- Да, не она, но осталось немного, - сказала лже-Агния. - Еще неделя, думаю, и я получу не только внешность, но и личность твоей сестры, и стану полным ее продолжением. Это очень трудно, Дима, всё мое тело изломано перестройкой, всё болит. Порой я ночами не сплю от этой дикой боли, душевной, физической. Мне стало бы гораздо легче, если бы ты перестал ненавидеть меня. Хотя бы ты.

  Слова были мертвые и искусственные, будто выстроенные по заданному алгоритму, однако голос, к подспудному ужасу Димы, был абсолютно естественный. Точно таким же голосом и с тем же живым выражением разговаривала когда-то сестра. В его обороне мгновенно образовалась трещина. Дима дал слабину. Ему захотелось поверить.

  Замешательство заметили. Лже-Агния наклонилась к нему.

  - Я помогу. Это легко. Возьми меня за руку.

  - Нет! - воскликнул Дима в отчаянии.

  Оттолкнув ее, он быстро зашагал к дому. Это больше походило на бегство. Лже-Агния осталась стоять на месте, как оплеванная, на лице ее досада мешалась с искренней болью.

  В школе их учила кукла. Дима легко распознавал таких. Вокруг каждого теплокровного видны гало и протуберанцы горящей анимы, однако вокруг учительницы не было ничего, лишь пустое неживое пространство. Кто-то из магов убил ее, вырвал сердце и небрежно высосал аниму, после чего восстановил тело в изначальном виде. Учительница стояла, оперевшись костяшками пальцев о стол, и степенно, снисходительно объясняла им, неучам, материал. Превосходная имитация. Начнешь шуметь, и она сделает тебе замечание. Будешь возражать, и она, кипя возмущением, оттащит тебя к директору, а то и вовсе треснет указкой в сердцах.

  Совсем как живая.

  Дима подумал, каково это - иметь куклу-человека. Своих кукол у него не было. Разве что куры и прочие домашние птицы, которым дед неизменно умерщвлял на следующий день, чтобы Дима не поддерживал связь слишком долго. Рано пока. Дима еще несовершеннолетний, и Москва хоть и держит его в реестровых списках магов, но выписывать на него лимитов не станет. Нет; пока что - зоофагия под надзором опекуна и изредка карточки, если совсем припрет.

  Дима глянул в окно.

  Толчок.

  Он почувствовал чей-то смутный, отдаленный зов. Будто бы маг, звавший его к себе, находился за тысячи километров от Томска. Например, в Москве. Мать с отцом как раз в командировке, и если это они... Но зачем? Не проще ли позвонить по безлимиту?

  Толчок.

  В ушах разлился звон, под языком вдруг нацедилась лужица с кислым привкусом меди. Дима поднял руку:

  - Можно я в туалет?

  Как всегда в таких случаях, кто-то глупо хихикнул.

  Как оказалось, источник зова был совсем недалеко. В школьном дворе, как раз у спуска в подвал, где хранились остыревшие книги на макулатуру и сломанная, но так и не отремонтированная мебель, на лестнице с отслаивающимся бетонным покрытием. Там стоял, поджидая Диму, сутулый человек в блеклой одежде неопределенного цвета, с капюшоном, туго натянутым на лицо - виден был лишь подбородок. Завидев его, человек поднял голову.

  - Ты кто? - спросил Дима.

  - Это я. Агния, - бесстрастно произнес человек.

  Дима замер. Сердце его скакнуло, а затем забилось, как сумасшедшее. Но все равно он отступил на шаг и насторожился, готовый сбежать.

  - Что у тебя с...

  - Не обращай внимания на голос, он такой с тех пор, как я лишилась лица, - прошелестела Агния. - На лицо тоже лучше не смотреть. Оно утратило форму. Безобразно оплыло. Я утратила огромный кусок воспоминаний, связанных с тобой, и с каждым днем теряю их все больше. Но одно я помню точно. Тебя.

  Дима не шевельнулся.

  - Я думал, тебя убили, - произнес он, тщательно контролируя свой голос.

  Говорить, как часто он просыпался в слезах из-за этого, Дима не стал. Всё-таки он был магом, а не человеком. Их общество функционировало по своим, жестким дарвинистским правилам. Магам запрещено было прореживать людей слишком часто; потому вся их жизнь вращалась вокруг "лимитов", цензовых документов с разрешением на прореживание, выписываемых из Москвы и распределяемых среди членов семей. Не принадлежишь к реестровой семье - становишься зоофагом, довольствуешься овцами, свиньями и коровами, но этого мало. А попробуешь убить человека без разрешения - будешь уничтожен. Хорошо, что есть социальный лифт. Любого мага можно вызвать на поединок и отобрать лицо. Вместе с лицом ты отбираешь у него внешность, личность, поведение и членство в семье. Да только у зоофага в бою против реестрового мага, регулярно снабжаемого лимитами и карточками, даже самого слабого, нет шансов никаких.

  Но с Агнией вышло. Почему-то с ней вышло.

  Дима стоял перед бывшей сестрой и молчал. Он со страхом ждал, что она скажет.

  - Дима, ты должен мне помочь, - сказала Агния.

  - Я не могу, - его голос дрогнул.

  Кого он старался переубедить больше, ее или себя?

  - Я слаба, - сказала Агния. - Я вся высохла. В первые дни они не пускали меня даже в город, заставляли скитаться по степи, подальше от людей. Потом надзор продолжился. Таковы правила, я знаю. Они ждали, когда я иссохну и умру. Но я жива. Жива, жива, жива. Пока что жива. Ты знаешь, скоро праздник, годовщина. Еще неделя, и всё, я просто позабуду себя, тебя и растворюсь в мире, как остальные неудачники. Но я не могу, просто не могу так. Я не прощу тварь, что заняла мое место. Я даже имя ее позабыла, и... и пол, а это значит, что почти вся моя личность перетекла по крупинкам ей... Надо действовать. Но я слаба. Мне нужна твоя помощь.

  Она взяла Диму за руки и тут же отстранилась, поняв, что совершила ошибку. Ее прикосновение было сухим и нечеловеческим, будто жмешь текучий песок.