Estelle Maskame

Just Don’t Mention It

© Пальванова Е., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пятью годами ранее

Ерошу и без того взлохмаченные, мокрые волосы. Запястье плохо сгибается. Уже целый час я лежу в ванне, то и дело погружаясь в воду с головой и отсчитывая, как долго могу не дышать. Пока что мой рекорд – девяносто три секунды. Маловато.

Сажусь на край ванны и тянусь к шкафчику над раковиной за упаковкой обезболивающего. Осталось всего несколько таблеток. Надеюсь, мама скоро купит еще. Достаю две таблетки и, зажав их в кулаке, наполняю стакан водой. Глотаю одну за другой; остатки воды выливаю в раковину.

Повернувшись боком, разглядываю в зеркале шрамы на спине. Возле лопатки виднеется свежая царапина; хорошо, что кровить перестала. Под ней переливается багровым и фиолетовым огромный синяк. Дотрагиваюсь до него и чувствую глубоко под кожей тупую, ноющую боль. Я бы принес льда из кухни, но тогда придется пройти мимо гостиной, а я не хочу привлекать к себе внимание. Уже поздно, двенадцатый час. Я давно должен быть в постели: завтра в школу.

Встаю и убираю оставшиеся таблетки в шкафчик. Кладу их на вторую полку сверху – выше не достаю – и придвигаю к самой стенке. Конечно, завтра они мне понадобятся. Закрыв шкафчик, вижу свое отражение и только сейчас замечаю на нижней губе ранку. Подавшись вперед, рассматриваю ее, зажав губу между пальцами. Ранка уже заживает. Не помню, когда она возникла, но точно не сегодня.

Покачав головой, отодвигаюсь от зеркала. Неважно, когда я ее схлопотал. Как только она заживет, ее сменит другая. Появятся новые синяки, новые ушибы.

Продолжаю разглядывать себя в зеркале. Спина сгорблена, уголки губ опущены, глаза ввалились и потускнели. Откидываю со лба челку, открывая глубокую горизонтальную ссадину. Она очень долго не проходит, и я уже начинаю волноваться, как бы на ее месте не образовался шрам. Торопливо загораживаю ссадину волосами и, отвернувшись от зеркала, натягиваю футболку. Футболку я вынужден носить постоянно, чтобы закрывать потемневшие синяки на спине. Стоит одному зажить, на его месте неизменно появляется другой. Надеваю шорты и, спустив воду из ванны, небрежно швыряю туда влажное полотенце. Последний раз бросаю взгляд на зеркало. Синяков не видно, можно идти.

Осторожно выхожу в коридор. Свет выключен, темно. На цыпочках пробираюсь к лестнице. Дверь в гостиную приоткрыта. Родители смотрят какое-то шоу: до меня доносятся их голоса и смех, а еще шум от телевизора. Они сидят в обнимку на диване. Отец нежно прижимает маму к себе, уткнувшись ей в волосы. Мама смеется, хотя вид у нее усталый. Она вернулась с работы всего час назад, как раз когда я заходил в ванную.

Поднимаюсь на второй этаж. Мягкий ковер заглушает звук шагов. Вижу впереди проникающий сквозь дверной проем свет, который я так и не выключил. Перед тем как идти к себе, захожу в комнату справа, к братьям.

Глаза привыкают к темноте, и я различаю самого младшего, Чейза. Он спит на животе, обняв подушку и свесив одну ногу с постели. На кровати напротив тихонько посапывает Джейми. На лбу у него шишка: сегодня мальчик из класса случайно попал в него мячом во время игры в бейсбол.

Как бы я хотел, чтобы мои синяки тоже были чистой случайностью.

Прикрываю дверь, оставив небольшую щелку для Чейза, который все еще боится темноты, и иду в свою спальню.

За этот час в комнате ничего не изменилось. На полу по-прежнему валяются тетрадные листки, на которых я делал задание по алгебре и, очевидно, выполнил его недостаточно хорошо. Один из листков порван в клочки: именно на нем было то уравнение, которое я решил неправильно. Всего одна ошибка – и вся работа забракована, пусть это всего лишь задание для седьмого класса. Сдавать его нужно только на следующей неделе, но придется завтра же все переписать и надеяться, что на этот раз он будет доволен.

