— Сам ты воняешь, — сонно пробурчал Кошмар и съехал вбок.
— Что за… — окончательно свалив брата на пол, Проклятье сел и недоумевающе поднял руку, которой только что вляпался во что-то склизкое. И лишь после пары секунд озадаченного созерцания собственных пальцев, он вдруг возмущенно вскрикнул: — Кошмар, чтоб тебя! Ты опять под меня спустил!
Злорадно стрекоча, Кошмар поднялся, непринужденным движением смахивая со своего бедра несколько капель семени. То-то он так хорошо себя сейчас чувствовал, и спалось под утро особенно крепко…
Проклятье встал и старательно вытер руку о простыню, после чего стянул ее с ложа, скомкал и приготовился, очевидно, отнести ее в стирку, как вдруг ненадолго замер, приняв чуть согнутую, какую-то неестественную позу и поджав жвала. Через несколько секунд спазм прошел, и самец облегченно распрямился.
— Вот я вчера так же весь день мучился, — заметил Кошмар. — Зато сейчас — хорошо! — и он сладко потянулся, но тут же получил в лицо комком испачканного постельного белья.
— Раз хорошо тебе, то тебе до прачечной и драпать! — фыркнул Проклятье.
— Да не вопрос, схожу, кидаться-то зачем?
Натянув повседневные ученические доспехи, Кошмар подхватил простыню, свернул ее потуже и беспечно покинул отсек. Второй брат, выглядящий мрачнее тучи, также принялся облачаться, только медленно и неохотно. Пояс пришлось ослабить — раздутые семенники сильно тянуло. Впереди была разминка, но не факт, что она помогла бы отвлечься, так как двигался молодой самец сейчас, мягко говоря, с трудом. А он еще и пообещал сегодня брату прикрыть его на тренировке…
Проклятье и Кошмар с детства были приучены выживать. Лишившиеся отца и рано отнятые от матери, они не могли полагаться на кого-то, кроме как на самих себя и друг на друга. За свою относительно короткую жизнь им неоднократно приходилось выпутываться из самых разных передряг, убегать, прятаться, даже воровать еду. Не удивительно, что, имея за плечами весь этот плачевный, но бесспорно богатый опыт, незаметно смызнуть из общаги близнецы могли в любое время и без каких-либо особых затруднений. Что и делали периодически, когда однообразная жизнь начинала нагонять совсем уж невыносимую тоску.
Впервые они убежали два года назад, воспользовавшись после отбоя выкраденным ключом от аварийного выхода. Далеко отходить они тогда не решились, побродили по соседним кварталам и так же потихоньку вернулись, так что даже никто не заметил их временного отсутствия. Далее, осмелев, они начали предпринимать подобные ночные вылазки уже на более значительные расстояния и длительные сроки, обследуя станцию и забираясь в самые дальние ее уголки, где обнаруживалось немало интересненького.
Например, они открыли для себя нижние ярусы, где дозволено было селиться инопланетным гражданам. Сами яутжи практически не наведывались в это царство стоков и коммуникаций, но великодушно пускали туда других существ, соглашающихся обслуживать станцию и благоразумно не попадаться на глаза в пределах ярусов, расположенных выше. В основном здесь встречались урм и рауты — первые походили на прямоходящих рептилий, вторые же были подобны остроносым помойным зверькам, населяющим чуть ли не все подвалы и свалки в галактике.
Народности эти отличались спокойным, добрым нравом и феноменальным жизнелюбием. С яутжами они мирно соседствовали, не представляя ни опасности, ни элементарного охотничьего интереса, подобно мелким пернатым, находящим убежище и защиту в гигантских гнездах хищных летучих тварей. Хозяева станции относились к этим поселенцам снисходительно, а те, в свою очередь, старались не наглеть и не упускали случая время от времени становиться полезными.
Если на средних уровнях орбитальной колонии в ночное время было относительно тихо, то на нижних во всю бурлила жизнь. Там складывалась абсолютно отдельная, уникальная межвидовая цивилизация. Яутжи предпочитали вести достаточно аскетичный образ жизни, тогда как обитатели сточного государства имели обыкновение отрываться на полную катушку. Срединная часть станции была отдраена до блеска и содержала строгие воинские отсеки, апартаменты Вожаков и политиков, административные корпуса, исследовательские и медицинские центры, серьезные мастерские и аккуратные доки. Нижний ярус являл собой разительный контраст всему этому великолепию и состоял из технических конструкций, между которыми теснились самодельные бараки, пестрели частные лавочки и мигали огни питейных заведений.
