— Как красиво это озеро, — тихо вздохнул кто-то рядом. Вирранд посмотрел на сияющее в алых лучах ущербной луны молодое лицо. Глаза Ночного ярко блестели. Почти светились. Красным.

— Там, — резко указал на круглый полуостров глава охоты. Откуда-то подъехали еще четверо. Как понял Вирранд, они следили за гнездом шилохвостов.

— Какие они? — шепнул он Йерне.

— Они похожи на огромных крыс, господин, — ответил тот. — Ростом с хорошего кабана. Мех у них жесткий и колючий, и если ударишь мечом, то и не рассечешь. Лучше всего копьем или стрелами.

— Ну, впотьмах я все равно промахнусь.

Йерна не сразу понял, потом брови его весело округлились, и он кивнул.

— У нас хватит хороших лучников.

Вирранд хорошим лучником никогда не был. Он был хорошим мечником и копейщиком, и дракона в свое время уложил именно копьем. Хотя дракон был недоросток, да еще и после спячки, недокормленный и слабый.

— А почему шилохвост? Я таких в наших краях не припомню, хотя тварей знаю многих.

— У них хвост с ядовитым шипом. Берегись, господин.

Вирранд кивнул. Подъехал Берайя и молча встал на своем коне по левое плечо Вирранда. Хорошо, пусть прикрывают, он этих тварей отродясь не видел, а юноши наверняка с ними уже дело имели.

Охотники разделились. Основная часть отряда отправилась перекрыть тварям путь отступления по суше, оставшиеся пятеро, среди которых был и Вирранд, должны были приканчивать тех, кто бросится в озеро. Вирранд, Йерна, Берайя, еще двое. Рядом прыгали, потявкивая от азарта, три пса. Охотники готовили луки, Вирранд взял в руку копье.

Напряжение нарастало. Потом послышался яростный собачий лай, три пса ответили. Крики, визг, какой-то низкий не то рык, не то хрип доносился по воде.

— Держи! Уйдет!

— А, сволочь! Отрезай, отрезай!

— Сейчас по воде пойдут, — прошептал Йерна чуть дрожащим голосом. Вирранд вглядывался в заросли. Озерко блестело под луной. И вот — какие-то четыре черных сгустка плюхнулись в воду и быстро поплыли к берегу. Просвистели две стрелы, один из сгустков завизжал и повернул назад, но еще трое упорно плыли вперед.

Вирранд двинул коня в сторону ближайшего. Им двигал азарт и, признавался он сам себе, желание показать Ночным свою удаль. Он спешился, поджидая тварь, как на кабаньей охоте. Шилохвост тяжело фыркал, сверкая рубиново-красными светящимися глазами. "Тварь, как она есть", — подумал Тианальт. Двое крупных шилохвостов нерешительно заметались у берега, опасаясь охотников и в то же время желая прорваться за вожаком.

Тварь ощетинилась — точь-в-точь кабан — и, видимо, нащупав лапами дно, рванулась на берег, разинув клыкастую пасть. Мокрый голый хвост взметнулся вверх, извиваясь над спиной твари. Это осложняло дело, но Вирранд не испугался. И не такое встречалось.

"Мастерство не пропивается", — внутренне усмехнулся он, уворачиваясь в последний момент и всаживая в холку твари копье. Налег на древко, удерживая разогнавшегося шилохвоста. Йерна мигом оказался рядом, отбивая беспорядочные удары ядовитого хвоста. Берайя подскочил, и с яростью всадил свое копье два раза твари в пасть.

— Кончено, — выдохнул Вирранд, поворачиваясь к озеру, откуда как раз выбрались еще две твари. — Еще добыча!

Одна тварь была утыкана стрелами как еж, но, похоже, это не очень-то ей мешало. Тварь хотела жить, и любое препятствие готова была снести. Препятствием оказался спешенный Берайя. Он чуть замешкался, и шилохвост опрокинул его на землю. Берайя заорал!

— Он ему горло! — взвизгнул Йерна, и они с Виррандом бросились на помощь.

И все было бы хорошо, если бы не ночь и не обманчивая луна, и не мокрые гладкие камни. Если бы Вирранд был Ночным — он не споткнулся бы. Он упал вперед, на руки, а потом ощутил мощный толчок в плечо и такую боль, которой в жизни не знал. Он успел еще услышать собственный крик прежде, чем рухнул во тьму.

Вирранд очнулся в уютной теплой темноте. Он ощущал необычную бодрость и почти радость — как после доброго сна, даже если и не помнишь, что именно привиделось. Он попробовал пошевелить левой рукой. Боли не было, но рука не чувствовалась совсем. Он быстро пощупал ее правой рукой, выдохнул с облегчением. Левая рука была на месте, теплая, хотя совершенно бесчувственная. Он попробовал пошевелить пальцами. Они не слушались. Вирранд провел по плечу и груди, ощутил плотную повязку. Рука была перебинтована от плеча до запястья.