Собираю листки с пола и, запихнув их в рюкзак, гашу свет. Забираюсь в постель, вздрагивая от боли, осторожно переворачиваюсь на правый бок. Целую вечность лежу в темноте, подтянув одеяло к подбородку и уставившись в стену. Я каждую ночь долго не могу заснуть.

Подняв левую руку, разминаю пальцы и запястье. Вообще-то я должен выполнять это упражнение как можно чаще, но все время забываю. Я целые четыре недели носил гипс, и теперь запястье почти не сгибается. Наверное, пройдет еще несколько недель, прежде чем руку удастся разработать.

Кто-то поднимается по лестнице. Спешу закрыть глаза и делаю вид, что сплю. Я отлично наловчился притворяться. Стараюсь дышать глубоко и ровно, для достоверности даже приоткрываю рот.

Чуть разлепив веки, различаю на пороге силуэт. Сомнений нет: это он. Как всегда.

Дверь тихо закрывается, через несколько секунд в комнате раздается звук шагов. Не знаю, зачем он здесь на этот раз. Очень хочется подсмотреть, но не решаюсь и лежу, не шелохнувшись. Он начинает чем-то шуршать. Судя по тому, что случилось сегодня вечером, роется в моем рюкзаке, пытаясь добраться до задания по алгебре. Опять тишина. Потом шорох. Глубокий вздох, напоминающий стон.

А потом – голос: «Прости меня, Тайлер». Непонятно, поверил ли он, что я сплю. Он часто просит прощения – совершенно неискренне. Если бы он и правда сожалел о том, что натворил, не было бы нужды повторять эти слова снова и снова. Ему всегда есть за что извиняться. И мне страшно.

Продолжаю лежать неподвижно. Он уйдет, только когда окончательно убедится, что я уснул. Видимо, у меня получилось. По крайней мере, он ничего больше не говорит. Однако не уходит. Гадаю, где он стоит: у двери или прямо возле меня.

Несколько секунд я усердно посапываю, мысленно умоляя его побыстрее убраться отсюда. Снова тяжелые шаги и скрип двери. И опять – вздох. Похоже, он сердится. Может, на меня, а может, на самого себя. Наверное, все-таки на меня, как обычно.

Наконец легкий стук: вышел, закрыв за собой дверь.

Вздыхаю с облегчением и оглядываю комнату. Сегодня он больше не придет, теперь можно спать спокойно. Только я, конечно, не засну. Уже несколько месяцев меня мучает бессонница. Я часто просыпаюсь и подолгу смотрю в потолок.

И все-таки ночь – мое любимое время суток. Приятно осознавать, что в течение следующих семи часов ты в безопасности. Хотя завтра все повторится. Буду сидеть на уроках и притворяться, что все в порядке. Прятать от мамы новые синяки и ссадины, которые обязательно появятся. И все они – дело рук моего отца.

Наши дни

В пиво явно что-то подлили: минут десять назад вкус был совсем другим. Наклоняю к себе бутылку и, зажмурив один глаз, заглядываю внутрь, пытаясь понять, что туда подмешали, стоило мне отвернуться. Пиво пахнет ромом. Смотрю через дверной проем в кухню. Джейк Максвелл стоит спиной ко мне и, склонившись над столом, смешивает разные напитки, как заправский бармен. Ненавижу его.

– Что-то не так?

Оборачиваюсь к Тиффани. Последние минут пять она сидит, закинув длинные загорелые ноги на мои колени, положив голову мне на плечо. Замечаю, что она перестала водить пальцем по моей груди и изучающе глядит на меня снизу вверх. Ее ярко-голубые глаза обрамлены длиннющими густыми ресницами – вчера таких не было.

– Джейк считает, что подлить ром в пиво – отличная шутка, – поясняю я. Скрипнув зубами, опускаю бутылку на столик рядом с диваном и бормочу: – Иди ко мне.

Обнимаю Тиффани за плечи и притягиваю к себе. Она прижимается щекой к моей рубашке. Сейчас перепачкает ее косметикой, ну и плевать. Зато какие у Тиффани ноги! Начинаю поглаживать ее колено. Потихоньку веду ладонь выше, к бедру. Тиффани одета в обтягивающее черное платьице. Оно для нее коротковато, а я и доволен.