– Правда? – Мара ненадолго теряется. – Нет, не в курсе.

Джошуа Хейс неверяще вскидывает бровь.

– Тогда на этой передаче ты узнаешь кое-что важное: для большинства мужчин ступни – это, бесспорно, самая эрогенная часть тела.

– А я думала…

– Нет! Нет, я догадываюсь, о чем ты подумала, но это не так. В отличие от женских, на мужских стопах находится примерно в полтора раза больше нервных окончаний, возможно, потому что раньше во время охоты мужчинам приходилось шагать особенно тихо, и из-за этого… – он заговорщицки склоняет голову к Маре, – большинство мужчин только благодаря стимуляции стоп могут получить оргазм.

Джошуа Хейс произносит этот бред максимально убедительным тоном, и Мара, к сожалению, принимает его болтовню за чистую монету.

– Я этого не знала, – на полном серьезе заявляет она, – ну, если бы знала…

– Хорошо, что я тебе рассказал, так как теперь ты по достоинству сможешь оценить, что прямо сейчас, – Джошуа делает драматическую паузу, и через отверстия в ширме, за которой скрылся Брендон, просовывается целый ряд ступней, – десять мужчин доверяют тебе свою самую эрогенную зону. Волнующий момент, Мара, не правда ли?

Мара хихикает.

Господи, Мара, реально?

– Итак, тебе предстоят муки выбора. Какая нога принадлежит Брендону? У тебя три минуты, чтобы выяснить. Если справишься, вы заработаете дополнительные двадцать пять очков, а если нет – я мог бы по меньшей мере устроить тебе свидание с тем, чью ступню ты выберешь, как тебе такое? – с интересом спрашивает он, пока Мара проходит мимо вытянутых конечностей.

– Эмм… Брендон, наверно, будет не очень доволен.

– А ты?

– Ну, посмотрим, – смеется Мара, и меня накрывает что-то, похожее на жалость, потому что в этот миг камера показывает реакцию Брендона, который, стоя на одной ноге, опирается на длинноволосую ассистентку Грейс. Невзирая на тот факт, что ее полуголая грудь прижимается к его боку, в эту секунду Брендон озадаченно моргает, прежде чем взять себя в руки и снова нацепить ухмылку на лицо.

Тем временем Мара останавливается возле одной из ступней. С сомнением она чуть подается вперед.

– Не трогать! – инструктирует Джошуа Хейс, следуя за ней. – Чтобы никто тут не перевозбудился, ты же понимаешь.

– И не собиралась! – Застенчиво смеясь, Мара скрещивает руки. – Я вообще не хотела… я и так рада, что не приходится смотреть ни на какие другие эрогенные части тела.

– Мара! – Джошуа Хейс театрально округляет глаза. – Что за мысли ты вкладываешь в головы наших зрителей?

– О боже! – Мара на секунду прячет лицо в ладонях, и веселящаяся аудитория разражается аплодисментами.

– У мужчин много эрогенных зон. – С широким жестом Джошуа Хейс оборачивается к залу. – Взять, например, уши… кстати, уши – это вторая самая чувствительная мужская часть тела. Мара, тебе это известно?

– Я где-то об этом читала, да, – торопливо отвечает Мара, которая к тому времени, видимо, уже забыла о своем задании, и не только я не могу удержаться от смеха. Бедняжка. Если когда-нибудь потом она это посмотрит, то, по всей вероятности, не обрадуется тому амплуа, в котором на данный момент выступает. Возможно, софиты припекают и на пару с пристальными взглядами публики временно отключают какие-то участки мозга.

– Между прочим, у тебя осталось сорок семь секунд, – сообщает Джошуа Хейс. – Не хочу на тебя давить, но наши джентльмены наверняка чувствуют себя немного обделенными твоим вниманием.

– Хорошо, тогда, думаю… – Мара снова быстро пробегается вдоль стенки, – думаю, это может быть вот эта нога.

– Вот эта?

– Да.

– Точно уверена?

– Я… ну… да. Кажется.

– Каким образом ты узнала ногу Брендона?

– Так… ну… это вроде как интуиция.

– А! – кивает Джошуа, улыбаясь, – судя по всему, Брендон до сих пор был лишен определенных радостей.

