— Главное, что ты здесь, — сказала я. — И что вы победили.

— Да, — согласился он. — А следующий поход будет на юг.

— Что такой унылый вид? — спросил Тайрен. Я вздохнула и указала на лежащий передо мной доклад:

— Да вот, ума не приложу, где взять дополнительные деньги на сиротские приюты. Сейчас их содержат за счёт налога на соль, но этого явно недостаточно.

— Проверь счета. Могу поспорить, что половина просто разворовывается.

Я подумала, что императорский венец добавил моему мужу цинизма. Раньше, когда речь заходила о воровстве чиновников, он начинал пыхтеть от возмущения, а сейчас уронил фразу походя, словно речь шла о чём-то обыденном.

Впрочем, увы, оно и есть обыденное.

— Бороться с воровством надо, конечно, — согласилась я. — Но этого всё равно недостаточно. Даже если до сирот дойдёт всё до последнего ли, этого едва-едва хватит, чтобы обеспечить еду и одежду на первые годы жизни. А ведь есть ещё множество потребностей. Вот так и понимаешь, что продажа детей — вовсе не проявление алчности, а вынужденная мера. Но как раз её я хочу прекратить.

— Лишних денег в казне нет.

— Потому и печалюсь.

Тайрен задумчиво почесал кончик носа.

— Храмы, монастыри? Пожертвования?

— У храмов и монастырей свои приюты, я их пока и не трогаю, надо сперва навести порядок хотя бы в государственных учреждениях. Пожертвования бывают, но мало и нерегулярно. Погоды не делают, увы. Наши благочестивые подданные предпочитают купить и выпустить птицу, чем отдать те же деньги на сирых и убогих. Считается более богоугодным, видите ли. Можно, конечно, попытаться самой подать пример. Я, в принципе, могу взять на содержание столичный приют. Но не все же в стране!

— Хм… Можно приписать приюты к государственным учреждениям. Пусть сироты живут за государственный счёт, а потом отрабатывают содержание. Тогда можно и субсидии выделить. Тех, кто проявит таланты — в музыкальные училища. Остальные на места служек, сторожей, уборщиков… Правда, у министерств, приказов и управлений, насколько я знаю, и без сирот недостатка в обслуживающем персонале нет.

— Но это же зависимость, — возразила я. Многие из низового персонала государственных учреждений, а также обслуживающие императорский двор артисты действительно не были свободными гражданами в полном смысле этого слова. Рабами они тоже не были (хотя и рабство тут вполне наличествовало), а так, в некоем промежуточном состоянии, вроде крепостных: не могут сменить место жительства и род деятельности, но состоят на жаловании и кое-какие гражданские права всё же имеют.

— А что, быть проданными в весенний дом или куда-нибудь на поля — лучше? — парировал Тайрен.

Настал мой черёд задумчиво потереть нос. Действительно. Пусть певичка или танцовщица во дворце и не может сама распоряжаться своей невинностью, но хотя бы условия жизни у неё будут несравненно лучше, чем в каком-нибудь третьесортном борделе. Не говоря уж о том, что контингент мужчин, способных принудительно покуситься на её девственность, достаточно ограничен. Собственно, только император и члены его семьи, да ещё иногда кто-нибудь из сановников удостаивается высочайшего подарка или за хорошие деньги выкупает подающую надежды музыкантшу или артистку прямо из училища.

— Можно награждать выдающихся благотворителей, — добавил Тайрен. — Послать памятную бирку или поставить деревянную арку в их честь не так уж дорого стоит, зато заставит гордиться, а остальных — следовать их примеру. В общем, как ты говоришь, надо подходить к проблеме комплексно.

