«Мы рвали на атомы планетоид, – ушел мыслями в прошлое, чтобы снова как наяву ощутить триумфальное чувство свободы и торжества. – Энергии в нем было много, текла она легко и быстро. Я увлекся поглощением, не заметил приближения опасности».

«Никто не заметил», – вплелся в мое признание еще один собеседник, но я не придал этому значения. Продолжил: «Понял, что нас окружили, когда оказался в тисках неструктурированной энергии. Пробиться сквозь нее не смог, поглотить тоже. Привычного мира не стало. Материальный исчез. Двигаться было некуда. Энергии становилось все меньше, я слабел, казалось, это конец. А потом неожиданно понял, что…»

«Что прочно заперт внутри физической оболочки, – перебив меня, признался Орш, видимо испытавший то же самое. – А разорвать ее и выбраться не получается».

«Я ее рвал! – внес коррективы. – Трижды».

«Силен, – хмыкнул Орш. – Где взял подпитку?»

«Не вникал. Кто первым подвернулся, у того и высосал, – отрезал я, смутно припоминая дергающееся в конвульсиях тело. Вернее, два тела, наполненных желанной энергией. – Только времени на полноценную подпитку не хватало. Меня каждый раз скручивало в тиски. Потом фаза небытия и новое возвращение в навязанную оболочку», – закончил, наконец заставив тело отползти в сторону от муторной зеленой жижи, над которой оно все это время так и нависало, покачиваясь.

«Видимо, тебя держали отдельно, раз впервые оказался здесь», – высказал догадку Орш.

«А я тебе говорил, – опять проявил себя неизвестный, – что у гуманоидов не одно помещение, где с нами… работают».

«Работают? – издевательски бросил Орш. – Хал, ты, оказывается, гуманист».

Хал? Хал, Хал… Я задумался, перебирая известные мне комбинации. Хм, мне этот собрат незнаком.

«Ты же не с нами проходил через брешь миров. А мы ушли первыми. Значит, была вторая волна экспансии в это пространство?»

«Вторая была, – согласился Хал. – Но я из третьей. И мы едва успели проскочить. Брешь закрылась бесследно, а я попал в плен, не успев даже начать поглощение».

«Ого… – встрепенулся я, ощущая, как теряю опору. Во всех смыслах: и моему самосознанию стало не по себе, и бренная оболочка завалилась на бок, чувствительно приложившись бедром об пол. – Мы здесь застряли? Домой нам не вернуться?»

«Если не откроется новая брешь…» – философски протянул Хал.

«Если мы вообще выживем!» – бросил Орш.

«Если перестанете лить энергию попусту», – тихо прошипел…

«Щег! – опознал я. – И ты здесь!»

От неожиданного осознания того, что нас не так уж и мало, я испытал воодушевление. Завозился на холодном покрытии, рыкнул с досады, заставляя непривычное, чуждое мне тело подчиняться, оттолкнулся и, наконец, встал. Обретя равновесие, сфокусировался и осмотрелся.

Примитивные гуманоиды меня больше не интересовали. Взгляд скользнул дальше, пробежав по невзрачным серым стенам, силовым полям, ограничивающим наше пространство для жизни, низкому металлическому потолку, полу, где-то чистому, а где-то покрытому спекшейся органикой. Именно на нем сейчас в разных позах – кто неподвижно, а кто осторожно перемещаясь, – находились те самые физические тела, что на самом деле являлись для нас клетками. Такие же гуманоидные, как у пленивших нас существ, и все же чем-то отличающиеся. Впрочем, внешний вид оболочек волновал меньше всего. Не они важны сами по себе, как не важна примитивным существам их одежда. А вот количество…

«Так сколько же нас?» – спросил сам себя.

Ответ получил от других: «Восемнадцать».

Немного… В моей группе было больше тысячи подобных мне, и мы были первым отрядом, отправившимся на освоение новых источников энергии. После нас, судя по заявлению Хала, были и другие. Не знаю пока, насколько многочисленные, но… Но из всех только мы и выжили?

Значит, восемнадцать… Возможно, больше, ведь здесь определенно не все. Кто-то, как и я до этого, может находиться в бессознательном состоянии в других… местах.

