– Ваши руки уже заняты моей персоной. Начальство я донесу сам.

– Мне ещё никогда не доводилось бывать в обсерватории, – призналась она, когда они подошли ко входу и Витторио открыл перед ней дверь.

– Если вам интересно, я покажу вам звёздное небо. У меня завтра ночное дежурство.

– Очень интересно, – воскликнула Полина и тут же залилась краской, осознав, что речь идёт про ночь.

– К сожалению, днём увидеть звёзды невозможно, – угадав причину, по какой щёки девушки стали алого цвета, произнёс он, – но я обещаю незабываемые впечатления.

Его мягкий акцент придавал всему, что он говорил, настолько интимную окраску, что Полина покраснела ещё больше. И смутилась до слёз от мысли, что Витторио подумает, будто она боится оставаться с ним наедине, предполагая с его стороны какие-то действия… Или, что ещё хуже, подумает, что она ждёт от него этих действий…

– Расскажете мне о своей работе? – спросила она, призвав на помощь всё своё самообладание.

– С удовольствием. Мы тут занимаемся астрофизикой, изучаем строение небесных тел, их физические и химические свойства… В основном через спектральный анализ, фотографию и фотометрию, ну и через обыкновенные астрономические наблюдения. У нас имеется два телескопа, а в солнечной башне, вы её видели, она самая высокая из наших строений, есть спектрограф и спектрогелиограф, последний для фотографирования Солнца. Кстати, первые спектральные исследования комет и звёзд были проведены именно нашей обсерваторией.

Чтобы заинтересовать Полину, Витторио добавил:

– Ещё мы, астрофизики, пытаемся понять свойства чёрной материи, тёмной энергии, чёрных дыр, определить, возможны ли всё-таки путешествия во времени, существуют ли мультивселенные, какое будущее ждёт нашу собственную… – Он ласково улыбнулся, так заворожённо слушала девушка, кажется, забыла, как смущена была всего минуту назад.

– Здесь можно будет помыть руки, – он указал на одну из дверей, – а здесь мой кабинет. Подержите, пожалуйста, начальство, я открою.

Полина взяла свою картину, ещё раз с удовольствием отметила, что кот ей удался. Выглядел так, словно, проснувшись, потянется вальяжно и направится по делам. И размер холста самый подходящий, 40 х 40 см, она любила работать с этим размером, холсты с подрамниками идеально помещались в сумке и на стене смотрелись не большими и не маленькими, в самый раз.

В кабинете она с любопытством огляделась. Все стены были завешаны картами звёздного неба, схемами, разноцветными спектрограммами и чем-то, напоминающим электрокардиограммы. Обстановка была спартанской. Только стол с компьютером, стул и низкий стеллаж по периметру всего небольшого помещения, заваленный бумагами и рулонами ватмана. Из окна – тот самый вид на холмы и Флоренцию, который ей так и не удалось запечатлеть. Причём в оконной раме он уже смотрелся готовой картиной.

Витторио проследил за её взглядом.

– Могу завтра уступить своё место, чтобы вы, ни на что не отвлекаясь, смогли написать то, что вам нужно. Я так понял, что преподаватель ждёт от вас именно этот вид?

– Этот, – она вздохнула. – Завидую вам, вы можете всё время на него любоваться.

– Вот только пользуюсь этим редко, – он развёл руками, – вечно какие-то дела. Но теперь положение исправится. Потому что вот сюда, – он приложил картину с котом к стене справа от окна, – я повешу этого красавца. И уж на него-то непременно буду любоваться и вспоминать нашу встречу, заодно нет-нет да и брошу взгляд в окно, на город, буду думать, где вы, чем занимаетесь… Полина, – воскликнул Витторио с раскаянием, заметив, что девушка опять залилась краской, – простите, я не хотел вас смутить. Наоборот, мне очень хочется, чтобы вы чувствовали себя рядом со мной уверенно и спокойно.

«Это уж точно совершенно невозможно», – подумала Полина, опять боясь поднять на него глаза.

– Я… пойду помою руки, а то от них пахнет красками и растворителем.