— Можно и ещё какие-нибудь льготы придумать, — чувствуя, что меня охватывает азарт, подхватила я. — Скажем… если крестьянская община поддерживает приют, то в следующий набор в армию заберут не одного из крестьян, а кого покрепче из приюта. А можно попробовать создать что-то вроде мастерских, чтобы дети занимались посильным трудом и с него зарабатывали. Хотя тут придётся бдеть в оба глаза, чтобы их не изнуряли работой. Можно к государственным мастерским приписать, или к городским цехам и гильдиям…

— Вот видишь, — подмигнул Тайрен, — стоит тебе только начать, и ты обязательно что-нибудь придумаешь.

— Это пока ещё только идеи, — я посмотрела на бумаги. — Ладно, мне пора.

— У тебя гости?

— Да, родители пришли меня навестить. Не могу же я их не уважить.

— А, — кивнул Тайрен.

Я сталась быть примерной дочерью, дабы не навлекать на себя ещё больше кривотолков, так что исправно чтила предков своей новой семьи, регулярно навещала приёмных родителей и принимала их у себя. Надо отдать Фэям должное, они не стремились ходить в заднюю дверь, то есть злоупотреблять своей связью с императорской семьёй, довольствуясь пожалованными почётными должностями и регулярными приличествующими подарками. Разве что иногда просили за какого-нибудь родственника или знакомого. Так что я кликнула свою секретаршу Нюэ, велев рассортировать оставшиеся без ответа прошения, а сама с достаточно лёгким сердцем отправилась в свои покои.

Погода для начала зимы была тёплой, и мы расположились на веранде вокруг жаровни, на которой подогревался чайник. Слуги принесли столик с закусками и сладостями, привели принцев и принцессу, так что господин и госпожа Фэй поахали, как быстро растут их внуки, и какие они молодцы и красавцы. Дети, получив из рук бабушки с дедушкой по пирожному, убежали довольные, а мы остались болтать о всяких пустяках. О том, что гадатели наконец-то сулят урожайный год, о том, как много мне забот с моим гаремом (что Внутренним дворцом мои интересы не ограничиваются, Фэи то ли не знали, то ли не считали нужным упоминать), о том, что в город приехали друзья детства госпожи Фэй, и их радушно пригласили остановиться в доме.

— Надеюсь, они вас не стесняют.

— Да что ты! — махнула рукой приёмная матушка. — В нашем возрасте любая весточка из родных краёв в радость. И мой супруг ещё не настолько дряхл, чтобы не суметь показать гостям город.

— Жаль только, дом Сладкой Музыки закрыт, — вздохнул господин Фэй. — Они специально просили отвести туда, чтобы послушать прославленных исполнителей — да вот незадача…

— А что там случилось?

— Да как же, них траур. Убита их лучшая музыкантша госпожа Пань.

— Преступника поймали?

— Куда там! Весь Лотосовый квартал в страхе, слухи множатся как грибы после дождя. Четвёртый труп за две недели! Говорят, что…

Госпожа Фэй вдруг осеклась. Я нахмурилась. Четыре трупа за две недели? Это при местной-то патриархальной благостности? Ну, относительной, конечно, но всё же убийство тут, если речь не идёт о войне — событие из ряда вон выходящее, это не земной мегаполис, где кто-нибудь умирает каждый день. И я ничего об этом не знаю?

— Говорят — что?

— Это просто ветер из пустой пещеры, — матушка принуждённо улыбнулась. — Под этими толками нет никаких оснований.

— Под какими толками, матушка? Батюшка?

— Что ж ты, жена, — упрекнул мой приёмный родитель. — Зря встревожила её величество. Говорят, что в столице завёлся оборотень, рыщет по ночам и убивает людей.

— А почему именно оборотень? Жертвы были загрызены?

— Ну, сам я не видел… Но, говорят, у жертв было проткнуто горло. Словно огромным зубом. Крови вытекло…

Я моей голове забрезжила догадка, очень мне не понравившаяся. Слухи об оборотне по столице уже ходили. Потом утихли, но теперь неизбежно вспыхнут снова, уже вспыхнули, собственно. Потому что одно дело — когда где-то кто-то что-то слышал, а другое — когда убийства вот они, все знают имена и адреса жертв, и при этом убийца неуловим.