— Ой, ты проснулся! — тихо пискнул кто-то в темноте у него над головой. Темнота была пушистая и сухая. Вирранд запрокинул голову, чтобы увидеть, кто там.

— Грызная…, - пробормотал он и рассмеялся. — Грызная лепешка.

— Нет, — грустно вздохнула темнота. — Не пекли еще.

Послышались шаги.

— Ой, ой. Ой, спрячь меня!

— Где?

— Я под твое одеяло залезу. Тут, в ногах, я маленькая, свернусь.

Вирранда прошиб пот, потому, что он понял, что совсем голый.

— Нет! — шепотом крикнул он, но было поздно, потому, что ноги уже придавило что-то теплое и маленькое.

Возникла полоса тусклого света, затем она расширилась до прямоугольника. Три силуэта.

Вирранд приподнялся на локте здоровой руки.

— О, — сказал незнакомый голос. Справа вспыхнул маленький желтый огонек. Светильник на столе. Из темноты выступили лица. Хозяин холма, Эрвинельт. Второго он тоже видел, но как звали его — не знал. А третий был зрелый мужчина изумительной красоты, в лице которого было что-то неприятное. Может, еле заметная презрительная усмешка или какая-то надменность движений. Или взгляд — холодный и настырно-изучающий.

— Я рад. Иначе государь потерял бы заложника, а господин Эрвинельт — честь и голову. По счастью, в холме хороший лекарь и недурной маг, — он кивнул в сторону третьего. — Свита ваша прибыла, господин мой. Хотя вы еще и слабы, но мы должны выезжать не позже завтрашнего вечера. Мы приготовим для вас повозку, господин, — это звучало как приказ. Он повернулся к Эрвинельту. — Прикажите, господин, приготовить еду и питье для нашего гостя, сейчас он совсем оклемается и захочет есть, как зимний волк.

— И одежду, — добавил Вирранд, понимая, что он и правда страшно хочет есть.

Красавец холодно рассмеялся, и все трое вышли. Огонек продолжал гореть. Тилье выбралась из-под одеяла.

— Ну, я побегу! — сказала она. — Я скажу, чтобы тебе принесли побольше еды!

— И лепешку грызную, — тихо засмеялся Тианальт.

Девочка остановилась у дверей.

— Жалко, что ты уедешь, — сказала она. — А то со мной никто не играет. Все большие, а я маленькая. — Вирранд уже знал, что ее мать умерла родами. — А теперь совсем будет некому. Йерна-то умер…

— Как? — только и сумел выдавить Вирранд.

— Когда тебя шилохвост ударил. Он тебя так ударил, так ударил! Прямо в плечо, сверху вниз, как ножом! А Йерна стал тебя оттаскивать, когда зверюга тебя загрызть хотела. Ну, вот, его и покусали. Он кровью истек.

Девочка вздохнула.

— Берайя потом добил шилохвоста, ты не бойся, он за Йерну отомстил. — Девочка помолчала. — А Берайя так плакал, так плакал. И я тоже плакала, очень — очень…

— Ты иди, — сказал Вирранд. — Тебя уже, наверное, ищут, а мне надо одеться.

— Я потом приду, когда лепешек испекут. Я тебе принесу, чтобы в дорогу.

— Они подсохнут и будут грызные.

Оба засмеялись.

На третью ночь пути пошел снег. Легкий и нежный. Крупные редкие снежинки медленно опускались на рукав и некоторое время лежали там, пронзительно прекрасные и столь же пронзительно недолговечные. Чувствительность руки потихоньку восстанавливалась. Иногда это было крайне неприятно — приступы острой горячей пульсирующей боли пронизывали тело от шеи до кончиков пальцев. Хорошо, что приступы были нечасты и коротки. Но накатывали внезапно, и Вирранд не всегда успевал взять себя в руки. Потому пока он не мог ехать верхом, а лежал в повозке, облокотившись на здоровую руку и зарывшись в мех. Смотрел сквозь откинутый кожаный полог в ночное небо — то снежное, то прозрачно-звездное, но всегда оттененное красным. И все равно оно было прекрасным. Вирранд впервые после долгих лет просто смотрел в небо и ощущал его бесконечную глубину и огромность мира под этим небом. И все его заботы, и думы, и дела этого мира казались такими ничтожными и суетными, что ему становилось жутко. "Неужели мы так мелки в снах богов? И нам нечего надеяться на их помощь? И все эти древние легенды — просто сказки, не более, и барды ошибаются?" Ему вспомнилась госпожа Мирьенде. Хорошо, что растерзали уже мертвое тело, такое прекрасное тело. "Хорошо". Как страшно, что такое — хорошо. А она была так красива, так умна, так обольстительна… Может, стоило послушаться ее? Стоило объявить свою власть до прихода короля?