Впервые окунувшись в этот непривычный, остро пахнущий, неумолчно гудящий и наполненный цветовыми вспышками мир, братья попали в его плен, поддавшись новым впечатлениям и кипучей энергии невероятного позитива, а после уже не смогли выбросить его из головы. Здесь, в кабаке прохиндея-раута, они впервые попробовали спиртное. Они зашли туда ради интереса, а хозяин заведения, потрясенный тем, какие гости к нему пожаловали, угостил их какой-то третьесортной выпивкой и вообще был крайне мил с ними, пригласив заходить в любое время. У раута был, конечно, на то свой интерес: если бы среди его постоянной клиентуры появились яутжи, местные бандиты из опаски начали бы обходить его больше, чем за версту — что и говорить, охотников здесь все побаивались, даже, если это были всего лишь Неокропленные юнцы… Впрочем, братьям не было дела до истинных целей раута, им понравилось его радушие, и, покидая кабак, они пообещали как-нибудь заглянуть еще… В то утро их, конечно, засекли Наставницы и, дождавшись, когда мальки проблюются, выпороли так, что тем потом неделю двигаться больно было. Но в кабак юнцы, тем не менее, начали тайком нет-нет, да и похаживать.
Позже они отыскали еще несколько увеселительных заведений, в частности, игорных, на некоторое время увлекшись азартными развлечениями. Надо сказать, братья никому не проиграли ни разу. Просто потому, что, оказавшись в проигрыше, они многозначительно растопыривали перед противником свои жвала, нависая с двух сторон, и любой долг моментально им прощался, а иногда даже трансформировался в выигрыш.
В общем, много, много всего интересного было на нижних уровнях. Скучать уж там точно не приходилось. Вполне можно было и в Сезон от негативных переживаний отвлечься…
День прошел так себе, но близнецы находились в приподнятом настроении, ожидая ночи. Кошмар и Проклятье вновь затеяли дерзкую вылазку. В последнее время вырваться на прогулку было все тяжелее, каждый раз приходилось изобретать новый способ ускользнуть от внимательного взора Наставниц — те уже знали склонности братьев, и следили за ними в два раза тщательней, чем за остальными. Впрочем, братья всегда оказывались хитрее. В этот раз они умудрились слинять через вентиляционную отдушину в кладовой. Двигаясь осторожными перебежками, они пересекли двор общежития и проникли за ограждение, подсадив друг друга. А через полчаса уже с довольным видом восседали в любимом кабаке.
Приятно расслабленные дозой алкоголя, юнцы внимали многоголосому чужеродному говору, изредка улавливая фразы на родном наречии — урм хорошо говорили на общем диалекте яутжей и время от времени им пользовались. У раутов и прочих с этим было похуже, однако, многие имели простенькие переводчики. Сегодня было шумно, народу все прибывало, но добросердечный хозяин заведения не забывал время от времени проведывать своих клыкастых гостей и что-нибудь им подливать, иногда обращаясь с просьбой вышвырнуть за порог во-он того дебошира. Кто-нибудь из братьев всякий раз охотно выполнял его просьбу, после чего на столе обязательно появлялась свежая порция закуски.
Урм подсел к ним, когда братья уже собирались уходить.
— Здорово, бойцы! — отчеканил он почти без акцента. — Как служба?
Пьяненькие самцы смешливо застрекотали.
— Никак пока, — ответил Проклятье, — три года нам до службы, хвостатый.
Урм и правда обладали длинными роскошными хвостами, считая их своим главным предметом гордости. Сииф ухмыльнулся, разглядывая самодовольный молодняк. А то так он не видел, что перед ним совсем зеленые юнцы. И тем более странно было созерцать их здесь, одних, без сопровождения… Да еще в такое время… У яутжей второй месяц шел брачный период. Сейчас они были наиболее возбудимы и опасны, к счастью, и на станции мало кто из них оставался — все устремлялись на планеты спариваться, так что жители нижних ярусов продолжали оставаться в относительной безопасности. Эти два малька, несмотря на свой ничтожный возраст, тоже явно грезили о самках. От них разило горько-аммиачной смесью, да так, что даже перегар, вырывающийся из их клыкастых пастей бесследно терялся на фоне этого запаха — верный знак того, что самцы были на взводе.
