До инцидента в лаборатории я и эту, туманную, сторону не видела.

– Думается мне, – тренер с отсутствующим видом, возможно, на миг забыв, что разговаривает с презренной самкой, смотрел куда-то в пространство поверх моего плеча, – в этом и смысл всех прежних опытов. Как-то ученым удалось зафиксировать пленников в постоянном физическом теле. Или их вынудили создать себе эти тела, чтобы выжить. Граш разберет. В материальном виде амиоты менее опасны… так считается.

– Таким способом ограничиваются их фантомные навыки?

Даже дыхание затаила, ожидая ответа. Понятно же, что полного успеха в эксперименте над амиотами нет, раз вчерашний пленник сумел прорвать навязанную оболочку, вопреки всем изменениям перевоплотившись в смертоносный туман. Опять же, злополучная рука, что помешала мне…

– Слепцы! – Капитан моргнул, опомнившись, взгляд мгновенно стал недовольным. – Ученые не видят дальше своего носа. Этих гадов не изменить, все, что они могут, – убивать. Оттого и каждый пленник здесь заслуживает лишь смерти. Когда-нибудь до ученых это дойдет, раз дошло до глупой сорке вроде тебя. Только пока они, выходит, глупее…

– Я знаю, что в наше дежурство погиб один из исследователей.

– Не в первый раз. – Рарк даже не удивился. Вновь потянулся к бутылке, но прежде, чем сделать большой глоток, от души выругался. – Запреты, запреты… Нам все запретили, трясутся над этими гадинами. Роют себе могилу. Уже вырыли! – Переведя на меня помутневший взгляд, он внезапно заговорил тише, проявив почти сочувствие: – Попроси о переводе. Не место тебе тут. Все здесь однажды… закончится.

Последние слова прозвучали зловеще. Капитан махнул мне рукой, ясно давая понять: убирайся. Под его обреченное ожидание я подскочила и опомнилась, только оказавшись в своей каюте. Разговор оставил тягостное впечатление: на какую развязку намекал тренер? Присев на кровать, устало потерла лицо.

С одной стороны, рарки сильнее других пострадали от войны с амиотами и не верили в возможность перемен, просто не допускали их. Больше того, они ждали… Ждали повторения! Можно ли считать это следствием глубочайшей ненависти к тем, кого привыкли полагать извечным и не знающим жалости врагом? Или они единственные, кто реально оценивает перспективы происходящего, понимает истинную цену последствий?

С другой стороны, тот пленник. Даже по прошествии трех дней мне не удавалось стереть из памяти его облик, истерзанное и искореженное болью и муками тело. Живое олицетворение нашей собственной жестокости! Можно ли винить его за агрессию?

Откинувшись на подушку, вытянула вперед руку. Растопырив пальцы, коснулась ладони другой рукой, пытаясь представить, каково это – однажды открыть глаза и осознать, что у тебя нет руки. Вовсе нет тела! Что ты – уже совсем не ты. И увидеть рядом тех, кто сделал это с тобой.

Пусть с пленными амиотами было все наоборот – они не потеряли материальность, а приобрели, но и это не укладывалось в сознании. Неужели в таких условиях они смогли сохранить разум? Каким бы отличным от привычного мне понимания он ни был. Или же капитан Жьерк и Доран правы – рядом с нами бомбы замедленного действия и глобальной разрушительной силы, направляемые единственным ощущением – болью?..

Заставила себя закрыть глаза. Все, хватит! Спать! Завтра на дежурство. В обезьянник… К подопытным!

Толчок. Меня швырнули намеренно бесцеремонно.

– Хороший денек, да, приятель? Попользовали тебя от души, на потроха пошел.

Дружный хохот. Глумливый, озлобленный. Эти убогие даже не осознавали, что за их нарочитым презрением я отчетливо распознавал глубинный неизжитый страх. Страх перед такими, как я. Даже пленными, скованными, даже лишенными всякой силы.

– Тварям самое место на разделочном столе. Ты лишь подопытная крыса!

Отвратительные голоса отражались в сознании гулкими отзвуками, мутные темные силуэты сменялись яркими пятнами, не позволяя сосредоточиться и понять, что происходит.

