Стекла переливчатой струйкой со стола, проскользнула между ногами пляшущих и направилась прочь из залы. Один Кощей её заприметил: выпил он сегодня мало, остроты зрения не утерял, а в сумерках оно у него только обострялось.

Пока Марья с отцом Трофимом возилась, тряпочки мочёные прикладывала да снадобье волшебное в ноздрю впихивала, Кощей вышел в замковый коридор, углядел на каменном полу едва заметный влажный след и пошёл туда, куда змейка уползла.

Привёл след в подземелье, в каменный мешок, где когда-то он, Кощей, особо буйным пленникам укорот давал. Марья недавно все пыточные инструменты вынесла, очистительными травами промыла всё дочиста и ледник здесь соорудить задумала, чтобы продукты на зиму хранить. А пока в комнате шаром покати, кипятком окати – пусто. Деваться змейке некуда, загнал её Кощей в каменный угол, ногой хвост прищемил, потом в руки взял, к лицу поднёс.

– Ага, – говорит, – попалась, гостья непрошеная!

Змейка языком своим гибельным возле Кощеевых глаз постреливает, а ужалить не решается: не по зубам ей данный субъект.

– Выкладывай, – требует Кощей, – с чем явилась?

Шушукнула что-то змейка ему в самое ухо, ядом обожгла. Кощей в руке её смял – едва не удушил.

– Будешь, – говорит ей гневно, – за то служить мне отчаянно, жизнью долг отплачивать!

В этот миг сверху, из гостевой залы, грохот и гул послышались. Это дядька Вий гопак отплясывал, на ногах не удержался – своды затряслись, свечи дрогнули. Бросился нечистый люд его поднимать, да слишком тяжёл, чучело: машет конечностями, как перевёрнутый жук, телом егозит, а назад перевернуться не может.

– Поднимите мне веки! – вопит. – Веки поднимите! Прищемили же!..

Вернулся Кощей в зал мрачнее прежнего, взгляд увесист – хоть утюги передвигай. Смотрит – свадьба расползлась по швам, никто о виновниках торжества не вспоминает. Даже слуги Кощеевы подносы побросали и с кикиморами в «блинчики» играют. Хорошо ещё, народу немного, а то развалили бы весь замок до фундамента!

А Марьюшка в голове стола сидит одиноко, бледная, руками за голову держится: ей этот бедлам уже не под силу разруливать. Кощей как на неё глянул, так вся мрачность с него сошла.

– Нехорошо тебе? – спрашивает.

Кивнула Марья, ладошкой перед лицом помахала – ветерком себя овеяла. Кощей её поднял, за талию приобнял, а потом посмотрел вокруг и рукой повёл повелительно.

– Ап! – говорит.

Замерли гости, будто в момент заморозились! Только дядька Вий конечностями шевелит, подняться пытается: нечистой силы в нём столько, что сам Кощей над ним власти не имеет.

– Хватит, – говорит Кощей Марье в образовавшейся тишине. – Пойдём, зазноба моя, в опочивальню, не могу больше своё целостное счастье в этом кабаке разменивать!

– Пойдём, – кивает Марья-Выдумщица. – Воздухом подышим, на звёздочки посмотрим, с месяцем поговорим.

И пошли они в свой обжитой уголок, что на шестом этаже Кощеева замка. Вышли на балкон, стали звёздочки считать. Десяток сосчитают – целуются, ещё сочтут – снова целуются, и так до бесконечности вселенской.

И вот тут-то забыли они, кто чистый, кто нечистый, кто смертный, кто бессмертный, кто стар, а кто молод, кто богат, а кто беден, – обо всём на свете забыли, такое сказочное забытьё на них навалилось. Здесь, под звёздами, и свадьба настоящая у них случилась, и Месяц-батюшка протрубил им в перламутровый рог, и невесомые их судьбы крепко-накрепко перекрутились и связались прочным земным узлом.

В четыре утра, ещё до первых петухов, захрапел на весь замок дядька Вий – подпортил свадебную идиллию. А в остальном удался праздник!

Через семь месяцев у Марьи-Выдумщицы и Кощея Бессмертного родился сын.

Назвали мальчика по-человечески – Иваном.

А теперь и сказку начинать пора. Потому как настала такая сказочная потребность. Сказка – она ведь сказке рознь. Одну сказку да к другой сказке, да третьей сказкой приправить, да с четвёртой перемешать – глядишь, и не сказка уже, а самая заветная быль!

