- А для пастуха животное есть и цель, и смысл его труда. Ему нужно, чтобы тот же вол рос здоровым, крепким, добронравным. Пастух вкладывает в животное силу, а земледелец - забирает. Кроме того, пастух постоянно в движении: сегодня он пасет свои стада на приозерном лугу, завтра - на склоне холма. А самое главное: пастух не задавлен монотонным трудом, у него намного больше времени на то, чтобы размышлять, думать.

   - О чем?

   - Разве мало на свете вещей, о которых стоит подумать?! Почему человек смертен? Почему алчен и завистлив? Чего хотят боги? Что есть добро и что есть зло? Кто ниспосылает нам вдохновение?

   - Вдохновение?

   - Да, вдохновение, поэтический дар. Способность создавать новое. Или превращать старое в новое. Разве ты не слышал про Источник Нехтана?

   - Тот, из которого берет свое начало река сказочная речка Бойн? - скептически усмехнулся Ивар.

   - Вот! В этом-то все и дело! - оживился Оверет. - Ведь о чем говорят древние книги? Что на некоем острове есть священный источник, о месте нахождения которого знает лишь бог Нехтан и трое его кравчих. Что над источником растут девять лещин учености, а в самом источнике плавают перламутровые лососи. И что эти лососи поедают орехи, падающие в воду с пурпурных лещин. И с каждым съеденным орехом на теле перламутрового лосося появляется новый "глаз мудрости". Тот же, кто не испугается стражей источника, отыщет лосося с девятью "глазами мудрости", сумеет изловить его и отведает заповедной плоти - обретет поэтический дар, сравнимый с даром волшебников Другого Мира.

   - Да, что-то подобное мне доводилось слышать, - кивнул Ивар. - Осталось узнать, где находится та речка Бойн.

   - Ты дослушай! Ведь "бойн" на древнем языке означает "корова"! Понимаешь?

   - Нет. Что я должен понять?

   - Коровья река. Это же наш Коровий ручей! Там и лососи нерестятся, всё сходится!

   - Оверет, ты забываешь, что я всего третий день на Эллане и понятия не имею ни о каком Коровьем ручье.

   - Ах да. Если от дома отца идти на север мимо Сумеречного пруда и вдоль реки Аверн, то мили через две увидишь, как она расходится надвое. Тот приток, что течет с запада - это и есть Коровий ручей. Если идти вверх по нему, увидишь заброшенную мельницу, за которой начинается Поющий лес. Вот где-то в том лесу и прячется исток Коровьего ручья, Исток Нехтана. Если, конечно, рядом с ним растут девять старых лещин, - уже с меньшей задорностью добавил Оверет и продолжил: - Нужно лишь сходить в Поющий лес и проверить. Что я вскоре и собираюсь сделать. Если хочешь, можешь пойти со мной, лососей там на всех хватит. Хотя дорога вдоль реки - она окольная, до старой мельницы быстрее дойти через Долину Туманов. Раньше по той дороге все из Оллтре ездили в Крейг, но сейчас люди предпочитают тропу вдоль побережья.

   - Почему?

   - А, бабьи сплетни да глупые суеверия. Поговаривают, мол, вернулась хозяйка Старого Тиса, старуха Дурнолл. - Заметив вопросительный взгляд Ивара, Оверет пояснил: - В Долине Туманов много тисовых деревьев. Примерно посередине долины, недалеко от тропы, стоит исполинский Старый Тис. Старики считают, что это зловещее место, что где-то неподалеку находятся врата в Другой Мир. Рассказывают, что те, кто отдыхал или засыпал под Старым Тисом, либо умирали во сне, либо тяжело заболевали. А скотина, что отбивалась от стада и паслась у Тиса, вскоре издыхала в муках. Хотя я думаю, что овцы просто наглатывались ядовитых побегов.

   - И при чем же тут старуха Дурнолл? - спросил Ивар.

   - Когда-то давно жила в Оллтре знахарка по имени Дурнолл. И была она уже в весьма зрелых годах, когда воспылала в ее сердце страсть к молодому рыбаку по имени Койги. Но тот отверг любовь Дурнолл и надсмеялся над ней. И все прочие жители стали насмехаться над ней и унижать ее. А потом ее нашли мертвой у Старого Тиса. Никто так и не понял, отчего она умерла: ни ран, ни других повреждений не было на ее теле. Лишь загадочная улыбка змеилась на ее посиневших устах. А на следующий день отправились могильщики забирать тело - а его и след простыл. С тех пор это место и стало считаться зловещим. Говорят, что с наступлением темноты старуха Дурнолл, превращаясь в молодую девушку неописуемой красоты, переходит из Другого Мира в наш и подстерегает неженатых парней. А когда заприметит очередного простачка, то предлагает ему неземные наслаждения в Мире-под-Холмами, клятвенно обещая, что вернет его назад ровно через одну ночь. Когда же горе-любовник возвращается назад, беззаботный и довольный, то вдруг видит, что все изменилось вокруг: и жители в поселке ему незнакомы, и даже холмы по-другому выглядят. И понимает он, что время в Другом Мире течет совсем иначе, и что прошла не одна ночь, а многие-многие годы. И начинает он дряхлеть и стариться прямо на глазах, пока не иссохнет заживо и не рассыплется в прах, - на этих словах Оверет перевел взгляд за спину Ивара и заметно побледнел.

   - Убью!!! - раздался с порога корчмы даже не крик, а утробное рычание смертельно раненого зверя. Ивар обернулся. Эсгис, старший брат Оверета, с длинным ножом в руке, змеящимися мокрыми волосами и перекошенным от ярости лицом, бежал прямо на него.

***

  Если бы не вставший на пути кузнец Фариер, кто знает, чем закончился бы этот вечер. Отобрав нож и приобняв за плечи трясущегося Эсгиса, кузнец вывел его на улицу. За ними, схватив со стены зажженный факел, выскочил подмастерье Вихан. Несколько любопытных, в том числе Ивар, увязались следом.

   Снаружи было темно и вьюжно. Факел Вихана мелькал ниже по улице, в направлении пруда. Затем огонек факела повернул на запад. Недоброе предчувствие сжало сердце Ивара, когда он проследовал мимо дома Оверета в сторону горсета. Подойдя к жертвеннику, он увидел Эсгиса, Вихана и Фариера, молчаливо стоявших в дрожащих отблесках пламени и глядевших куда-то вниз. Ивар опустил взгляд и вздрогнул.

   На черном квадрате жертвенного камня белела отрезанная голова коня Форалефа. Струйка застывшей крови дотекла до остекленевшего глаза, после смерти казавшегося еще более синим. Оглядевшись, Ивар увидел обезглавленное тело коня, лежавшее неподалеку в луже черной крови.

   Сзади подошли еще люди. Послышались сдавленные возгласы не то удивления, не то осуждения. Ивар поднял взгляд и увидел увядшее, словно внезапно состарившееся лицо Эсгиса, в глазах которого застыли бессильные слезы.