— Сестра, ты не слишком ли жестко с мальчишкой? — осторожно спросила Осень.

Самки прятались от зноя в любимом зале. Здесь они собирались по вечерам, обсуждая сплетни и играя в настольные игры. Сюда же они приводили редких самцов, которых удавалось заполучить. Здесь также частенько развлекали друг друга запретными ласками, когда самцов не было.

Сейчас эти стены стойко впитали запах нынешнего претендента на гарем. Сумрак исправно являлся выполнять свой мужской долг и предавался этому занятию с полной самоотдачей. Поначалу он, конечно, вел себя неуверенно и слегка нелепо, подобно большинству юнцов, впервые рискнувших опробовать свои силы, но уже на третью ночь начал делать заметные успехи. Терять его так скоро не хотелось бы…

— Что это ты имеешь в виду? — Прорва откинулась на подушки, изобразив непонимание.

— Прости, я рассказала, — вклинилась в разговор Солнышко. — Я вчера видела его, ну, после…

Старшая самка негодующе зафыркала и злобно зыркнула на младшую.

— Ни о чем вас попросить нельзя, — с раздражением проговорила она. — Это только наше с ним дело, я же ясно сказала вчера: не приближаться, не вмешиваться. Куда ты, рыжая, полезла?

Солнышко оскорбленно насупилась.

— А, если он больше не придет? — хныкнула она.

— Разумеется, не придет, — согласилась Прорва. — Все они одинаковые.

— Да ты о чем вообще! — вдруг взвилась Солнышко. — Что значит «одинаковые»? Ты же сама его отравила! Он после этого снадобья мог вообще больше не оклематься! А ты еще и полный флакон ему залила — ты хоть понимаешь, что это количество на самца раза в три крупнее рассчитано?

Прорва привстала и предупреждающе рявкнула на нее, заставив умолкнуть — мала еще дерзить. Осень сокрушенно покачала головой и умиротворяюще промолвила:

— Прорва, душа моя, если ты сама мужененавистница до мозга костей, то хоть о нас с сестрой подумай…

— Да сколько ж вам говорить, дуры: не повторяйте моих ошибок! — зашипела Прорва. — Поймите, мужик — не дар божий, а лишь средство достижения определенных целей. И в нашем случае цель остается одна — секс, удовольствие, разрядка. Сколько раз вы обе приносили потомство? Еще актуально, нет? Я вот даже не помню, как выглядят мои сыновья и не знаю, живы ли они, а новых у меня не будет. А ты, Осень, кому сейчас интересна, связанная своей клятвой Храму? А Солнышко сколько раз пыталась у нас зачать? Поймите и примите: мы никому не нужны. Сумрак пришел, потому что ему было все равно с кем получить первый опыт. Через год его запросы возрастут, а про вас он даже не вспомнит. Он такой же, как все они. Поэтому проводите с ним время, как вам того хочется, и не мешайте мне заниматься тем, чего хочу я. Если самец не в силах удовлетворить все желания самок, стоит послать его куда подальше.

Сестры уязвленно замолчали. Но Прорва была во многом права…

Дальше разговор не клеился. Самки сидели, нервно поглядывая друг на друга, и каждая думала о своем. Прорва — о своей правоте, Осень — о Храме и клятве, Солнышко — о крепком теле Сумрака и грядущей перспективе никогда им больше не насладиться.

Время шло. За окнами уже начало темнеть, а самец так и не появился.

— Короче, твоими стараниями он действительно не вернется… — проворчала, наконец, Солнышко.

— Поверь, НЕ МОИМИ, — отрезала Прорва.

— Жаль, — протянула Осень. — Мне он нравился…

И тут снаружи послышались шаги. Через несколько секунд в зал как ни в чем не бывало вошел Сумрак. Как водится, с гостинцами, на вид несколько потрепанный, но вполне жизнерадостный. Самки замерли от удивления.

— Приветствую достойнейших! — поклонился он. — Я считал мгновения до нашей новой встречи.

Прорва встала и степенно подошла к самцу. Приблизившись и практически коснувшись его жвал своими, она процедила:

— Молодец… — и резко вышла. В эту ночь она больше не показывалась, предоставив Сумрака в полное распоряжение сестер.