Где именно?

Ответ на вопрос дался с трудом – образы, вызванные отдельным усилием, выходили размытыми и отрывистыми.

Тьма. Вспышка. Энергия совсем рядом – манящая, притягательная, но взять ее нет никакой возможности. Непонимание. Что не так?! Краткий миг забытья. Снова всполох пробуждения. «Хороший экземпляр… в моей лаборатории… степень фиксации семьдесят процентов… вводи первую дозу… реакция пошла… надо повторить…» – звуки, раздражающие своей бессмысленностью. Тесный плен оболочки, которая скована так же, как и я. Попытка вырваться. Белые границы, за которые нет хода. Сжимающие, удушающие тиски. И снова тьма.

Воспоминание, от которого хотелось лишь одного – разорвать, испепелить, уничтожить тех, кто лишил меня свободы. И поглотить! Выпить! Забрать у них то, что до сих пор манило, несмотря на ограничения.

Среагировало и тело. Кулаки сжались, взбугрились мышцы, словно силясь разорвать несуществующие путы, а из горла неожиданно вырвался яростный рокот низких частот.

– Смотри-ка ты, ожил, – раздался дерзкий смех, скрывавший очередную волну страха. – Живучая тварь.

– Отойди, Ральюс, не провоцируй, а то опять выговор получим.

Считающая себя вершиной пищевой пирамиды особь проявляет осторожность? Интересно… Я вернулся взглядом к своим тюремщикам, изучая их внимательнее. Делать это, используя ограниченные возможности навязанного тела, было невыносимо, но иных вариантов не осталось.

Первый, тот, что вел себя наглее, – классический примитивный гуманоид. Беловолосый высокий двуногий демонстративно скалился, выражая презрение. Только он не мог знать, что своей бравадой спровоцировал вспышку интереса с моей стороны. Вдруг проявилась неосознанная опция ставшего клеткой тела, подарив сверхъестественную зоркость, и я отчетливо увидел предназначенными для этого органами учащенно пульсирующую жилку за ухом тюремщика и спешно скользящую по отвратительно розовой коже капельку влаги. Страх… Он знаком этому существу. Именно его он прячет за показным бесстрашием. Жалкий. Легкая добыча.

То есть был бы легкой добычей, будь я собой прежним.

Но я запомнил этот вид местных. С таким расовым типом раньше сталкиваться не доводилось, хотя я не особо обращал внимания на такие детали пищи, как цвет волос и крепость нервов.

Второй, куда более осмотрительный, – крепкий, коренастый остроухий брюнет с мрачным настороженным взглядом. А вот этих помню. На моем личном счету сотня таких, плюс два звездолета и орбитальная станция. Энергии тогда накачал знатно, жаль, до самой их планеты не добрался. Так и не понял, куда она исчезла под самым носом. То ли другие из моего отряда успели раньше, чем я смог на нее переключиться, то ли ушастые нашли способ ее спрятать. И сами сбежали, потому что после этого я взаимодействовал с кем угодно, но не с ними.

Придется изучить всех неожиданно сумевших совладать с нами. Они убеждены, что пленили нас, заточив в бесполезные оболочки? Сделали подобными себе? Ничтожными, ограниченными и подконтрольными? Что ж, зря. Я сумею приспособиться, сумею вырваться, сумею… забрать их всех.

Мы сумеем.

– Да что он мне сделает? – не внял дельному совету беловолосый. – Сидит себе в клетке… Он слаб, словно новорожденный, только и способен, что на ноги встать.

Подошел он близко. Так близко, что удержаться я не смог. А может, просто не захотел, больше всего желая сейчас наказать примитивного гуманоида, возомнившего себя победителем. Такое знакомое по прошлому, практически рефлекторное поведение – стремительный бросок к идущей на тебя добыче.

Быстрый выпад… и острое сожаление: вместо сгустка энергии вперед дернулось тело – непривычная, неловко управляемая мной обуза. А вместо приятного притока живительной энергии – силовой разряд от энергетических брусьев клетки, пронзивший навязанное тело и отбросивший его на пол.