— Я не знаю, как бы это было, — всхлипывала мисс Сквирс. — О Тильда, как могла ты поступить так низко и бесчестно! Скажи мне это кто-нибудь про тебя, я бы не поверила.

— Ах, пустяки! — хихикая, воскликнула мисс Прайс. — Можно подумать, что я по меньшей мере кого-то убила!

— Это почти одно и то же! — с жаром ответила мисс Сквирс.

— И все это только потому, что я достаточно миловидна для того, чтобы со мной были любезны! — вскричала мисс Прайс. — Человек не сам себе лицо делает, и не моя вина, если у меня лицо приятное, так же как другие не виноваты, если у них лицо некрасивое.

— Придержи язык, — взвизгнула мисс Сквирс самым пронзительным голосом,иначе ты меня доведешь до того, что я ударю тебя, Тильда, а потом буду жалеть об этом!

Вполне очевидно, что тон беседы несколько повлиял на спокойствие духа обеих леди, и в результате пререкания приняли оскорбительный оттенок. Ссора, начавшись с пустяка, разгорелась не на шутку и имела угрожающий характер, когда обе стороны, залившись неудержимыми слезами, воскликнули одновременно, что никогда они не думали, чтобы с ними стали так говорить, а это восклицание, вызвав взаимные протесты, постепенно привело к объяснению, и дело кончилось тем, что они упали друг другу в объятия и поклялись в вечной дружбе. Эта трогательная церемония повторялась пятьдесят два раза в год.

Когда полное дружелюбие было таким образом восстановлено, естественно зашла речь о количестве и качестве нарядов, которые были нужны мисс Прайс для вступления в священный супружеский союз, и мисс Сквирс ясно доказала, что требуется значительно больше того, что может или хочет предоставить мельник, и все они совершенно необходимы и без них нельзя обойтись. Затем молодая леди незаметно перевела разговор на свой собственный гардероб и, подробно перечислив основные его достопримечательности, повела подругу наверх произвести осмотр. Когда сокровища двух комодов и шкафа были извлечены и все более мелкие принадлежности туалета примерены, пора было мисс Прайс идти домой, а так как она пришла в восторг от всех платьев и совершенно онемела от восхищения при виде нового розового шарфа, то мисс Сквирс в превосходнейшем расположении духа заявила, что хочет проводить ее часть пути ради удовольствия побыть в ее обществе, и они отправились вместе. Дорогой мисс Сквирс распространялась о достоинствах своего отца и преувеличивала его доходы в десять раз, чтобы дать подруге хоть слабое представление о важности и превосходстве своей семьи.

Случилось так, что как раз в это время, включавшее короткий перерыв между так называемым обедом учеников мистера Сквирса и их возвращением к приобретению полезных знаний, Николас имел обыкновение выходить на прогулку и, уныло бродя по деревне, предаваться мрачным размышлениям о своей печальной участи. Мисс Сквирс знала это, прекрасно знала, но, быть может, забыла, ибо, увидев молодого джентльмена, шедшего им навстречу, она проявила все признаки изумления и ужаса и объявила подруге, что «готова провалиться сквозь землю».

— Не вернуться ли нам обратно или не забежать ли в какой-нибудь коттедж? — спросила мисс Прайс. — Он нас еще не видел.

— Нет, Тильда! — возразила мисс Сквирс. — Мой долг — дойти до конца, и я дойду!

Так как мисс Сквирс произнесла эти слова тоном человека, принявшего высоконравственное решение, и вдобавок раза два всхлипнула и перевела дух, что указывало на угнетенное состояние чувств, ее подруга не сделала больше никаких замечаний, и они двинулись прямо навстречу Николасу, который шел, опустив глаза, и не ведал об их приближении, пока они с ним не поравнялись; иначе он, пожалуй, постарался бы укрыться.

— Доброе утро! — сказал Николас, кланяясь и проходя мимо.

— Он уходит! — прошептала мисс Сквирс. — Тильда, я задохнусь!

— Вернитесь, мистер Никльби, вернитесь! — закричала мисс Прайс, якобы встревоженная угрозой своей подруги, но в сущности пробуждаемая лукавым желанием послушать, что скажет Николас. — Вернитесь, мистер Никльби!

Мистер Никльби вернулся и казался крайне смущенным, когда осведомлялся, имеют ли леди какое-нибудь поручение для него.

