– Живи, думая, что живёшь вечность. Живи так, словно ты умираешь сегодня!

– Что следует уважать патриоту-немцу в жизни больше всего? Я утверждаю: смерть за Фатерланд, ибо она, смерть, – единственная истина. Всё остальное сомнительно. Именно она придаёт человеку чистоту, строгость и мраморное благородство черт.

…Что ж, со Злом во все века было дорого и не просто бороться. Но тем почётнее и ответственнее перед цивилизованным миром наша священная миссия, братья! Тем выше оценят и будут помнить в веках наши свершения благодарные потёмки.

– Зиг!

– Хайль!

– Зиг!!

– Хайль!!

– Зи-иг!

– Ха-а-аль!!!

* * *

Что ж, даже в « Майн Кампф» Адольф Гитлер не смог обойтись без высокопарных сентенций своего учителя Карла Мая. Всё это, конечно, вызывало самые критические и резкие оценки в адрес уже ушедшего из жизни писателя.

В 1940 году литератор – политэмигрант Клаус Манн опубликовал большую статью под едким названием « Ковбой, учитель фюрера» , в которой в частности писал: « Олд Шеттерхэнд постоянно ссылается на Библию, якобы дававшую ему святое право истреблять, кого бы то ни было, особенно представителей неполноценных рас, и Гитлер неоднократно высказывался в том же духе» . Манн, считавший Третий Рейх « посмертным триумфом Карла Мая» , рассматривал воздействие его книги на умы немецкой молодёжи, как тлетворное: « Он безнадёжно и навсегда отравил их сердца и души прославлением жестокости, смерти и крови» .

Увы, может и так…Однако, Отто фон Дитца это ничуть не волновало. Мало ли кому не нравилось кем восхищался Гитлер и нацисты? Зато он хорошо знал другое…Многие из таких прытких, идейно-убеждённых « оппонентов» фюрера уже вышли из труб крематориев в виде чёрного дыма. Во всяком случае, на территории Германии таких блаженных идиотов больше не наблюдалось. И Клауса Манна ждала та же участь.

* * *

…Между тем, в тот вечер Отто был в прекрасном расположении духа. Часть своего пари он уже выиграл. Рядом с ним был Герман Шнитке, и настроение его было боевое.

« Война в Европе сильно ударила по татарам, по репертуарам и по нашим кошелькам…» – жаловались ему знакомые актрисы. Собственно, надеяться этим « бабочкам и мотылькам» можно было только на гастрольные поездки по армейским частям от « Ассоциации зрелищных мероприятий для военнослужащих» . Что поделаешь? На войне, как на войне. Зато она ещё более раздвинула и укрепила границы публичных домов, а это радовало солдатские сердца.

Отто громогласно не сомневался, что Герман в « Золотом Тельце» отлично проведёт холостяцкий вечер и многозначительно кивал головой.

– Будь спокоен. Дамочки там – ой и ой!.. На все сто, будь я проклят! Должен же ты прощание воткнуть свой штык, Герман…пока тебя ещё не окольцевали. Ну, в чём загвоздка? Смелее, чёрт возьми! Офицер СС имеет право провести время приятно! Разве мы не заслужили этого?

– Заслужили, – пьяно усмехнулся Шнитке. – Мы же мужчины…Викинги, а не грязные педики!

– Браво, Шнитке! Рад за Берту Шелинг. Теперь я верю…что у тебя в штанах патрон, а не помада. Нам сюда. Bitte!

Всё было неплохо, но одна загвоздка всё же была. Они были пьяны в хлам. В « опеле» их чертовски развезло и теперь штормило, будь здоров.

Пошатываясь, в развалку, как моряки, они выбрались на вымощенный старинной брусчаткой тротуар, и Герман, к своему изумлению вдруг увидел, что улица как-то странно поднимается и опускается, как морские волны. Опустошив желудок в кусты белого шиповника, он высказал предположение, что ему, пора бы домой.

– « Домо-ой» ! – Отто, казалось, взбесился от этого слова. Размахивая руками, как ветряная мельница, он из тьмы подошёл к другу. – Идиот! Это же Берлин! Идёт война…Нам скоро на фронт! Не будь бабой, Герман…Мы не можем домой! Кто это предложил? Покажи мне этого провокатора…и я, чёрт подери, врежу ему по морде!

– Да, тише ты! Никто…ничего…не говорил. Мы идём… – Герман что-то ещё промычал. Успокоительно потрепал по плечу раздухарившегося Отто, хмельно улыбнулся во всё лицо, потом добавил:

– Какого чёрта…мы не подъехали…прямо ко входу, мм?

– Так надо? Консперация…Шевели ногами, тут рядом.

