Иван бросился на зов.
Батюшка и отец Димитрий в кругу домашней челяди стояли у главного крыльца, задрав головы.
Только сейчас Иван понял, что свет, которым закатное солнце поливало мир, был темнее крови. А она хлестала на землю из раненых тел, меж которыми сновали сёстры милосердия. Гигантские фигуры были так же живы, как и люди, смотрящие на них с земли; на лицах выступал пот; глаза источали слёзы; рты готовы были порваться от безмолвных криков.
Небеса задрожали, и над полем боя взметнулся столб огня в дымном опахале. Когда плотная завеса немного рассеялась, раненые лежали уже неподвижно, а сёстры милосердия прикрывали их навсегда застывшими телами.
И эти горестные крики... Они донеслись не с неба, они раздались рядом с Иваном. Люди поняли суть этого чуда: оно несло плохие предзнаменования.
Мираж побледнел и рассеялся.
Иван, помня рассказ тётушки, крикнул отцу:
- Сейчас начнётся буря, настоящее светопреставление!
Иван Иванович-старший криком распорядился насчёт окон и дверей. В тяжёлом, странно давившем на уши воздухе его голос прозвучал глухо, как из-под земли.
Иван взялся пройти с проверкой до конюшен и оранжереи, отправить в село нарочного. Заряжённый грядущим штормом, он носился по хозяйству, не чуя ног. Когда наконец добрался до оранжереи и захлопнул за собой дверь, вдруг наступила ночь, а рамы задрожали и взвыли.
Это порывы ветра ринулись на Мироздание.
"Эх, пожалели замазки на рамы. Теперь повылетят", - с горечью подумал Иван.
- Не повылетят. Здесь будет самое безопасное место, точно знаю, - ответил девичий голос из угла.
"Как же незнакомка узнала мои мысли?" - удивился Иван, и тут же получил ответ.
- Я слышала, что сюда барчук придёт, тот, что на доктора учится в губернии. А младший из города не вернётся.
- Точно, Лёня в гимназии, готовится к экзаменам, - пробормотал Иван и наконец догадался спросить:
- А как тебя зовут? Откуда ты?
- Вон оттуда, - ответила девочка, черты лица которой никак не хотели складываться в определённый образ, и указала на тёмную из-за бури раму за её спиной.
- Я что-то не вижу ничего, кроме стекла, - сказал Иван, подозревая, что девчушка всего лишь водила его за нос.
- Ну и не видь, мне-то что, - сказала она. - Я вижу, и ладно. А ещё у меня письма есть для тебя.
- Чьи письма? - спросил, холодея, Иван.
- Сестры милосердия, - важно сообщила девочка. - Она в моём доме квартировала, вот и оставила для передачи. Дом-то разбомбили, а письма остались.
- А как всё же тебя зовут, вестница? - как можно дружелюбнее спросил Иван. - И про сестру милосердия рассказала бы всё, что знаешь. Интересно ведь, от кого ты принесла мне письма.
Завывание ветра в рамах; глухие хлопки сорванных ветвей, которые падали на крышу оранжереи; неверный, мутноватый свет сквозь тучи да ещё подросток, похожий на сказочного упырька, - всё это заставляло будущего эскулапа испытывать странное чувство, будто он подсматривал чьи-то воспоминания. Где-то когда-то это уже было: тьма и звуки разрушения. И подросток - голенастая девочка, чьего лица не разглядеть в полумраке.
- Елизавета Матусова, - чинно заявила девочка. - А про сестру милосердия ничего не знаю. Она и квартировала-то один день.
- И чья ж ты дочь? - механически спросил Иван, чувствуя, будто ноги потеряли почву.
Это признак нервного расстройства. А ему нельзя нервничать - нужна помощь батюшке, силы для трудного семестра в университете.
А ещё до боли жаль, что пришла из какого-то чуждого Мироздания не сестра, а её тёзка.
- Писарева. Батюшка в полку служил. Погиб вместе с штабом, - ответила чужая Елизавета.
- А ты как уцелела?
- Кто тебе сказал, что уцелела? - возмутилась Елизавета. - Я вместе со всеми... Так возьмёшь письма-то?
В эту минуту Иван осознал, что принять эти письма нельзя: они от незнакомой сестры милосердия, и принесла их неживая Елизавета, видимо, спутав его с кем-то другим в бесконечных витках великого множества миров. И умерший мечтатель Лутков был таким же незнакомцем, а вовсе не женихом тётушки и не возможным родственником. Если будет сломана грань между реальностями, разными Мирозданиями, это приведёт к тому, что они будут представлять собой всё равно что смесь дешёвых, продаваемых на вес бусинок разного цвета. И распределить их по разным мешочкам - великий труд, который, возможно, никогда не будет закончен. Тут будут нужны матушкино терпение и трудолюбие, возведённые в трёхзначную степень, а также великое желание привнести в жизнь пользу и порядок.
- Значит, не возьмёшь письма, - грустно сказала Елизавета. - Зря они были написаны. Зря не сгорели...
Силуэт девочки, светлый на фоне тьмы, задрожал и стал таять.
- Нет! - взревел Иван и бросился к раме.
Тёмное стекло словно подалось ему навстречу.
Иван протянул руки, хотя и не видел, что за мир находится по ту сторону.
Рама с почти человеческим стоном лопнула, и Ивана отшвырнула лавина гравийно-песчаной смеси, камней, сорванной листвы. Он в одно мгновение стал мокрым. Одежда обвисла от тяжести воды и мусора.
А где ж Елизавета?
