Привидение отступило шага на два, с беспредельным ужасом взирая на барона, а когда тот перестал хохотать, оно схватило кол, вонзило его себе в тело, испустило устращающий вой и исчезло.

Фон Кельдветаут больше никогда его не видел. Решив незамедлительно приступить к делу, он вскоре образумил баронессу и фон Свилленхаузенов и умер много лет спустя человеком не богатым — это мне известно,но счастливым, оставив после себя многочисленное семейство, старательно обученное, под личным его надзором, охоте на медведей и кабанов.

И мой совет всем людям: если случится им впасть в уныние и меланхолию от сходных причин (что постигает очень многих), пусть изучат они обе стороны вопроса, рассматривая наилучшую в увеличительное стекло, и, если когда-нибудь встанет перед ними соблазн уйти в отпуск без разрешения, пусть выкурят они сначала большую трубку и выпьют полную бутылку, а затем воспользуются похвальным примером барона из Грогзвига».

— Пожалуйте, леди и джентльмены, карета подана, — сказал новый кучер, заглядывая в комнату.

Это сообщение заставило покончить второпях с пуншем и помешало рассуждениям касательно последнего рассказа. Было замечено, как мистер Сквирс отвел в сторону седого джентльмена и с явным любопытством задал ему какой-то вопрос; вопрос этот имел отношение к пяти сестрам из Йорка и заключался в том, не может ли седовласый джентльмен сказать ему, сколько в те времена брали в год со своих пансионеров йоркширские монастыри.

Затем снова отправились в путь. Под утро Николас заснул, а проснувшись, обнаружил с большим сожалением, что и барон из Грогзвига и седовласый джентльмен покинули карету. День прошел довольно скверно. Часов в шесть вечера он, мистер Сквирс, мальчики и весь багаж были выгружены все вместе у гостиницы «Джордж» в Грета-Бридж.

Мистер и миссис Сквирс у себя дома

Благополучно высадившись, мистер Сквирс оставил Николаса и мальчиков стоять у багажа посреди дороги и развлекаться созерцанием кареты, в которую впрягли свежих лошадей, а сам побежал в таверну и проделал процедуру разминания ног у буфетной стойки. Спустя несколько минут он вернулся с превосходно размятыми ногами, если мерилом могли служить цвет его носа и легкая икота; в то же время со двора выехала ветхая коляска, запряженная пони, и повозка с двумя работниками.

— Мальчиков и сундучки сложите в повозку, — сказал Сквирс, потирая руки, — а этот молодой человек поедет со мной в коляске. Влезайте, Никльби.

Николас повиновался. Мистер Сквирс не без труда добился повиновения также и от пони, после чего они тронулись, предоставив повозке, нагруженной детскими горестями, не спеша следовать за ними.

— Вам холодно, Никльби? — осведомился Сквирс, когда они молча проехали часть пути.

— Признаюсь, довольно холодно, сэр.

— Что ж, я не спорю, — сказал Сквирс. — Путешествие длинное для такой погоды.

— Далеко ли еще до Дотбойс-Холла, сэр? — спросил Николас.

— Отсюда около трех миль, — ответил Сквирс. — Но здесь вам незачем называть его холлом.

Николас кашлянул, словно не прочь был узнать причину.

— Дело в том, что это не холл, — сухо заметил Сквирс.

— Вот как! — сказал Николас, пораженный этим известием.

— Да, — отозвался Сквирс. — Там, в Лондоне, мы его называем холлом, потому что так лучше звучит, но в здешних краях его под этим названием не знают. Холл — помещичий дом. Человек может, если пожелает, назвать свой дом даже островом. Полагаю, это не запрещено никаким парламентским актом?

— Полагаю, что так, сэр! — ответил Николас.

По окончании этого короткого диалога Сквирс лукаво посмотрел на своего спутника и, видя, что тот призадумался и, очевидно, отнюдь не расположен делать какие-либо замечания, удовольствовался тем, что нахлестывал пони, пока они не достигли цели путешествия.

— Вылезайте, — сказал Сквирс. — Эй, вы, там! Выходите да присмотрите за лошадью. Пошевеливайтесь!

