Вирранд смотрел на двух женщин, вдруг остро осознав, что обе они потеряли все, а впереди была неизвестность. Тилье потеряла отца, Асиль — мужа и, насколько он понимал, и сына. Аньяра пока еще был с ними, Асиль еще надеялась — или обманывала себя — что Аньяра пойдет с ними, но Вирранд понимал, что нет, такого не будет. Аньяра уже не был человеком. И сейчас Асиль цеплялась за осиротевшую девочку, как утопающий за соломинку.

Возможно, это начало истории, которая произойдет уже в ином месте. Вирранд подъезал к ним, улыбаясь.

— Я тебе ореховых лепешек задолжал, — шепнул Тианальт. — Грызных.

Девочка крепко зажмурилась, кивнула и отвернулась, низко опустив голову. Тианальт не осмелился обнять ее. Асиль осмелилась

Они уходили много дней и ночей, в застывшую ночь с неподвижной белой луной, висевшей под кипящей аркой, подобно гигантскому светильнику. Вроде тех, много меньших, что зажигали в Холмах в Ночь Ночей вокруг озер и по берегам рек, на вершинах холмов и в пастушьих домах, под открытым небом.

Ринтэ приподнялся на носилках, глядя назад. Люди выходили из Врат, и мгла медленно, неспешно затягивала ту сторону. Сэйдире поддерживала его с одной стороны, а Майвэ — с другой. Они вышли одними из последних. Народы исхода перемешались, Дневные шли рядом с Ночными, Шенальин-Пустынные, которых было мало, помогали ушедшим из Столицы. Ринтэ улыбнулся, несмотря на грызущую душу тоску и горечь во рту. Он не плакал — слезы перекипали в душе, превращаясь в горестную решимость. Люди помогали друг другу. Люди не различасли своих и чужих, все были равны, все были едины, как, наверное, и их предки в давние времена, вступая в эти самые Врата, через которые теперь они уходили. И он не опасался этой стороны. Были те, кому он доверял, они позаботятся обо всех.

А они доверяли ему.

"Не тот король, в ком королевская кровь, а тот, за кем пойдут".

Когда-то отец сказал им эти слова. Наверное, и этот юный Дневной, и этот безумный Пустынный таковы.

"И я. Не удалось мне уйти от судьбы…"

Боги вышли из Врат последними. Все, кроме одного — высокого, бледного и пугающе прекрасного Господина Смерти. И рядом с ним стояли еще четыре фигурки.

Травяной шлейф Госпржи Урожая и родниковые рукава Госпожи Вод покинули умирающий мир. И лишь копье Огня, Красное копье Силлаты оставалось вонзенным на самой границе.

— Принесите меня туда, — тихо сказал Ринте Адахье, и тот махнул воинам.

Аньяра Железная рука опустился на колени перед носилками.

— Дядя. Дядя…

Больше он ничего не мог сказать, да и что тут было говорить?

— Пусть с нами всеми останется надежда, — прохрипел Ринтэ. — Прощай, и будь счастлив, сын любимого моего брата.

Он не стал оборачиваться, когда его понесли прочь. Он не видел прощания Майвэ и расставания Асиль Ледяного цветка со своим сыном. Вирранд Тианальт тоже смотрел издали, даже не пытаясь представить слов, сказанных между ними в этот час. Когда Асиль последний раз обняла сына и Лань и повернулась спиной к вратам, все ускоряя шаг, словно убегая от неизбежного, Вирранд встал у нее на пути, как скала, и она уткнулась ему в грудь и застыла. Заплакала она намного позже. У нее и Вирранда будет еще двое прекрасных сыновей и ненаглядная дочь, но Аньяра всегда будет незримо с ней все дни и ночи. Когда она почувствовала приближение смерти, она вернулась сюда и велела оставить ее одну. Никто в мире больше не видел ее ни живой, ни мертвой.

Сатья был первым, кто умер на новой земле. Еще до того, как закрылись Врата. Он призвал к себе Онду и спел ему свою последнюю песню, и умер. Онда отнес его на руках к Вратам и положил к ногам Господина Смерти. Говорят, что песнь Сатьи открывает путь тому, кто живым идет в царство смерти. Так говорят потому, что никто не знает, как умер Онда, да и умер ди он вообще, и куда увел его путь.