— Не теряйте времени на разговоры, — заспешила мисс Прайс, — лучше поддержите-ка ее с другой стороны. Ну, как ты сейчас себя чувствуешь, дорогая?

— Лучше, — прошептала мисс Сквирс, опуская на плечо мистера Никльби красновато-коричневую касторовую шляпу с прикрепленной к ней зеленой вуалью. — Какая глупая слабость!

— Не называй ее глупой, дорогая, — сказала мисс Прайс, блестящие глаза которой еще сильнее засверкали при виде замешательства Николаса. — У тебя нет никаких причин стыдиться ее. Стыдно должно быть тем, которые слишком горды, чтобы подойти как ни в чем не бывало.

— Вижу, вы решили во всем обвинить меня, хотя я и говорил вам вчера, что это не моя вина, — улыбаясь, сказал Николас.

— Ну вот, он говорит, что это не его вина, дорогая моя, — заметила недобрая мисс Прайс. — Может быть, ты была слишком ревнива или слишком поторопилась. Он говорит, что это была не его вина. Ты слышишь? Я думаю, больше не нужно извинений?

— Вы не хотите меня понять, — сказал Николас. — Прошу вас, бросьте эти шутки, потому что, право же, сейчас у меня нет ни времени, ни охоты смешить или быть предметом насмешек.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила мисс Прайс, притворяясь изумленной.

— Не спрашивай его, Тильда! — вскрикнула мисс Сквирс. — Я его прощаю.

— Ax, боже мой! — сказал Николас, когда коричневая шляпка снова опустилась на его плечо. — Это серьезнее, чем я думал. Будьте так добры, выслушайте меня.

Тут он приподнял коричневую шляпку и, с неподдельным изумлением встретив полный нежной укоризны взгляд мисс Сквирс, попятился на несколько шагов, чтобы избавиться от своей прелестной ноши, и продолжал:

— Я очень сожалею, искренне, от всей души сожалею, что вчера вечером послужил причиной разногласий между вами. Я горько упрекаю себя в том, что имел несчастье вызвать происшедшую размолвку, хотя, уверяю вас, я это сделал по неосмотрительности и без всякого умысла.

— Да, но ведь это не все, что вы имеете сказать! — воскликнула мисс Прайс, когда Николас замолчал.

— Боюсь, что нужно еще что-то добавить, — с легкой улыбкой пробормотал, запинаясь, Николас, глядя на мисс Сквирс. — Об этом очень неловко говорить… но… стоит заикнуться о таком предположении, и прослывешь фатом… и, несмотря на это… смею ли я спросить, не предполагает ли эта леди, что я питаю какие-то… короче говоря, не думает ли она, что я в нее влюблен?

«Восхитительное смущение, — подумала мисс Сквирс.Наконец-то я довела его до этого!»

— Ответь за меня, дорогая, — шепнула она подруге.

— Думает ли она это? — подхватила мисс Прайс. — Конечно, думает!

— Думает? — вскричал Николас с такой энергией, что на секунду это можно было принять за восторг.

— Разумеется, — отвечала мисс Прайс.

— Если мистер Никльби сомневался в этом, Тильда, — нежно сказала зарумянившаяся мисс Сквирс, — он может успокоиться. На его чувства отвеча…

— Стойте! — поспешил крикнуть Николас. — Пожалуйста, выслушайте меня. Это полнейшее и нелепейшее заблуждение, в какое только можно впасть! Самая грубая и поразительная ошибка, какую только можно допустить! Эту молодую леди я видел не больше шести раз, но если бы я ее видел шестьдесят раз или если мне суждено ее видеть шестьдесят тысяч раз, все равно было и будет то же самое. Я с ней не связывал ни единой мысли, ни одного желания или надежды, и единственная моя мечта — я говорю это не для того, чтобы оскорбить мисс Сквирс, но выражаю истинные мои чувства, — единственная мечта, дорогая моему сердцу, как сама жизнь, это получить когда-нибудь возможность повернуться спиной к этому проклятому месту. Ногой сюда не ступать и не думать о нем, никогда не вспоминать о нем иначе, как с гадливостью и омерзением!

После этой чрезвычайно прямой и откровенной декларации, произнесенной с тем пылом, какой могли ему внушить его негодование и возмущение, Николас удалился, не дожидаясь ответа.