтобы я был вовремя отправлен в то убежище, которое подготовил для меня директор, следить за тем, чтобы я выпил зелье и не попался на глаза другим школьникам. Она также должна была быть чем-то вроде моего алиби, чтобы, если меня спросят, почему я так плохо выгляжу, я мог смело ткнуть в сторону медпункта и сказать, что мне нездоровилось. На первый взгляд очень правильное прикрытие, просто отлично все объясняющее. Но вот в чём дело. Директор не учел что дети более любопытны, чем стая пикси, выпущенная на свободу из тёмной клетки. Кто-нибудь когда-нибудь сопоставил бы мои таинственные недомогания с лунными циклами, и тогда прощай, школа волшебства. Лично мне совершенно безразлично, где и у кого учиться, в конце концов, у всех волшебников одинаковые экзамены, и нет разницы в самом процессе получения образования, но всё дело в родителях, особенно в отце. Он и так винит себя в моей болезни. Поэтому, только поэтому я не могу дать никому догадаться о том, что я оборотень. Всеми, совершенно всеми способами. От мыслей меня отвлекли слова Помфри.

  - Ремус, - я поднял глаза на медведьму и стал слушать, что она мне говорит, - Я не одобряю то, что вы сделали, вам стоило бы быть более осмотрительным. Вы ведь знаете, что сегодня начинается полнолуние, и вам нельзя принимать никаких зелий, кроме аконитного.

  - Да, мадам Помфри.

  - И вы понимаете, что мне не нравится ваш способ решения ситуации. И если вы думаете, что я поверю в совершеннейшую случайность произошедшего, то вы серьёзно ошибаетесь. Совершенно не нужно калечить себя только потому что хотите сохранить вашу болезнь в тайне. Вы всего лишь маленький мальчик, а я достаточно компетентна, чтобы скрыть вашу болезнь от окружающих.

  Я опустил взгляд и отвернулся от Помфри. Не стоит ей знать, что я не раскаиваюсь и не сожалею о том, что произошло. Если единственный способ попасть в медицинское крыло сегодня так, чтобы ученики ничего не заподозрили, состоит в том чтобы выглядеть совершенно неуклюжим и невезучим неудачником - это не такая уж и большая плата за сохранение моей тайны.

  - Ремус. Мистер Люпин! - я посмотрел на уже несколько обеспокоенную медведьму. - Почему вы молчите, когда я с вами разговариваю?

  Пришлось поднять глаза на Помфри. Я с трудом разлепил пересохшие губы.

  - Мне нечего сказать, мадам. И я не специально разбил тот сервиз и изрезал себе все руки. - Помфри послушала мой спокойный тихий голос и поджала губы в раздражении. Она явно была недовольна моим ответом и озадачена таким поведением. Не так должны реагировать маленькие дети на такие ситуации. Конечно, думаю, ей было бы много проще, если бы вместо того, чтобы сидеть с безразличным лицом я, например, плакал, капризничал или был хотя бы расстроен. Но я ведь никогда не был обычным ребенком, даже если не брать в расчёт мою болезнь. Она тихо вздохнула, опускаясь передо мной.

  - Но, так тоже нельзя поступать. Ремус, вы же умный молодой человек. Я понимаю, что вам нельзя пить никаких зелий в неделю перед и после полнолуния, когда вы принимаете аконитное. Но такие вот несчастные случаи - не выход, и не нужно мне говорить о том, что это всё было чистой случайностью. Вы не слизеринец, а я не гриффиндорка. Мы оба - рейвенкловцы, и я также как и вы, отлично умею думать головой, а не мягким местом.

  Мой план был довольно хорош, хоть и состоял всего из нескольких коротких пунктов. Всего-то надо было попадать в больничное крыло несколько раз в месяц, попутно создавая себе репутацию совершенно неуклюжего и довольно необщительного ребёнка. Расчёт был на то, чтобы старшие студенты поняли, что моя "неуклюжесть" есть следствие моей же стеснительности, так как наибольшие разрушения я бы производил, когда со мной общались либо староста, либо сверстники. И со временем меня бы оставили в покое. В лучшем случае, конечно. Да и потом, возможно, позже придумалось бы что-то получше. Всё-таки вороны не барсуки, которые обязательно постарались бы растормошить такого необщительного и стеснительного ребенка как я.

  - У меня нет другого решения сейчас. - я все так же старался не смотреть на медведьму.

  - Но вы просто можете вести себя как все остальные дети. В этом нет ничего плохого, - она продолжала мягко меня уговаривать, а я все так же не хотел слушать и, кажется, её это уже немного раздражало.

  - Они догадаются меньше чем за полгода, - я хмуро смотрел на женщину, - не хочу, чтобы меня исключили из Хогвартса из-за того, что дети забросают своих родителей испуганными письмами о том, что с ними учится оборотень.

  - Но, - она замерла, задумавшись, - это все равно не выход. Ремус, я не хочу видеть, как ты сам себя калечишь, - я только вздохнул и сжался, отодвигаясь. Разговор явно не задался, но приходилось его все же продолжать. Когда ты не разговариваешь с людьми, которым хочется от тебя чего-то добиться, то они начинают кричать. А никто не любит, когда на него кричат.

  - Все равно всё заживет после трансформации, а наутро я буду выглядеть так, будто у меня действительно просто непереносимость определенных ингредиентов лечебных зелий.