Но все это истории, которым еще предстоит свершиться в новом мире.

Прощание богов со своими последними уцелевшими детьми было почти человеческим, и барды позже споют об этом так, как это поняли люди. Деанта с великой горечью и почему-то неуместным светлым ощущением смотрел на все это, а Райта откровенно плакал.

А когда настало время, и Господин Огня кивнул ему, Райта шагнул вперед и вырвал Красное копье, копье Силлаты из земли, и Врата потекли, как дрожащий воздух, и втянулись куда-то внутрь, и осталась лишь белая дорога, обрывающаяся в море и камень над обрывом с вонзенным в него копьем.

А на море под луной из ниоткуда возникли девять корабдей. Измученных, с рваными парусами. И когда они подошли к суше, где их встретил Вирранд Тианальт, он узнал под сияющей луной знакомый знак Блюстителя Запада, и сам Мейрана спрыгнул на берег и бросился к нему. Исхудавщий. Седой, худой, хромой горький Мейрана. Веселый красавец Мейрана.

Потом он расскажет, как бежал от войск из Столицы на Закатные острова, как они сражались с тварями и выживали среди жестокого страшного моря. Как однажды к нему пришел некто, истекающий тенями.

Мейрана не захотел создавать второй благостной Тевары.

Они видели, как умирал мир. Как слабели барды. Некуда было идти.

А потом мгла посмотрела на них бледным и кровавым очами. И тогда Мейрана долго не спал, и душа его пустела и погружалась во мрак. И тени стояли вокруг, готовые заполнить эту пустоту, но Мейрана говорил — нет.

— А потом я не то сам сказал, не то услышал — правь паруса. И какая-то дикая надежда была, такая, что я засмеялся! Да, я засмеялся! — так говорил потом Мейрана. И велел готовить корабли.

И барды пели песню Моря без надежды — ведь давно вода молчала — но внезапно и вода, и ветер ответили, будто бы издалека, и корабли поднялись на живой волне — Мейрана не знал, как описать то, что было дальше, а барды лишь спеть могли, чтобы каждый, кто слушает, сам видел это. И песня Волны будет звучать еще долго, пока будут те, кто помнил этот поход…

А Луна начала клонится к горизонту. Долгая ночь заканчивалась, и над окоемом начал брезжить первый рассвет. Наступал Ничейный Час.

***

На девяти кораблях пришли они из-за моря. По Белой Дороге пришли они из неведомых краев. Что же принесли они с собой из неведомого края?

Принесли они Королевский Камень, который поет, когда ступает на него тот. Кому суждено стать верховным королем.

Принесли они с собой Котел, над которым нельзя сказать слова лжи, ибо вода в нем закипает лишь от слова правды. И тот, кто выпьет этой лютой воды, исцелится от горестей и болезней, и раны его заживут.

Принесли они с собой Копье, ушедшее в камень.

Таковы имена тех великих, что пришли с ними — Вирранд Тианальт, что стал супругом Асиль Ночной, и дом их на границе великого Леса. Великий Маллен, чей дом на границе земель людей, отец Хранителя Границ, Райты Огненноволосого. И Тарья Медведь, дед Ночных королей, владыка Леса, великий оборотень. И Теона Анральт, Рыжий Лис, живущий по ту сторону Леса, Лис полей, великий оборотень.

Великий Мейрана построил свой дом у моря, и прозвали его Отцом Кораблей, и странствия его велики и славны.

И великий Онда, Бард Бардов, построил свой Дом Бардов вместе с Нельруном Полулицым. Когда настало время, Онда ушел к Вратам, и больше никто не знает его судьбы.

Так устроили они землю — король Ночи взял себе Холмы и темные леса, и ночь. А король Дня взял себе светлые луга и реки, и звонкие рощи, и день. А Шенальин взяли себе границы людских земель. А Мейрана морские берега.

И каждый из пришедших из-за моря выбрал себе вождя и пошел за ним. И ради устроения земли вожди собрались у Белой Дороги, идущей в никуда, чтобы выбрать верховного короля. И Одиннадцать Братьев и Сестер пришли к ним, чтобы быть свидетелями.