Пока школьный учитель испускал нетерпеливые возгласы, Николас успел разглядеть, что школьное здание было длинным одноэтажным, холодным на вид домом, с разбросанными позади надворными строениями и примыкающими к ним амбаром и конюшней. Минуты через две они услышали, что кто-то отпирает ворота, и тотчас появился высокий тощий мальчик с фонарем в руке.

— Это ты, Смайк? — крикнул Сквирс.

— Да, сэр, — ответил мальчик.

— Так почему же, черт подери, ты не вышел раньше?

— Простите, сэр, я заснул у огня, — смиренно ответил Смайк.

— У огня? У какого огня? Где развели огонь? — грубо спросил школьный учитель.

— Только в кухне, сэр, — сказал мальчик. — Хозяйка сказала, что я могу побыть в тепле, раз мне нельзя ложиться спать.

— Твоя хозяйка-дура! — заявил Сквирс. — Готов поручиться, что тебе, черт подери, меньше хотелось бы спать на холоду.

К этому времени мистер Сквирс вылез из экипажа. Приказав мальчику присмотреть за пони и позаботиться о том, чтобы сегодня вечером ему не задавали больше овса, он велел Николасу подождать минутку у входной двери, пока он обойдет кругом и впустит его.

Дурные предчувствия, осаждавшие Николаса в течение всего путешествия, овладели им с удвоенной силой, когда он остался один. Большое расстояние, отделявшее его от родного дома, и невозможность добраться туда иначе, чем пешком, буде когда-нибудь им овладеет нетерпеливое желание вернуться, явились источником весьма горестных размышлений; а когда он окинул взглядом мрачный дом, и темные окна, и пустынную местность вокруг, погребенную в снегу, он почувствовал такое уныние и упадок духа, каких никогда еще не знал.

— Ну, вот и все! — крикнул Сквирс, просовывая голову в парадную дверь. — Где вы, Никльби?

— Здесь, сэр, — ответил Николас.

— Входите! — сказал Сквирс. — Ветер дует в эту дверь так, что может с ног сшибить человека.

Николас вздохнул и поспешил войти. Заложив болт, чтобы дверь не распахнулась, мистер Сквирс ввел его в маленькую гостиную с жалкой обстановкой, состоявшей из нескольких стульев, желтой географической карты на стене и двух столов: на одном из них были заметны кое-какие приготовления к ужину, тогда как на другом красовались в живописном беспорядке «Справочник учителя», грамматика Мэррея, с полдюжины проспектов и замызганное письмо, адресованное Уэкфорду Сквирсу, эсквайру.

Они и двух минут здесь не пробыли, как в комнату ворвалась особа женского пола и, обхватив мистера Сквирса за шею, влепила ему два звонких поцелуя — один немедленно вслед за другим, словно почтальон дважды стукнул в дверь. Леди, рослая и костлявая, была примерно на полголовы выше мистера Сквирса и одета в бумажную ночную кофточку, а волосы ее накручены были на папильотки. На ней был грязный ночной чепец, украшенный желтым бумажным платком, завязанным под подбородком.

— Ну, как, Сквири? — осведомилась эта леди игриво и очень хриплым голосом.

— Прекрасно, моя милочка, — отозвался Сквирс. А как коровы?

— Все до единой здоровы, — ответила леди.

— А свиньи? — спросил Сквирс.

— Не хуже, чем когда ты уехал.

— Вот, это отрадно! — сказал Сквирс, снимая пальто. — И мальчишки, полагаю, тоже в порядке?

— Здоровехоньки! — резко ответила миссис Сквирс. У Питчера была лихорадка.

— Да что ты! — воскликнул Сквирс. — Черт побери этого мальчишку! Всегда с ним что-нибудь случается.

— Я убеждена, что второго такого мальчишки никогда не бывало на свете, — сказала миссис Сквирс. — И чем бы он ни болел, это всегда заразительно. По-моему, это упрямство, и никто меня не разубедит. Я это из него выколочу, я тебе говорила еще полгода назад.

— Говорила, милочка, — согласился Сквирс. — Попробуем что-нибудь сделать.

Пока длился этот нежный разговор, Николас довольно неуклюже стоял посреди комнаты, хорошенько не зная, следует ли ему выйти в коридор, или остаться здесь. Его сомнения разрешил мистер Сквирс.