В самом деле, подумал Лэйд. Что еще можно сделать для человека, который много лет назад добровольно похоронил себя, обернувшись черным крепом, и который частью сознания давно уже пребывает в ином мире. Забавном, населенном мифическими существами, но, надо думать, не менее хлопотный, чем привычный нам.

— Конечно. Совершенно справедливо с твоей стороны.

— Всегда к твоим услугам, Чабб. Напомни, чтоб я позже рассказал одну забавную историю про мистера Варлоу, вздумавшего натравить своего домашнего автоматона на крыс, и о том, какой конфуз из этого вышел…

— Непременно напомню, старина.

Ночи на Новом Бангоре были тяжелыми, влажными и душными. Однако эта выдалась по-настоящему холодной и, поднимая воротник плаща, чтоб спрятать подбородок от ледяного порывистого ветра, Лэйд подумал о том, что никогда, должно быть, не сможет привыкнуть к тому, как на смену иссушающему дневному зною приходит пробирающая до костей малярийная прохлада. Проклятый циклон. Таких холодов в Новом Бангоре он не помнил лет пять.

Нет, подумал он секундой позже, на этом острове куда больше вещей, к которым я никогда не смогу привыкнуть. Куда больше.

Он нарочно вышел из «Глупой Утки» с таким расчетом, чтоб оказаться снаружи одновременно с Эйфом Саливаном и теперь наблюдал, как тот тщательно водружает полицейский шлем на голову.

— Ну, доброй ночи, Чабб, — Саливан шутливо козырнул ему, — Передавайте от меня наилучшие пожелания мисс Прайс. И старому Дигги, конечно.

— Непременно.

Саливан уже развернулся было в другую сторону — его дежурство еще не было закончено — но Лэйд вынудил его остановиться, осторожно взяв за рукав.

— Эйф… А ведь Мэнфорд-хаус, кажется, неподалеку отсюда, а?

Несмотря на молодость Саливан тоже был обладателем отличной памяти, хоть память эта была и менее приятного свойства, чем аптекарская. Он всегда помнил, кто склонен горланить допоздна песни, кто скандалит с домочадцами, кто имеет свойство запускать свой кредит в лавке…

— Четверть мили на восток, — быстро сказал он, — Старая развалина в георгианском стиле с эркером. Это дом миссис Гаррисон, верно?

Лэйд кивнул.

— Он самый. Мне кажется, Эйф, нам с вами как джентльменам стоит нанести ей визит, дабы убедиться, что она находится в порядке и добром здравии.

— Вы с ума сошли! — вырвалось у Саливана, — Почти полночь!

— Я знаю, который час, — досадливо произнес Лэйд, — Что такое, Эйф? Испугались небольшой прогулки?

— Не хочу, чтобы в Хукахука начали говорить про Эйфа Саливана, что он имеет обыкновение ночами вламываться в дома пожилых леди, — буркнул констебль, — Что это за странная мысль пришла вам в голову, Чабб? Или вы полагаете, что у миссис Гаррисон есть проблемы, о которых я по какой-то причине не знаю?

Лэйд вздохнул.

«Нет, — мысленно ответил он, — У миссис Гаррисон нет проблем. У миссис Гаррисон завелись брауни. Такие, знаешь, маленькие человечки, которые по ночам хозяйничают на кухне. И судя по тому, что она недавно купила четыре унции крысиного яда, взаимоотношения между ними за последнее время не улучшились».

— Она была недавно у меня в лавке, — нехотя произнес он, — И мне показалось, что она находится в сильном душевном волнении.

Саливан прищурился. Лэйд заметил это даже в свете газовых фонарей.

— Ага. То-то вы всё выспрашивали у Фарлоу про стрихнин!

А он наблюдателен, подумал Лэйд. Может, и не так, как какой-нибудь бригадир Жерар из книжек в мягких обложках, которые тайком читает за кассой Сэнди, но и не болван. Что ж, тем лучше.

— Люди в ее возрасте часто испытывают… душевную тоску. А она уже много лет в трауре и почти не выходит из дома. Не хотел бы поднимать панику, но…

— Ах, черт! — Саливан хлопнул кулаком по ладони, — Понимаю, к чему вы клоните. Тохена![14] Только самоубийц мне в Хукахука и не доставало!