Они свернули налево на тёмную улицу дорогих особняков, Отто нащупал пеньки решёток XVIII века, переплавленных на корпуса бомб, и начал считать. Через пять домов он остановился именно в тот момент, когда дьявольски завыла сирена воздушной тревоги и в небе заметались тугие шафрановые лучи зенитных прожекторов.

– Endmadig! – Шнитке опять вывернуло. – Вот дерьмо! Эти чёртовы « томи» …в бордель не дадут спокойно сходить.

– Забудь! Ещё пос-чи-та-ем-ся с этими тварями. Наше Люфтваффе бомбит их Лондон и в хвост и в гриву!..Ерунда. Мы пришли, дружище. Я же сказал: Моё волчье чутьё не подводит. А вот и двери этого розария…всё верно, две мраморные вазы при входе… – Он трижды требовательно ударил бронзовым кольцом в дубовую дверь.

На широкие ступени величественного крыльца упал пучок лимонного света. В открывшихся дверях стоял широкоплечий с боксёрским сломанным носом лиловый негр – тяжеловес в белом костюме и золотым браслетом на запястье.

Герман, одёрнув мундир, уставился на него. Чёрный гигант на Германа.

– Барон фон Дитц. – Мой друг. – Он указал на Отто. Меня зовут Герман. Герман Шнитке. – Scheibe! Ты что немой? – Герман полез во внутренний карман за бумажником. Чёрная гора не шелохнулась.

Фон Дитц молча выступил вперёд. На бледном нордическом лице барона зловеще дёрнулся живчик, рука медленно опустилась на глянцевитую кобуру.

– Ты что, говнюк, посмеяться над нами решил? – с улыбкой не более весёлой, чем оскал черепа, на его фуражке, тихо и жутко сказал он. – Allerwertester! Я был тут в прошлый четверг. Ты тоже тут был, урод! Забыл меня, чёрная обезьяна? А я нет…

– Отто, погоди!..Опять начинаешь?! Мы, кажется, не строим в Германии коммунизм?..Ха-ха…Вот деньги, за всё надо платить…И за девочек, тоже, – Герман сунул в огромную лапищу привратника « Кинг-Конга» радужную купюру. – Барон фон Дитц желал бы видеть фрау Эльзу Голдман.

Негр не смог отвести своего взгляда от гипнотических глаз блондина – эсэсовца. Ненависть его была столь сильна, что глаза выдавились из-под век и вспыхнули страшным стальным цветом. Неподвижные они ударили кровожадной тьмой в лицо вышибалы, и тот ужаснулся этой ледяной тьме, обрекающей его на неизбежную смерть.

Поединок взглядов длился мгновение. Сложенная купюра перешла из руки в руку, даже не зашелестев. Чёрная гора отступила в сторону, они оба вошли, и массивная дверь наглухо закрылась за ними.

– Ну, ты даёшь, Отто!..

– Герман, halt die kiappe! Заткнись!

По узкому коридору их проводили в роскошный празднично освещённый холл. Пол был мраморным, наборным, огромная из богемского хрусталя люстра отбрасывала цветные блики на широкие полукружья лестницы, на два чудесных полотна Фрагонара и одно – Тициана. Написанная кистями великих мастеров плоть зарябила в глазах Германа. У подножия лестницы сухая, как трость, женщина протягивала в прозрачной кружевной перчатке руку жестом эрцгерцогини.

Пока Отто обменивался с нею любезностями, Герман безошибочно сделал вывод: это фрау Эльза Голдман – всевластная хозяйка заведения. Вспомнил и исчерпывающую характеристику на эту « Чёрную вдову» , как для себя, он уже успел её окрестить.

Точно гриф-стервятник, почуявший падаль, Эльза Голдман приехала в Берлин в 1938 году, перед самой войной. Никто точно не знал её прошлого, но слухов, самых фантастических, родилось изрядно…Она бельгийка; она выросла толи в Риме, то ли в Париже; в юности была любовницей какого-то влиятельного не то графа, не то маркиза из Вены; в ней течет какая-то толика цыганской или еврейской крови, а может арабской…Прежде она содержала один из самых престижных борделей в Риме, но с приходом к власти фашистского режима Муссолини и его « похода на Рим» , она спешно покинула вечный город и вовремя переехала…в Берлин! Из огня да в полымя! Рискованно? Безрассудно?! Более чем…Но не всё так просто. Эльза Голдман никогда не страдала суицидальными припадками и уж тем более не была неуравновешенной – истеричной дурой. У опытной, прожжённой аферистки Голдман на то были свои основания. У неё имелись большие деньги, но имелись и ещё более влиятельные покровители во власти, которые обеспечили ей политическую и финансовую « крышу» в нацистской столице. Кто именно – оставалось только гадать, но как там ни было, заведение Чёрной вдовы – процветало. В светских кулуарах, как ядовитые гадюки, поднимали головы сплетни: