Сердце в моей груди колотится так сильно, что, мне кажется, его должно быть слышно на другом конце города. Он… что он говорит? Мои мысли, словно раненые птицы, мечутся и сталкиваются в моей голове. Возможно ли? Неужели, все эти годы я была такой слепой?

Порыв ветра ударяет в стекло пригоршней снега, и я вздрагиваю, очнувшись. Выругавшись, Никита заводит машину и медленно катится к моему дому. Останавливается, переключает на нейтральную передачу и шумно выдыхает. В темноте я остро чувствую его пристальный, сверлящий взгляд. Мы снова в мягком свете фонаря, он обволакивает нас уютным одеялом, и мне, как никогда, страшно взглянуть на него. Мальчика, которого я знала дольше, чем себя.

– Все, что меня окружало всю жизнь, было сплошной катастрофой. Я сам был катастрофой, и единственное, что держало меня и не давало сдаться - это ты. Ради тебя я всегда хотел быть лучше, чем я есть на самом деле, - не выдержав, Никита дергает меня за руку, с силой развернув к себе лицом. – Тебе вообще нечего мне сказать?

– Я..., - во мне столько слов и эмоций: они пузырятся бурным потоком в моих венах, в сердце, что я боюсь - стоит разомкнуть губы, произнести хоть слово, - и я просто взорвусь. Он застал меня врасплох. Весь этот долгий, безумный день кажется нереальным.

– Ладно, - Никита рывком выбирается из машины, быстро обходит ее и отпирает дверь с моей стороны. Я же просто таращусь на него, словно олень, пойманный в свете фар. – Уже поздно. Или рано. В любом случае тебе пора.

И когда он протягивает руку, я послушно кладу в его ладонь свои пальцы. Холод обжигает.

– Я не знала, - быстро говорю я. Теперь слова рвутся из меня, наскакивают друг на друга. – Я думала, что ты.. что вы.. Если бы я только...

Не знаю что, если бы только. Продолжение он стирает своими губами - шершавыми, настойчивыми. Он пахнет так сладко, а на вкус словно летний вечер и мятный чай: пряный, тягучий. Все мое тело ощущается легким под его руками. Время перестает существовать и мы живем только этим мгновением.

А потом, так же внезапно, он отступает на шаг. Мы оба тяжело дышим. Ветер утих и снег валит крупными, тяжелыми хлопьями. Никита смотрит на меня сквозь эту пелену, не мигая.

– Я ходячая катастрофа. И ты должна разобраться с тараканами в своей голове. Потому что, черт, я знаю что все испоганил и сделаю это еще ни один раз, поверь. Но мне больше не пятнадцать. И я хочу все эти «если» и «возможно» с тобой, но для этого, ты должна выбраться из проклятой раковины, в которую забралась с головой и наблюдаешь за миром, сквозь щель. Я не скажу, что буду ждать тебя вечно. Я никогда не смог бы тебе врать. И как бы там не сложилось, я всегда буду рядом, если нужен. Но, черт возьми, даже не думай, что то, что мы сейчас начали, так легко закончится.

И, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Никита прижимает меня к себе в быстром, жадном поцелуе, потом отстраняется, идет к машине, садится и уезжает. Я наблюдаю, как стоп огни красными маячками мигнули и погасли на повороте с нашей улицы. Остались только я, снег и фонарь.

Меня не оставляет ощущение, что все это сон.

13.

В следующий раз я увидела Никиту уже в больнице. Меня мучила совесть и я решила навестить тетю Марину. Никто не любит лежать в больнице, в одиночестве.

Ей досталась отдельная палата - синие стены, белые жалюзи, высокое окно с видом на промышленную зону. Через окошко в двери видно Никиту: он сидит, ссутулившись, и держит мамину руку. Тетя Марина выглядит маленькой и очень бледной в безжалостном свете флуоресцентных ламп. А он кажется нелепо-большим на пластмассовом стуле. Они спорят, и мне не хочется мешать. Поэтому я спустилась в фойе и взяла себе кофе в автомате, попутно изучая плакаты на стенах: прививки от клещей, легкие курильщика, наркомания среди подростков, улыбчивые беременные девушки. А где мужик в халате и с ремнем? Большая, грозная тень в ярком проеме окна. Ему тоже найдется место на этой стене.