Она быстро вышла. В туалете посмотрела на себя в зеркало. Показалась себе очень красивой. Даже растерялась. Как будто бы и не она. Глаза блестят, на скулах нежный румянец…

– Я готова ехать, – сказала она, снова входя в кабинет. Рыжий кот уже занял предназначенное ему место. Витторио разглядывал его, всё ещё держа в руке молоток.

– Полина, спасибо за чудесный подарок, – он обернулся на неё и замер на мгновение. – А вы, случайно, не пишете картины на заказ?

– Пишу, – не разгадав подтекста, подтвердила Полина, – только благодаря этому мне и удалось скопить деньги на учёбу здесь.

– Тогда примите заказ от меня, – серьёзно попросил он.

– От вас не могу, – отказалась она.

– Почему?!

– Потому что мы почти друзья, вам я могу только сделать что-то в подарок, – искренне ответила Полина. – А какую картину вы хотели заказать?

– Ваш автопортрет. Вы ведь пишете автопортреты?

– Все художники пишут автопортреты, в качестве тренировки, – Полине вдруг стало грустно, словно Витторио намекнул ей на близкое расставание.

Он опять уловил изменение в её лице, опять озадачился причиной её грусти. Жалко, что их отношения не позволяют пока спросить напрямую, что её так опечалило. Витторио отметил про себя, что употребил в своих размышлениях слово «пока», то есть в глубине души надеялся, что наступит время, когда их отношения это позволят…

– Тогда я буду ждать от вас ещё один подарок, – сказал Витторио, – а пока мечтаю отвезти вас в какой-нибудь ресторан и накормить, вы целый день провели на свежем воздухе, наверняка очень проголодались.

– Очень, – призналась Полина. – А что это за радуга из кирпичиков? – уже выходя из кабинета, спросила она, указав на большую цветную фотографию на стене возле двери.

– Так выглядит видимая часть солнечного спектра. А тёмные полоски, из-за которых кажется, что он состоит из кирпичиков, это элементы, атомы которых поглощают свет на тех частотах, на которых сделана спектрограмма. М-м-м, не слишком сложно объяснил?

– Не слишком, – повеселела Полина. – Я любила астрономию в школе, но такую кирпичную радугу ни разу не видела.

– Завтра ночью, когда будем с вами смотреть на звёзды, я расскажу вам ещё много интересного, – сказал Витторио намеренно спокойным тоном.

Его превосходное владение русским языком не позволило Полине усомниться, что он выразился именно так, как хотел выразиться, и не собирался употреблять условное наклонение, никаких «если». Она промолчала, решила, что предстоящий вечер покажет, сможет ли она отважиться на «звёздную ночь» в его обществе.

Машина у Витторио оказалась не машиной в том понимании, какое вкладывала в этот вид транспорта Полина. Это был приземистый спортивный автомобиль, на котором можно гонять по треку наперегонки с ветром, но никак не ездить по улицам города.

– Вы любите скорость? – побледнела она.

– А вы, судя по вашему испуганному лицу, нет, – заключил Витторио. – Значит, поедем медленно.

– А он умеет ездить медленно? – с опаской спросила Полина.

– Кто «он»? – не понял Витторио, удивившись, что она заговорила о нём как о водителе в третьем лице.

– Ваш автомобиль…

– Сейчас узнаю, – Витторио наклонился, сделал вид, что смотрит на спидометр. – Циферки показывают, что должен уметь. – ответил он серьёзным тоном. Потом улыбнулся: – Полина, не бойтесь, я не буду лихачить, везя такую ценную пассажирку.

Выруливая со стоянки, он спросил:

– Сразу в ресторан или вы хотели бы заехать домой?

– Если можно, я хотела бы переодеться, – всё ещё нервничая из-за непривычно низкой посадки, которая не позволяла забыть, что она сидит в «торпеде», сказала Полина.

– Конечно можно.

Флоренция. 17 июля 2019 года.

Витторио действительно старался ехать медленно, то есть на допустимом правилами максимуме. Оба молчали. Но не из-за того, что не могли найти тем, вопросов друг к другу у них имелось множество. Просто Полина боялась отвлекать его от дороги, а он понимал, что она этого боится. Припарковаться близко к дому, где была её квартира, не получилось. Зато пока шли по улице, он выяснил, на каких условиях и с кем она делит жильё.