– Но я же не знала этой фишки со ступнями! – защищается Мара, а я от стыда ненадолго зажмуриваюсь и, к сожалению, все равно снова смеюсь. Ее наивность довольно забавна, однако по какой-то причине неприятно видеть, как ею пользуются. Вот почему я никогда не смотрю ничего подобного.

– Значит, эта нога?

– Да.

– Может, разок пощупаешь?

– Эмм… нет. Нет, лучше не надо, – хихикает Мара.

– Ну, в таком случае – держи башмачок!

Изобразив галантный поклон, Джошуа передает Маре кроссовок Брендона, и та сразу начинает натягивать его на голую ногу. Сложно не заметить, что при этом она старается не дотрагиваться до кожи и явно чувствует облегчение, когда кроссовок наконец надет.

– Вроде подошел, нет? – вновь берет слово Джошуа Хейс. – Не выйдет ли к нам обладатель этой прекрасной мужской стопы?

У парня, который появляется из-за угла, загорелая кожа и длинные русые волосы, делающие его похожим на серфера.

Мара прижимает руки ко рту.

– О нет!

– М-да. – Джошуа Хейс качает головой и цокает языком, что с небольшой натяжкой можно расценивать как проявление сочувствия. – Жаль, но это не Брендон.

– Нет, – заключает Мара и смеется. Этот звук немного похож на вздох.

– Тогда давай уже позовем сюда Брендона. Или, может, мне все-таки?.. – Джошуа многозначительно указывает подбородком в сторону серфера, а Мара, у которой лицо и без того залито краской, краснеет еще сильнее.

– Нет, спасибо.

Через секунду она уже стоит рядом со своим парнем, и первое, что говорит ему:

– Я не прикасалась к его ноге.

На этом видео заканчивается, а я, смеясь, вместе с ноутбуком перекатываюсь на диване. Боже ты мой, какое кошмарное шоу.

А Джошуа Хейс, по всей видимости, окажется очень интересным постояльцем.

Ранним вечером опять звонит Сюзанна. Сегодня ее голос звучит особенно жалко. Как это часто бывает, ее наигранный оптимизм за считаные минуты превращается в стенания и рыдания, и именно поэтому я позволяю уговорить себя еще раз стать посредником между ней и мамой.

– Но я не верю, что из этого что-нибудь выйдет, – предупреждаю старшую сестру. – С каждым днем с ней становится все труднее, Сюзанна. Сейчас она покидает комнату только для того, чтобы поесть или принять ванну.

– И чем тогда она занимается целый день?

– Читает журналы. Разгадывает кроссворды. Пялится в окно. Раздражается из-за любого звука громче мышиного писка. Откуда мне знать. Так или иначе, а настроение у нее скорее ухудшилось, чем улучшилось.

– Все равно, пожалуйста, спроси у нее, может, она со мной поговорит. Я приеду в любое время. Вчера я снова разговаривала с Калланом и… это была идиотская ошибка, Айрин, не надо было мне поддаваться, когда он заставлял меня это сделать. Все произошло слишком быстро, а слова, которые он наговорил… если бы я только знала…

– Сюзанна, – мягко перебиваю я, – ты мне все это уже рассказывала. Я посмотрю, чем могу помочь, ладно?

– Скажи маме, что в противном случае я приеду просто так.

– Ты уже пробовала, – напоминаю я. – И не то чтобы чего-то добилась.

Не люблю вспоминать тот день. Закончился он тем, что плачущая Сюзанна сидела на кухне, после того как практически целый час безуспешно пыталась заставить маму открыть ей дверь в комнату.

– Значит, в следующий раз я не уеду до тех пор, пока мы все не проясним.

При таком раскладе она сразу может сюда переезжать. Без понятия, откуда у Сюзанны такая уверенность, но когда я стучусь к маме, после того как попрощалась с сестрой, то понимаю, что разделить с ней эту уверенность не могу.

Мама сидит в бордовом кресле возле шкафа со сложенными на коленях руками. Мне тут же становится ясно, что с тем же успехом я могла бы отказаться ото всех попыток. Не пообещай я Сюзанне, сдалась бы от одного лишь недовольного выражения на мамином лице. Бог мой, как же она изменилась.

– Не хочешь попозже пройтись со мной до пляжа? – начинаю я. – Кто знает, сколько еще простоит такая хорошая погода.

Ее напряженное лицо слегка расслабляется, и во мне вспыхивает надежда. Если бы мы гуляли по берегу моря, мне было бы куда проще затронуть тему Сюзанны.