— Может, мои опасения и беспочвенны, но я бы не хотел давать им лишнюю пищу. Моей совести будет достаточно того, что миссис Гаррисон жива. Предлагаю предпринять небольшую прогулку до Мэнфорд-хаус, разбудить ее камеристку — Эсси, кажется, — и убедиться в том, что все в порядке. Если окажется, что я зря поднял тревогу — можете высмеять меня на следующем заседании Треста, думаю, Макензи охотно вас поддержит.

Но Саливан был далек от насмешливости.

— Спасибо, мистер Лайвстоун, — он крепко сжал локоть Лэйда, — Теперь я понимаю, отчего вас так уважают в Хукахука. Я имею в виду…

Лэйд усмехнулся.

— Просто Чабб, если вы не против. И лучше бы нам поспешить. Я надеюсь, Эсси не принимает на ночь снотворное?..

Лэйд не знал, как давно Хейвуд-стрит превратилась в Хукахука, и едва ли об этом знал кто-нибудь из нескольких сотен ее обитателей. По крайней мере, в то время, когда Лэйда это интересовало, никакой информации касательно этого раздобыть ему так и не удалось.

Хукахука на грубом полинезийском наречии означает «Яма» и в глубине души Лэйд полагал, что это слово вполне подходит тому кусочку Миддлдэка, что примостился в одном из самых укромных уголков острова, вдалеке от пышущего паром обжигающего Коппертауна, монументального и грозного Майринка, беспутного и шумного Шипспоттинга…

Дома здесь преимущественно были старые. Не такие старые, как древние громады Олд-Донована, похожие на высохших бледных мертвецов из камня, но, без сомнения, обладали почтенным возрастом. Впрочем, что такое возраст, если речь идет о Новом Бангоре, острове, для которого время было такой же игрушкой, как все остальное. Для которого и он сам, Лэйд Лайвстоун по прозвищу Чабб, был игрушкой. Быть может, лишь немногим более самостоятельной и сообразительной, чем прочие, но не более того.

Оживленная и шумная днем, Хукахука ночью неприятно преображалась. Лишившись пыхтящих локомобилей, кэбов, повозок и тачек, она походила на часы, внутри которых остановились все шестерни, мертвый механизм, лишенный своей естественной жизненной силы. Выложенная крупным камнем мостовая успела покрыться ночной капелью и выглядела холодной и скользкой, точно инструменты хирурга. Привалившиеся друг к другу каменными боками дома угрюмо взирали пустыми провалами окон. От этого взгляда Лэйду невольно хотелось поежиться.

«Ну пялься, пялься… — буркнул он мысленно, стараясь смотреть больше под ноги, чем по сторонам, — Пялься, старый ты каменный ублюдок. Уже задумал что-то? Снова какая-то игра? Снова решил позабавиться со старым Чаббом? Что ж, давай взглянем, что ты приготовил для меня в этот раз. И не истрешь ли ты об меня свои поганые зубы…»

Новый Бангор молчал, отзываясь лишь легким скрипом ставень и скрипом черепицы. Но Лэйд знал его достаточно долго, чтобы разбирать в этих звуках сдерживаемое злорадство. Впрочем, это могло быть и плодом растревоженного воображения. Существо столь древнее и могущественное, как Новый Бангор, едва ли было способно испытывать подобие человеческих эмоций.

— Мэнфорд-хаус, — должно быть, ночной город даже на привычного ко всему Саливана воздействовал неважно, он сделался замкнут и молчалив, — Вон тот, второй справа.

Лэйд никогда не считал себя знатоком архитектуры, старые здания чаще нагоняли на него уныние и скуку, чем восхищение, оттого, увидев обиталище миссис Гаррисон, он лишь поморщился. Он и сам вспомнил этот дом, грузный тяжелый булыжник, примостившийся как-то наособицу от прочих, похожий на огромную непропеченную хлебную буханку. Сходство это усиливалось подобием хлебных крошек — выкрошившегося кирпича из давно не знавших ремонта стен. А вот палисадник оказался на удивление ухожен — судя по всему, миссис Гаррисон, несмотря на траур, не оставляла попыток вдохнуть жизнь в эту мрачную каменную громаду.

— К ним иногда приходит садовник, — произнес Саливан, точно прочитав его мысли, — Только благодаря ему почтальону еще не требуется мачете для того, чтоб проложить дорогу к порогу.