Треск, хлесткий удар. Еще один. Мерзкое, прилипчивое ощущение неполноценности и бессилия… Превозмогая его, оттолкнулся от жесткой, неприятно скользкой поверхности, поднимаясь на руках, с усилием напрягая мышцы и стараясь не обращать внимания на дрожь, сотрясавшую тело. Преодолевая нарастающую тошноту, зажмурился – сильно до светового всплеска, стиснул челюсти до хруста, задержал дыхание, прогоняя слабость. Поднял голову, одновременно открывая глаза.

Зрение наконец прояснилось. Сквозь свисающие грязные пряди теперь можно было рассмотреть тех, кто так бесцеремонно обращался со мной.

Два безобразных комка розовой плоти, ограничивающие себя от воздушной среды черными пластами неорганической материи, скалили желтые жесткие наросты, рассматривая меня круглыми белесыми сферами. Издавали рыкающие вибрации, сотрясая воздух. Двигали отростками, прячась за грозно-сверкающими линиями полей высокой мощности.

Нет, разумеется, я знал, что все это можно называть и воспринимать иначе. Гуманоиды. Двуногие, двурукие. У них есть голова, кожа, одежда, зубы, глаза, речь, и меня они заперли в силовой клетке. Но мыслить их штампами, их понятиями, уподобляться низшим не хотелось категорически.

Убогие трехмерные уроды, считающие себя высшей разумной формой жизни, а по сути – презренные, жалкие ничтожества, трясущиеся и цепляющиеся за свое физическое воплощение, как за главную ценность. В то время как истинная суть их существования – быть источником энергии для таких, как я! Хранить ее в себе, накапливать до тех пор, пока не решу ее забрать!

Облизав покрытые жесткой коркой губы, почувствовал отвратительный металлический привкус и хрипло рассмеялся. Самонадеянный идиот. Чем я сейчас лучше их?

«Чем мы все лучше?»

Последняя мысль прозвучала, словно брошенная со стороны. Не мной, кем-то.

Резким движением развернулся, заставив гуманоидов отскочить, хоть и находились они в безопасности, впился взглядом в собрата по несчастью, вяло шевелившегося в паре метров от края клетки, наверняка тоже не в силах выбраться из статичной материальной формы. Факт его присутствия стал настоящим открытием – до этого момента я был уверен, что из нас, кроме меня, уже никого не осталось.

«Кто?» – я напрягся, посылая обычный сигнал опознания.

«Тас, – вернулась волна. – А ты?»

«Кин», – сообщил, стараясь скрыть разочарование. Тас был самым слабым и глупым в группе. Я вообще полагал, что его развеяло во время последнего столкновения с материальным противником. Очень уж мощной и неожиданной была атака.

«Помоги, – предсказуемо заныл Тас. – Что происходит? Где мы? Хочу отсюда уйти. Мне тесно».

Имел он в виду вовсе не мир, всего лишь тело, и я это понял. Но самое главное – услышал обнадеживающее «мы».

«Пока не получим контроль над происходящим, уйти не получится. Где остальные?»

«Восприятие расширь», – донеслось до меня еще одно сообщение. Близкое настолько, что не опознать отправителя было невозможно.

«Орш», – коротко подтвердил узнавание. Снова напугав гуманоидов, перевернулся, отыскивая глазами очередное физическое воплощение. Массивное, грязное, серокожее, с темными уплотнениями на плечах и спутанными черными волосами, закрывающими лицо, но при этом несущее в себе того, кто никогда не отступал и не бросал начатого на половине.

«Где тебя носило, Кин? – яростно сверкнули фиолетовым отблеском глаза, за которыми прятался практически равный мне по силе собрат. – Раз ты жив, почему не с нами?»

«Знал бы я сам», – осадил его. Конкурентами мы никогда не были, но и причислять меня к дезертирам не позволю.

«Что помнишь из последнего?» – не сдался Орш.

Хороший вопрос. Однако прежде, чем я смог на него ответить, пришлось ждать, пока из глотки наружу не выйдет то, что материальные уроды зачем-то запихнули в приданную мне оболочку. Гадкое тело!