– Я в лакеях служил, панов во всяком виде видал – и голяком тоже!

– Справди, пане уряднику! – взмолился мужик с шашкой. – Бо мочи вже нету так-то стоять!

– Погляжу! – продолжая целиться в Митю, с глухой угрозой процедил урядник. – Кидай пистоль да ложись на пол, чтоб я и руки, и ноги твои видел, тогда и глядеть буду! – легким движением дула указывая, куда отцу ложиться, распорядился урядник.

Митя с надеждой воззрился на отца: сейчас тот сдастся и ляжет, урядник отведет зловещий ствол, и желудок перестанет дергать ледяной судорогой, а юркие струйки пота катиться по спине. Даже если обозлившийся урядник и стукнет отца разок… сам же потом лебезить и извиняться будет.

Снова короткая гримаса, едва заметно дернувшийся уголок рта… и отец только плотнее прижал паро-беллум к груди своего пленника.

– Ах так… – зловеще процедил урядник, и его палец начал сгибаться… Курок сухо и отчетливо щелкнул в тишине…

– Брось паро-беллум, убийца! – раздался повелительный окрик… и из коридора в залу снова ввалилась толпа. Еще одна. И впереди опять мужик с шашкой наголо!

– Брось, кому сказал! – мужик с размаху опустил шашку на голову… уряднику. В последний момент он, кажется, успел сообразить, что на вооруженном убийце мундир, как и на нем самом. Сделать только успел не много – всего лишь провернуть шашку в руке, так что удар пришелся плашмя.

Урядник рухнул как подрубленный, перегораживая своим телом дорогу вбегающим в залу уездным стражникам. Отлетевший паро-беллум с силой стукнул Митю по босой ноге, тот взвыл и согнулся, хватаясь за ушибленную ногу, паро-беллум оказался у него под носом – и пальцы словно сами сомкнулись на рукояти.

– Пане исправнику, да за что ж? То ж я… То есть, то ж не я… Какой из меня убийца… – простонал лежащий на полу урядник.

Мужчина в мундире уездного исправника, сперва растерянно посмотрел на прибитого им урядника, потом на отца, снова на урядника…

– Гнат Гнатыч? – наконец пробормотал он. – Ты тут откуда?

– Так ворюгу арестовывать приехал. – ворочаясь на полу и то и дело хватаясь за голову, простонал урядник. – А вы чего?

– За убийцей гоняюсь, сюда ушел…

– Казав я! – возрадовался отлипший от стенки сторож Юхим. – Убивец и есть – меня-то как есть убил!

– Заткнись, Юхим! – бросил явно знакомый со сторожем исправник и медленно повернулся к отцу. Глаза его потемнели, наполняясь угрозой. – Ты держишь под прицелом уездного стражника. Власть полицейскую под прицелом держишь, понимаешь это, бунтовщик?

Отец чуть отстранился, оглядел застиранную рубаху пленника…

– Шальвары-с форменные. – смущенно прошептал тот, безошибочно расшифровав этот исполненный сомнения взгляд. – Торопимшись, ваш-блаародь…

– Высокоблагородие… – процедил Митя.

– Высокоблагородие? Мужик в подштанниках? – насмешливо скривился исправник.

– Хиба высокоблагородия под портки ничого и не носють? – толкнул локтем бывшего лакея его сотоварищ. – А им того… не трёть?

Вот почему у отца такой простецкий вид? Истинно светского человека и в подштанниках бы за мужика не приняли.

– Фарс затянулся. Скольким из вас я еще должен приставить паро-беллум ко лбу, чтобы вы, наконец, выполнили свои обязанности и посмотрели мои бумаги? – устало спросил отец.

– За паро-беллум на каторге ответишь! Давай сюда свои бумаги, ну! – рявкнул исправник.

– Митя… – негромко бросил отец.

Митя не пошевелился, лишь выразительно ткнул в сторону саквояжа отнятым у урядника паро-беллумом.

– В приюте-то тебя почтительности научат, не сумлевайся, щенок! – процедил тот.

Митю ощутимо передернуло. Отец вперился в исправника гневно-начальственным взором:

– Господин исправник! Ваши люди не только о процедуре проверки личности понятия не имеют, но и с законом «Об оскорблении Кровной Чести» не ознакомлены? Не знают, что щенок – это кровный потомок Великого Пса Симаргла, и применение сего звания к кому другому – уголовно наказуемое деяние? Может, у вас в уезде мужики и баб своих осмеливаются суками звать?

