– Майкл Болтон. – Симон закатил глаза. – Еще объяснения нужны?

– Да. С Болтоном что не так? – Мари взглянула на Карину в поисках поддержки. Но Карина улеглась, демонстрируя полную незаинтересованность в дискуссии.

– Да, что не так с Болтоном? – ухмыльнулся Симон.

– Слушай, Симон, ты иногда такая задница. Да, ты у нас музыкант-вундеркинд, но это, блин, не делает тебя полицией вкусов, – прошипела Мари. Симон сел рядом с ней и игриво положил руку ей на спину:

– Ты же меня простишь?

Мари сбросила его руку, но он не унялся. И не сдавался, пока Мари не рассмеялась.

– Ну ты и задница! – повторила она, на сей раз дружелюбнее.

Бруно взял из сумки-холодильника две банки пива и банку кока-колы и вернулся к девушкам. Вручая банку с кока-колой Мари, он улыбнулся, однако желаемого ответа не получил – Мари как раз препиралась с Симоном. Сидя на полотенце и открывая пиво, Бруно обнаружил, что Симон продолжает поглядывать на Карину и ему, похоже, на всех наплевать.

Кто-то должен поставить эту сволочь на место, подумал Бруно. Отпил из банки и криво улыбнулся сам себе, повертел в голове эту неприятную мысль.

Поставить Симона Видье на место.

Утром Анна вскочила в половине шестого. Она долго принимала душ в ванной с новеньким кафелем, потом надела полицейскую форму. Брюки, свежевыглаженная рубашка, синий свитер с желтыми знаками отличия на плечах – обычно в такое одеваются только офисные служащие. Она уже много лет не носила форму – в угрозыске лена все одевались в гражданское.

Подводя утром понедельника итоги выходных, Анна все же обнаружила маленький плюс. Погода снова испортилась, и Агнес больше не рвалась искать каменоломню. Дочь почти весь день просидела у себя в компании “Нетфликса”, а сама Анна переделала несколько дел. Какая-то ее часть надеялась, что Агнес наскучит история Симона и дочь рассудит, что трагическая гибель незнакомого парня на несколько лет старше ее самой, сына человека, в чьем ателье они теперь живут, – дело, в котором копаться не стоит. С другой стороны, Анна уже тосковала по тому единению, что появилось у них в субботу. На два коротких часа все стало почти… нормально.

Когда волосы просохли, Анна стянула их в тугой хвост, слегка подкрасилась, поправила узел галстука. Оглядела результат в зеркале и обнаружила у глаза морщинку, которой раньше не замечала. Может, запудрить? Анна решила оставить, как есть. Все-таки ей скоро сорок шесть, и не хочется в первый же день появляться на новой работе излишне накрашенной.

– Пора вставать. – Она постучала в дверь Агнес. Мило, разумеется, лежал в кровати, хотя ему это не разрешалось. Анна сунула голову в дверь, и собака нагло глянула на нее. Приподняла губу, запрещая Анне приближаться к Агнес.

– Хорошо спалось? – спросила Анна, пока Агнес влезала в куртку, чтобы выгулять собаку. В ответ дочь что-то неразборчиво буркнула. Кажется, хорошее настроение выходных испарилось.

– Когда у тебя поезд?

– В половине восьмого.

– Хорошо. Тогда отсюда нам надо выехать без десяти семь, не позже.

Входная дверь хлопнула у нее прямо перед носом. Анна сделала глубокий вдох, чтобы не поддаться раздражению. У Агнес первый день в новой школе. У Анны, можно сказать, тоже.

Когда она парковала машину возле полицейского участка, прошло уже пять минут от назначенного времени. Туман, стоявший все выходные, не рассеялся – здесь, в низине, он казался еще гуще, садился прямо на одежду. И к тому же пованивал. От запаха гари свербило в носу. Раньше Анну не слишком беспокоили запахи. На работе ей случалось переживать вещи похуже, не зацикливаясь на них. Но в последний год запахи как будто стали сильнее. Анна даже знала точно, когда это началось и какой запах был первым. Первая половина дня 2 ноября прошлого года. Белые лилии. Похороны Хокана. Анна ощутила, как нервозность обжигает желудок, и глубоко вдохнула. Расслабься, все будет хорошо, прошептал он. Похоже, они снова стали друзьями. Во всяком случае, Хокан больше не выступал со всякими зловещими предупреждениями.