Уж неизвестно, просто совпало так, или самки настолько обрадовались его возвращению, или ненасытность самого самца, накачанного стимуляторами, так на них подействовала, а, может, сказалось отсутствие Прорвы, способной морально подавить кого угодно, но то, что происходило в ближайшие несколько часов отличалось поистине дикой несдержанностью. Пожалуй, впервые Сумраку пришлось предаваться столь безумной, животной страсти. Сестры стелились перед ним, обвивали его, стремились слиться с ним в единое целое. Они льнули к своему вожделенному воину, доводя его своими прикосновениями до высшей степени наслаждения и не гнушаясь мимоходом взаимных весьма откровенных ласк. Сумрак пытался поймать то одну, то другую, а они играли с ним, то в последний момент выскальзывая и заставляя схватить воздух, то наоборот по своей воле падая ему прямо в руки. Сумрак жадно глотал их сладостные соки, упивался возбуждающим ароматом и брал, брал, брал без остановки, а самки алчно впитывали его в себя, и им было все мало, мало, мало…

С каждой минутой они уходили все дальше за некую грань, разделяющую мираж и действительность. Нить осознанности стремительно истончалась, вот-вот грозя порваться, позволив беспомощно рухнуть в бездну чувств. Мысли путались, реальность плыла…

…Все три разгоряченных тела сплелись в движущийся запутанный клубок. Чья-то густая грива рассыпалась среди подушек, чьи-то когти рассекают кожу, чьи-то руки тянутся гладить, сжимать, дразнить. Мощные жвала смыкаются то с удивительной нежностью, то с грубой силой, глубоко прокусывая плоть; то щекочут самыми кончиками, то колют словно иглы. Тело трепещет, выгибается, молит о новых, еще более сильных и острых ощущениях. Рычание и стоны, сбитое дыхание, одуряющий запах соития. Разливается золотистая субстанция, стекает по ногам, по влажному животу, смешивается с кровью и ползет по исступленным изгибам, омывает их, капая вниз и пропитывая шкуры на полу…

Кричи!

Умоляй!

Нет! Да… Еще!

Продолжай. Прошу, дай испытать это снова…

Нет!

Да!

Мало… Хочу… Снова… Сильнее!

Хватит! Больно!

Дай мне… Да… Вот так…

Не могу больше! Еще! Еще!

Еще…

Изнутри неумолимо поднимается разрушительная, неконтролируемая волна. Она давит, кипит и обжигает. Она стремительно захлестывает, не оставляя ни единого шанса. Она сносит в небытие.

Последний удар…

Провал…

Темнота…

Звон тишины…

Солнышко глубоко и размеренно дышала, раскинувшись среди подушек. Ее глаза были закрыты, тонкие жвала слегка разошлись. Солнышко спала крепким, спокойным сном, утомленная и пресыщенная долгой любовной игрой.

Осень тихо поднялась и потянулась, грациозно выгибая шею.

— Идем со мной, — шепнула она Сумраку, выходя из зала.

Он встал и так же бесшумно последовал за ней, не задавая лишних вопросов.

Она привела его в небольшую комнату с мозаичным полом и пурпурными стенами. Обстановка была простой, но по-своему изысканной. В многочисленных нишах виднелись внушительные фолианты и предметы культа; черепа, по-видимому, имевшие какое-то иное значение, помимо трофейного, а также какие-то склянки и коробки с непонятным содержимым. У широкого окна располагалось большое, мягкое ложе, рядом стоял небольшой столик, повсюду валялись излюбленные самками пухлые подушки. Сумрак умел такие подушки шить, только, конечно, никогда никому в этом не признавался…

Очевидно, это была спальня Осени. Зачем только они сюда пришли? Самка хотела продолжить тут?..

Сумрак в нерешительности остановился на пороге. Откровенно говоря, девчачьи комнаты его с детства слегка нервировали. Побывать в них из чистого любопытства всегда хотелось, но никогда не разрешалось, а те несколько раз, когда родные и сводные сестры сами затаскивали его в свои апартаменты, радужных воспоминаний не оставили. Всегда они затевали какую-то шутку или гадость…

— Ну, что ты там встал? — спросила Осень, роясь на полке. — Зайди и сядь. Я сейчас.

Сумрак поглядел на нее недоверчиво, но повиновался. Вряд ли у нее на уме было то же, что у Прорвы. Он присел на край ложа и тут же утонул в нем.