Когда я вернулась в палату, тетя Марина спала, а Никиты нигде не было. Поэтому, я просто оставила на тумбочке маленькую записку, книгу, принесенные яблоки и пачку маминого любимого чая.

Проходя через фойе я вновь рассматриваю плакаты. Почему-то они никак не идут у меня из головы.

Не знаю о чем они говорили с сыном, но тетя Марина все же написала заявление на мужа. Почти месяц после выписки она жила у нас, в соседней со мной комнате, где обычно останавливаются мамины родители. Комнатка небольшая, заставленная лакированной мебелью, но единственное окно выходило на восток, и все, что из него видно – восход солнца и шоссе, по которому мой папа каждый день добирается до работы. С глаз долой, как говорится.

Тетя Марина первоначально напоминала тень женщины, всего лишь бледное свое подобие. Она много читала и мало разговаривала, а если и говорила, то только с моей мамой.

– Ей очень стыдно, - однажды сказала мама, и эти три слова меня поразили, – я пытаюсь помочь ей с этим.

Наверно, она чувствовала свою вину. Или же мне просто хочется так думать. В конце концов, каждый из нас просто человек, и мы не идеальны. Важно не какие ошибки мы допускаем, а как их исправляем.

Александра задержали спустя три дня. За повторным приездом полиции я наблюдала с крыльца, открыто и немного с вызовом. Мне хотелось увидеть его глаза, страх в них. Вероятнее всего, его оштрафуют и выпустят. Система не безупречна, колеса правосудия старые и ржавые. И он вновь вернется на свой диван, в дом номер девять. Но в тот момент, я торжествовала. Я сняла на телефон видео, как Александра выводят из дома - помятого и вяло сопротивляющегося, - которое потом переслала Никите. Он заслужил это увидеть.

С той ночи он пишет мне каждый день. Он не шутил, говоря, что так просто все не закончится.

Не знаю, как там будет дальше. Его карьера в самом начале, и своих планов я не отменяла. Мы все еще разделены километрами дорог, часовыми поясами, невыполненными обещаниями и миллионом «если». Но меня это больше не пугает.

Аня

Жизнь короткая, говорила мне мама. Нет смысла тратить ее на страхи и сомнения. Будь смелой, ставь себе высокие цели. Всегда слушай свое сердце.

И я смотрела на мир огромными, жадными глазами. Мне хотелось всего - все успеть, все увидеть, все попробовать. Зелено-голубые, прозрачные моря и белые песчаные пляжи. Восход солнца над шумным, многомиллионным городом и в тишине покрытых снегом гор. Научиться играть на рояле и совершить полет на воздушном шаре. Всего. Чем бы я ни занималась, я отдавалась этому максимально, целиком. Иначе не умела.

Поэтому и в дружбе я была честной, дерзкой. И мне повезло с друзьями, очень. Эти двое делали меня сильнее.

А потом, мы превратились из детей в подростков и впервые влюбились. И в любви я была столь же яростной и жадной, столь же бесстрашной, как и во всем остальном.

В него нельзя было не влюбится. Прекрасный юноша с раненой душой и ледяными глазами. Мальчик с мечтой. Он мне снился, постоянно, будто наваждение. В пятнадцать, когда дела у него дома пошли совсем плохо, Никита стал ускользать, словно туман сквозь пальцы, пугающе быстро. Я запаниковала, решила, что время заканчивается, и поцеловала его. Тогда-то все и переменилось.

И пускай отныне нас было двое, но в жизни за все надо платить. Моей ценой стала лучшая подруга. Жалею ли я о ней? Обо всех тех утраченный моментах, которым не суждено стать былью? Каждый день. До сих пор, каждый раз, когда со мной случается что-то потрясающе-хорошее, она – первый человек, с которым мне хочется этим поделиться. Потому что никто не умеет так радоваться чужим успехам, как она.

Бывало - и довольно часто, - меня нестерпимо тянуло взять телефон, позвонить и просто спросить как у нее дела. Или написать сообщение, мейл, старомодное бумажное письмо - да все что угодно! Но я сожгла мосты, потопила корабли, обрезала все нити.

И мне отчаянно хотелось верить, что все это того стоит, потому что у меня есть Никита. Куда бы нас не кидало, мы всегда находили друг друга, словно связанные невидимыми нитями.