Хенри Морелль подошел к стойке секретаря раньше, чем Анна успела войти в здание. Наверное, стоял и наблюдал за ней. Высокий мужчина, выше метра девяносто, и весом килограммов сто, не меньше. Какая-то часть этих килограммов отложилась на талии, но не так обильно, как у большинства его ровесников. Морелль тоже был в полицейской форме, отчего Анне полегчало. Явиться в первый же день одетой неправильно – неважное начало. Сутуловатая спина, манера переносить вес на переднюю часть стопы, шкиперская бородка и кустистые брови делали Морелля похожим на старого медведя.

– Хенри, – представился он и протянул ладонь, похожую на громадную ласту. Улыбнулся вежливо, но не более того. – Добро пожаловать в Неданос. Сегодня сыровато, но я подумал, что мы все же начнем с обзорной экскурсии. Кстати, в машине есть кофе. – Он жестом указал на “вольво”. Обычная синяя машина без специальных знаков и маркировки – и все-таки по ней за километр видно, что это машина полицейская. В салоне пахло водой после бритья. В держателе между сиденьями стоял картонный стаканчик с кофе. Пока Морелль выводил машину на дорогу, Анна пригубила кофе. Он оказался чуть теплым; молчание в машине ощущалось как напряженное.

– Простите за опоздание. – Анна изо всех сил старалась говорить уверенно. – Моя дочь. – Она почувствовала, что вот-вот начнет заикаться, сделала паузу и сменила тему. – Спуск занял больше времени, чем я рассчитывала. Повороты крутые, а в тумане.

Морелль примирительно махнул рукой.

– Привыкнете. Вы же в пятницу приехали? Добрались из Стокгольма нормально?

– Вполне.

– И вы с дочерью обосновались в Таборе? Уже все перевезли?

– Более или менее.

Голос у него был нейтральным – не дружелюбный и не неприязненный. И внятный сконский говор – не то что нечленораздельное урчание Матса Андерсона.

– Красивый дом. Один из лучших на гряде. Элисабет Видье крепко держалась за него все эти годы. Ничего не делала, ничего не меняла. А еще меньше хотела его продавать или сдавать. – По голосу было ясно, что Мореллю есть что сказать о доме, но он предпочел сменить тему.

– Да, так я подумал, что мы совершим экскурсию по поселку, и я немного расскажу, как тут все устроено. И у нас будет возможность узнать друг друга, прежде чем вы встретитесь с остальными служащими. Собрание в десять утра.

– Прекрасно! – Слово прозвучало как-то слишком воодушевленно, и это рассердило Анну. Лучше придерживаться нейтрального тона, как Морелль, не лезть из кожи вон.

Хенри свернул на главную улицу – почти два километра прямой асфальтовой дороги, которая прерывалась только переходами через рельсы. Анна уже успела несколько раз проехаться по поселку и констатировала, что главная улица слегка широковата, что вкупе с прямой, как стрела, дорогой, по сторонам которой виднелись низенькие строения, создавало впечатление какой-то пустыни, тем более что утром народу на улице было немного. Над поселком висел туман, но гряда все же угадывалась, зловеще темнея слева от поселка. Анна едва не вздрогнула.

Скрыться от мира, прошептал Хокан. Ты же этого хотела?

– В полицейский округ, как вы наверняка уже знаете, входят три муниципалитета, – говорил Морелль. – Здесь живет в общей сложности чуть больше 25 тысяч человек. Самый большой район – Неданос, здесь около 9 тысяч жителей, да и событий здесь происходит больше всего.

Анна отхлебнула кофе и что-то промычала в ответ на его изложение, делая вид, что еще не успела погуглить все эти факты; украдкой она наблюдала за Мореллем. Хенри Морелль при помощи профсоюза сумел продлить свой пенсионный возраст до шестидесяти семи лет и из трудового договора выжал все, до последней буквы мелким шрифтом. Всю свою жизнь он прослужил в Неданосе. Сорок пять лет – вся жизнь Анны. Это с трудом укладывалось у нее в голове. Четыре с половиной десятилетия заниматься проблемами других людей в одном и том же районе – казалось бы, более чем достаточно. И все же Морелль изо всех сил цеплялся за рабочий стол. Наверное, он по-настоящему любил свое дело. А теперь ему приходится отдавать должность ей, приезжей. Анна изучала его жесты и мимику, вслушивалась в интонации, но Морелль если и был настроен по отношению к ней враждебно, то хорошо это скрывал. Кофе, конечно, приятный гостеприимный жест, но он же чуть теплый, так что прямо сейчас Анна никак не могла определить свое отношение к Мореллю. К тому же они сидели в машине бок о бок, и Анне трудно было считывать его бессознательные движения и мимику. Может, к этому он и стремился? В таком случае Морелль хитрее, чем она ожидала.