Не знаю, какие методики при проведении операции применял Анатолий Георгиевич, но не смотря на мой обритый наголо череп, тот на удивление оказался не разделенным на две половины, чего вполне можно было ожидать. Как он умудрился достать ту мерзкую гадость, которую запустил мне в носоглотку Сыч, не расколов голову напрочь, непонятно. Остались только несколько болезненных кружков, зарастающих розовой блестящей постоянно чешущейся кожей, сантиметра по два в диаметре. Что там под ней, я проверять побоялся. Вдруг кости нет и порвется?

Примерно на третий день у меня приключился первый приступ дикой головной боли. Она приходила редко, но всегда неожиданно и пронзительно. Вроде как кто рукою резко сжимал затылок, да так, что глаза выдавливал из черепа и смотреть ими не получалось. Кратковременные, но очень болезненные приступы.

А еще я начал видеть сны. О каких-то непостижимых фантастических местах. Других планетах, может быть, или других измерениях. Я так решил, потому что ничего подобного здесь, на Земле, ни происходить, ни быть не может. Или это просто проделки моего подсознания? Ведь только во сне можно бежать, оставаясь на месте, или наоборот, переноситься мгновенно куда угодно, стоит только действительно захотеть. Выбегать в открытую дверь и оказываться в той же комнате, или медленно падать, взлетая. И пейзаж вокруг при этом совершенно не воспринимается обычным. Он чужд и нелогичен.

С глазами лучше не стало. По-прежнему мешали смотреть тонкие горизонтальные черточки неправильных очертаний. Я рассказал Анатолию Георгиевичу об этом безобразии и меня даже обследовали на каком-то сложном аппарате и капали в глаза специальные капли для расширения зрачков, но никаких нарушений не нашли. Окулист объяснил, – скорее всего, у меня после травмы в глазах какие-то там зрительные жгутики перепутались между собою, которые настолько тонкие, что их и в самый крутой прибор не рассмотреть и уж тем более – ничего с этим не поделать. Кроме как смириться и привыкнуть. Можно конечно в глаза что-то типа силикона или еще какой-то жидкости закачать, вместо того, что там сейчас есть…

Нет уж! Спасибо! Я и с отношением к другим силиконовым частям тела пока до конца не определился, а тут все-таки глаза…

Анатолий Георгиевич просил о подселенном Сычом в мою голову симбионте пока никому не говорить, даже товарищам. Он там еще чего-то исследует. Мол, хватит и того, что о нем знаем мы трое – я, он, и полковник. Полковник, – это я так понимаю, Виктор Васильевич. Я обещал не распространяться. Кому оно надо?

На шестой день мне сняли повязку с головы. По всем понятиям – очень быстро. Я не переставал удивляться насколько далеко, оказывается, шагнула современная медицинская наука. По крайней мере, в сложной нейрохирургии. С глазами-то, у нее полный конфуз…

Пока я бездельничал, несколько раз приходили ребята. Как правило, все вместе. Я думал, что нахожусь в какой-то больнице. Из окна была видна только плотная стена деревьев старого парка. Ни дорожек, ничего. Почему я подумал о парке, не знаю. Возможно, это лес?

Товарищи просветили: никакой это не лес и не парк. Это закрытая территория, типа военного пансионата. С самодостаточной инфраструктурой, даже магазин есть.

– И охраны не меряно! – поделился своими наблюдениями Макс. – Правда, ее еще надо суметь увидеть! И дофига же их тут! Словно не пансионат сторожат, а как минимум ракетную шахту!

Как я понимаю, – от его наметанного глаза, специалистам – охранникам надежно спрятаться не получилось.

Срок моей реабилитации уже подходил к концу. Практически все зажило и никаких проблем со здоровьем не наблюдалось, за исключением пронзительной, но слава богу, редко беспокоящей головной боли.

Как-то однажды ко мне пришел Миша. Один, без привычной группы поддержки.

– Как ты? – поинтересовался он, ставя на тумбочку пакет мангового сока и всматриваясь в мое лицо.

– Уже лучше! – заверил я, садясь на кровати и с удивлением замечая перемены в его наружности. – Ты зачем так коротко подстригся?

