Дверь открылась, заставив нас умолкнуть, и в зал вошла учительница танцев. А за госпожой Лораной тенью следовал Гален и мимолётная усмешка на его лице мне отчего-то совсем не понравилась.

Девушки послушно, привычно выстроились в одну линию и присели заученно в реверансах.

— Прекрасно, девушки, прекрасно, — похвалила госпожа Лорана и хлопнула в ладоши, разрешая нам выпрямиться.

Даже со скромно потуплённым взором я знала, что Гален смотрел именно на меня. Скользил неспешно взглядом, оценивая присобранные сзади длинные светлые волосы — на остальных уроках я носила строгий пучок. Обнажённые руки и плечи. Грудь, открытую низким вырезом корсета. Для занятий танцами у нас отдельная форма — тёмно-синяя юбка длиной до щиколоток и жёсткий чёрный корсет, строго держащий осанку. Хотя обычно на танцы не допускался никто посторонний, тем более мужчины, некоторые девушки надевали под корсет тонкую блузку или прикрывали плечи и декольте шёлковым платком. А я в «Маске» и в куда меньшем количестве одежды выступаю, что мне рискованный вырез?

Правда, нынче оно как-то иначе выглядит.

— Господин Скай попросил разрешения присутствовать на нашем уроке, — продолжила учительница, улыбаясь так старательно, так масляно, что у меня и сомнений не возникло, что Гален купил сие почётное право всего-то за несколько граммов откровенной лести и парочку своих улыбок. — Уверена, нас это совершенно не затруднит.

Едва госпожа Лорана отвернулась, направившись к старенькому патефону на столе в углу зала, как кто-то, залившись краской, принялся украдкой стягивать края платков и горловины блузок в попытке прикрыться ещё сильнее, кто-то, наоборот, расправил плечи, выгнул слегка спину и вздёрнул подбородок повыше, а то и вовсе снял шёлковый отрез, демонстрируя декольте во всей красе. Гален наблюдал за суетой, вызванной его нежданным визитом, с добродушным, отеческим почти снисхождением, снова и снова касаясь меня взглядом, пока скорее оценивающим, изучающим, но с проклёвывающимися уже ростками сугубо мужского интереса.

— Девушки, давайте покажем господину Скаю, что мы разучили на прошлом занятии, — женщина достала из бумажного конверта пластинку.

— Госпожа Лорана любезно поведала мне, что сейчас вы изучаете танцы прошлых веков, — Гален посмотрел на стоящую рядом со мной Беатрис, и та, потупившись, зарделась догадливо — сама невинность и скромность. Главное, чтобы взволнованно вздымающаяся грудь из корсета не выпала. Или шнуровка не лопнула, напряжения не выдержав. — Мне показалось это интересным, особенно в свете исторических событий.

Что-то не припоминаю ни одного крупного исторического события, связанного с танцами.

— Да и в мою молодость танцевали иначе, нежели сейчас.

— О да, совершенно с вами согласна. То, что нынешняя молодёжь кощунственно называет танцами, все эти ужасные дерганья и виляния, никак не может претендовать на столь высокое и гордое звание. Девушки!

Мы потянулись на середину зала, делясь, как обычно, на пары, однако мужчина заступил мне вдруг дорогу, подал руку. Собравшаяся было встать со мной Беатрис так и замерла.

Обязательно выказывать внимание при всём классе?!

— Простите, господин Скай, но не думаю, что хорошая идея, — пробормотала я.

— Должен же я убедиться, что хотя бы на уроках танцев вы не спите, — заметил Гален насмешливо. — Ну же, Женевьева, я не кусаюсь.

Зато я кусаюсь. И готова покусать прямо здесь и сейчас!

— Ах, господин Скай, для меня было бы большой честью стать вашей дамой и продемонстрировать вам… — начала Беатрис, хлопая усердно ресницами.

— Что бы вы ни желали мне продемонстрировать, госпожа Овертен, не думаю, что я готов к такому потрясению, — возразил мужчина.

Беатрис вспыхнула повторно, на сей раз от куда более искреннего возмущения.

— Женевьева?