– Э-э… Поучи еще меня, ракалия! – рявкнул исправник, но на своего подчиненного бросил весьма недобрый взгляд, так что тот немедленно вытянулся во фрунт и повинуясь начальственному кивку, направился к саквояжу. И лихо вывернул его на крышку рояля. На пыльный чехол вывалился отцовский дорожный несессер, платок, фляжка…

– Сколько наворовал, варнак! На каторге не занадобится, все казенное дадут! – урядник хозяйственно отложил отцовский бумажник в сторону.

Отец брезгливо поморщился.

– Это, что ли, документики? – урядник вытащил кожаную папку с вытесненным на углу гербом. – Поглядим, что ты за птица… – начал он… и осекся, выпученными глазами уставившись в лежащий сверху лист гербовой бумаги. Зашевелил усами, как придавленный тапкой таракан, и вдруг принялся ощупывать печати, словно надеясь, что хоть одна окажется ненастоящей.

– Что там, Гнат Гнатыч? – нетерпеливо спросил исправник.

– Так… дарственная, ваш-блаародь. От… от самого государя-императора! За особые заслуги перед Отечеством и лично Его Императорским Величеством…

– Тю! Чи вы ему верите, пане? – вдруг выпалил Юхим. – Чи мало зараз оцих тайных печатен, де тоби шо хошь пропечатают? Оци… которые бонбы у царя-батюшку кидают! Наглисты, во!

– Нигилисты. – поправил исправник.

– От я и кажу – не-глисты. – согласился Юхим.

– Да заткнись ты, Юхим. – лист с дарственной перекочевал в руки исправника. – Данный документ… если он подлинный… что мы, конечно же, проверим… в корне меняет дело… – тут некая мысль пришла ему в голову, потому что он взбодрился. – …твое дело, Гнат Гнатыч. Но у меня-то вопрос посерьезнее будет! Позвольте поинтересоваться, что вы делали нынче ночью, сударь?

– Это и есть ваш серьезный вопрос? – отец одарил таким взглядом, что не будь Митя на него зол – возгордился бы. Взгляд недвусмысленно намекал, что «дурак» для его собеседника – комплимент, да еще и незаслуженный. Исправник покраснел как рак.

– Знамо – що! Мне в морду насовали, да спать легли. – пробурчал неукротимый Юхим.

– Заткнись, Юхим! – привычно буркнул урядник, но его начальника слова сторожа на мгновение заставили замешкаться и тут же снова ринуться в бой:

– А до того? Как вы попали в имение?

– Верхом. От станции Хацапетовка, где остался наш багаж. – устало вздохнул отец.

– Во-от! – обрадовался исправник. – А на границе имения обнаружены тела убитых. Господин средних лет и с ним юноша… вот такого примерно возраста. – злорадно кивнул он на Митю.

Митя коротко, хрипло выдохнул – не может быть! Его волнение было замечено исправником, и обрадовало того еще больше – его глаза засверкали как надраенные серебряные пуговицы мундира.

– Никаких бумаг при жертвах не найдено! – исправник с явным намеком приподнял толстую папку. – А вот свежие следы, глубже и крупнее обычных конских, тянутся прямиком сюда! Это ж ваши кони педальные там стоят? – он мотнул головой в сторону залы, где вчера оставили паро-коней.

– Мои. – безнадежно согласился отец. – Похоже, все здешние… кони педальные – мои. – он окинул собравшихся саркастическим взглядом и расстроенно потер лоб ладонью. – Вот вам и отпуск, вот вам и имение…

– По долгу службы обязан провести дознание: и впрямь вы являетесь владельцем сего имения, или же бумаги эти… – исправник ткнул в папку. – …с мертвого тела настоящего хозяина забраны, чтоб имущество присвоить!

– Ото так! – чуть не подпрыгнул у него за спиной радостный Юхим.

– По долгу службы, исправник, никакого дознания вам проводить не положено. На основании статей 250–253 уставов уголовного суда, ваша задача – поставить в известность судебного следователя или иное облеченное полномочиями лицо, и обеспечить охрану места убийства. Надеюсь, не забыли? Полномочное лицо, считайте, известили… и если выгоните, наконец, своих людей на двор и дадите мне переодеться, поедем уж на место убийства. Вы там ничего не трогали? И перестаньте разевать рот, как сом! – рявкнул отец, глядя как исправник все больше наливаясь дурной кровью. – Там в папке предписание от Министерства внутренних дел и мой паспорт. – отец убрал пистолет от пленника, и не обращая больше внимания ни на набившуюся в залу толпу, ни на стражника, с облегченным вздохом уронившего шашку на пол, принялся рыться в своих вещах.