– А, это? Просто длинные мешают, – он провел пятерней по короткому ежику волос. Явно под насадку обкорнали. – Я тут русбоем стал заниматься…

– Ого! – удивился я. Не ожидал такого решения от матерого компьютерного задрота. – И как успехи?

– Пока, слабовато! – сконфуженно признался он. – Но инструктор Дмитрий Константинович говорит, – во мне есть неплохой потенциал! Да мне и самому интересно! Никогда бы не подумал, насколько связаны развитие тела и координация мышечных усилий с увеличением производительности мозга, да и просто хорошим настроением!

Он присел на стоящий рядом с кроватью стул.

– Я чего пришел-то… – он снова пытливо посмотрел мне в глаза, а я увидел, как тускнеет свет в комнате и его изображение постепенно пропадает. – Ты ничего необычного не заметил? Ну, в окружающем мире, или в том, как ты его видишь? Может быть…

И тут мне внезапно реально поплохело, – вместо его лица фейерверки взрываться начали, а в ушах такой звон прорезался, что казалось, барабанные перепонки не выдержат и лопнут.

– Погоди, – попросил я, не слыша своего голоса. – Прилягу. Плохо мне что-то…

Миша помог мне упасть на кровать и, всколыхнув воздух, куда-то умчался. Наверное, за врачами.

Боли в моей многострадальной голове надоело сидеть сжатой до размеров иглы. И она, похоже, решила занять весь доступный объем черепной коробки. И моих челюстей походу тоже, потому как в них дико заныли все зубы, в том числе и два давным-давно вырванных зуба мудрости.

Я отчетливо ощущал, как она разворачивается, ветвится в голове и растет, постепенно расползаясь и вызывая нестерпимую ноющую чесотку. Хотя это не совсем точное определение. У меня почему-то возникло видение желтовато – молочного молодого цветка, чем-то похожего на лилию, который пустил свои тончайшие полупрозрачные корешки в моем мозгу подо лбом, сразу за глазами, и усиленно осваивает новое жилище, – костяной горшок моей головы. И еще мне показалось, – он вполне доволен выделенным ему сосудом.

А я был очень недоволен присутствием там непонятной дряни, укореняющейся и обживающейся без моего согласия. Даже такой прекрасной дряни, больше похожей на лотос божественной красоты. Ясно, конечно, что это подселенный мне Сычом симбионт, точнее его остатки, так и не изученные, и не извлеченные до конца Анатолием Георгиевичем. И это он растет там и ворочается, разветвляя тоненькие болезненные щупальца, вовремя не обрубленные ангелом – хирургом, опоздавшим со своим огненным двуручным скальпелем. Но от понимания этого, мне совершенно не становилось легче! Все равно, – я теперь неполноценный! Полузомби, с настоящим паразитом в голове, причем вполне живым, а не виртуальным, придуманным юным сказочником Ботаном!

По мне, так лучше сдохнуть, чем стать питательной средой для всякой неизвестной заразы! Где там что-нибудь острое или тяжелое, чем можно быстренько самоубиться? А-а-а!

Стоп-стоять, лошарики! Суицид – не наш метод! Оставлю его для плана «Б». А сейчас, самое время попробовать план «А»!

Не знаю, как объяснить то усилие, которое я в порыве отчаянной ненависти к Сычу и предсмертной жалости к себе смог создать в превращающихся в кашу мозгах, и как вообще смог это сделать. Мне показалось, от вибрирующего внутреннего напряжения сейчас вскипит не только кровь и серое вещество в мозгу, но и сама голова лопнет, словно перекачанная шина!

И вдруг, я почувствовал, – расстроенный до невозможности симбионт в панике вбирает свои загребущие корешки обратно и скукоживается до размеров свежевылупившегося тюльпанчика. И при этом ему до невозможности страшно! Не смотря на всю невероятность ситуации, я почему-то не очень-то и удивился внезапно пришедшему пониманию эмоций этого внедренного в мою голову существа.

То-то же, глист! Не лезь, куда не просят, паразит гадский! – подумал я специально для него и почувствовал, как симбионт испуганно сжался еще больше. Понимает он меня что ли?