Во избежание возможной пикировки я покорно вложила свои пальцы в ладонь Галена, чувствуя на себе удивлённые, непонимающие взгляды как одноклассниц, так и госпожи Лораны. Учительница-то, верно, полагала, что они с Галеном встанут у стеночки и будут обсуждать достижения учениц или вообще перейдут на темы отвлечённые. Госпоже Лоране уже за сорок и она, высокая и сухощавая, не относилась к тому счастливому типу женщин, что и в столь «почтенном» возрасте прекрасно выглядят и способны дать фору иной молодке.

Гален вывел меня на середину зала, встал передо мной. Учительница, недовольно поджав тонкие губы, отвернулась к патефону.

— Так что вы изучали?

— Менуэт.

— Прекрасный выбор.

С лёгким похрипыванием зазвучала музыка. Я присела в неглубоком реверансе, мужчина поклонился, подхватил мою руку и поднял её на нашими головами.

— Простите, господин Скай, но, по-моему, это не совсем то, — попыталась объяснить я.

— В моё время менуэт танцевали так, — не смутился Гален.

Как будто это его время было лет сто назад, не меньше!

Шаг друг к другу, шаг назад. И ближе, чем следовало, чем мы разучивали.

— Я не мог не отметить ваших… хм-м, нетрадиционных взглядов, — произнёс мужчина негромко.

— Каких же? — ещё ближе — и моя подтянутая корсетом грудь упрётся в его.

Смена рук. Пальцы, как и вчера, прохладные. Не тёплые и не холодные, а именно прохладные, будто только-только прогретая солнцем вода.

— Что-то о долгом потребительском… трахе, торжестве добра в финале, любви к совратителю. Злостному.

Он слышал? Но как?! Говорила я тихо и даже если предположить, что в это время оба учителя уже стояли в коридоре возле двери, то сами створки были закрыты плотно. И дверь в танцевальном зале толстая, дубовая.

Поворот, поклон — в теории. Гален поклон пропустил, вместо этого обнял меня за талию, закружил на месте, держась сбоку от меня, но наблюдая за выражением моего лица. В одну сторону, затем в другую, пока я решала судорожно, удивиться или оскорбиться. Развернул меня вокруг собственной оси, притянул к себе и вообще повёл в вальсе, вынудив остальных девушек с визгом, спотыкаясь суетливо, броситься врассыпную.

Не знаю, что там во времена молодости Галена танцевали, но это точно был не менуэт.

— Вы подслушивали? — выдохнула я наконец, когда темп немного замедлился, а большая часть зала осталась в нашем полном распоряжении. Девушки сбились у стен, разглядывая нас настороженно, испуганно.

— Случайно услышал часть вашего пылкого монолога и не смог не прислушаться внимательнее. И был сражён вашей экспрессией. Значит, вы смогли бы полюбить злостного совратителя? — тон серьёзный, заинтересованный, но в глазах насмешка откровенная, подначивающая. Одна рука на моей талии, другая заложена за спину.

Я тоже, пользуясь ситуацией, рассматривала лицо учителя, обрамлённое растрепавшимися тёмными прядями. Глаза то голубые, то серебристые, словно ртуть. Уголки губ, приподнимающиеся в кривой усмешке. А ведь хор-р-рош. Свободен, если верить собранной отцом Беатрис информации. И прикосновения не раздражали уже.

Я облизнула пересохшие вдруг губы. О чём я думаю? Всё из-за Стасии! Надо же ей было предложить такое — Галена соблазнить!

— Не знаю. Не доводилось как-то, — не понимаю, к чему этот странный разговор? Но, как назло, в тон моим суматошным мыслям. — А вы?

— Что — я? Или вам любопытно, смог бы я полюбить злостного совратителя?

— Скорее совратительницу, — поправила я.

— Не знаю. Не доводилось как-то, — повторил мужчина мои же слова, однако от меня не укрылся пренебрежительный оттенок фразы.

— То есть женщина не может вас соблазнить?

— Почему же? Может. Под настроение. Моё.

— Я имею в виду не только секс. Соблазнить можно по-разному, необязательно сводить всё исключительно к физическому удовольствию.

— Вы весьма дерзки для девушки ваших лет. И слишком смело рассуждаете, — в голосе не укор, не неодобрение, а скорее удивление.

Зато он чересчур узко. На что угодно могу поспорить, что если Гален когда-либо в своей жизни и намеревался жениться, то сугубо по родительской воле, а вся юношеская влюблённость если и имела место, то закончилась большим разочарованием.