Вот так и у нас получилось: была сказка, да обернулась былью. Двадцать лет прошло, и всё в замке Кощеевом переменилось. Самая главная перемена – стал Кощей здоровьем совсем слаб, все болезни на него разом навалились и довели до полной злодейской профнепригодности. Слёг бессмертный в постель, лицом зачерствел, телом сгрибился. И раньше-то худощав был, а теперь вовсе кожа, кости да некоторые металлические детали организма. Не до злодейств супостату, не до колдовства, свелись все заботы к суровому прожиточному минимуму: кашки похлебать да во двор до ветру выползти.

Почему вдруг случилось с Кощеем такое, никому не ведомо. Жил да жил пятьсот лет, вредными привычками злоупотреблял на полную катушку – и ничего, а тут вдруг в три года скрутило ирода в пеньковую верёвку. Были, знать, на то причины, были, да только мало кто о них догадывался. Ведь о Кощеевом истощении знали только жена Марья да сын Иван. А на слуг Кощеевых Марья заклятье навела: пусть попробуют языком на стороне лишнее болтать! То есть Марья никакого заклятья всерьёз навести не смогла б, но взяла прислугу на испуг. Умная женщина Марья, ничего не попишешь. Это она решила окрестное население о бедственном положении Кощея не извещать. Иначе, думает, стабильность в мире нарушится, понаедут богатыри сводить счёты с немощным узурпатором. На лёгкую победу мало ли охотников!

Марья-Выдумщица главенство в семье взяла задолго до того, как болезни Кощея к койке приковали. Вскорости после свадьбы всю инициативу у мужа перехватила, стала им командовать и хозяйством распоряжаться единолично. Кощей не сопротивлялся, ибо влюблён был до беспамятства, до полного паралича воли. А когда опомнился, менять что-либо было уже поздно. С той поры махнула жизнь своим флюгерным хвостиком и повернулась к лесу передом, к Кощею задом. Стал он к своим обязанностям формально относиться, без огонька, без задоринки, а потом вовсе затух – перегорел. Перестал злодейничать, превратился в мелкого нервозного ворчуна, лишь домашних и мучил – только на них теперь пороху хватало. Стал Кощей Бессмертный о смерти задумываться, литературу всякую почитывать. В общем, всё случилось, как предрекали оборотень Михеич и кикиморы, типун им всем на язык за такие предсказания!

Кикиморы первое-то время в доме ошивались, подкармливались с Кощеева стола, Марье по замку да в поле помогали, но потом пошла у них интрига, стали они рожи за Марьиной спиной строить да фиги в карманах держать: мол, мужик-то Марьин – того, совсем под подол подлип! Марья это почувствовала и как только власть свою в полный вдох ощутила, так и прогнала родственниц в болото, с глаз долой.

Нацепила Марья-Выдумщица на передник ключи от всех замко́в и взяла в свои ловкие, работящие руки всё Кощеево хозяйство – от чердака до подвала, да и пустилась помогать окрестным крестьянам, особливо малоимущим. Обеды бесплатные устраивала (благо скатерть-самобранка всегда под рукой), для детишек ёлки разыгрывала, леденцы по воскресеньям рассылала. Раздавала просителям монеты из кошелька-самотряса, но не бездумно раздавала, не транжирила, а развела, как в народе говорили, бюрократию и политес. К каждому нуждающемуся подходила индивидуально – не из скопидомства, а только из осторожности; она-то уяснила себе, что́ есть волшебство и как оно может некрепкого человека надломить да на изломе высосать.

Замок Кощеев благодаря Марье за эти годы преобразился и благоустроился. Раньше что в нём было – темень, плесень, сырость, а теперь – свет, газ, горячая вода, подъёмная машина, на каждом окне занавески, на каждой двери ручка и шпингалет. Всё это Марья-Выдумщица своей головой придумала и в жизнь воплотила. Даже поклеила в рыцарских залах обои в клеточку, даже в винном погребе повесила по стенам полочки и крючки для кружек – не замок, а дом культуры! Марья и думает: зачем такой огромной жилплощади в праздности пропадать, и так всем по отдельной комнате выделено, включая малоинтересных слуг, а в зальных помещениях можно гостей принимать! В бывшей пыточной устроила Марья библиотеку для сельских ребят, в перестроенной душегубной палате определила лекционный зал. Приглашать стала и своих, человеческих, и нечистую силу, а поскольку одни с другими особо пересекаться не любили, то по чётным дням принимали нечисть, по нечётным – людей. В выходные тоже через раз увеселительные вечера устраивали.