Витторио замер, любуясь Полиной. На ней снова был её «художественный» фартук в цветных разводах, в квартире поселился стойкий запах масляных красок, Франческа, возможно, будет недовольна, он только сейчас о ней вспомнил, весело подумал, как будет с ней объясняться. Бросив взгляд на подрамники и квадраты холстов, представил, как будет готовить их для Полины, сначала под её руководством, потом сам… Как на этих холстах будут появляться её картины…

– Я так понимаю, вы не теряли времени даром, поэтому у вас такой таинственный вид? – сказал он, борясь со своей счастливой улыбкой, которая раздвигала губы, не давала говорить нормально.

– Хотите посмотреть? – глаза Полины сияли ему в ответ. – Только мне ещё нужно немного его доработать.

– Спрашиваете! Конечно хочу.

Он подошёл к мольберту. Опять увидел своё лицо. Застыл, поражённый. Эта трогательная взволнованность наверняка будет в его взгляде сегодня, когда он будет просить её принять его руку и сердце…

Полину смутило его молчание.

– С таким выражением вы объясняли мне, что не так выразились…

– Правда? – он посмотрел на неё. – Полина, я не представляю, чему вы ещё учитесь и чему ещё собираетесь так долго учиться. Мне кажется, вы полностью сформировались как художник. Но почему опять я? Вы обещали мне свой автопортрет.

– Это потом, – отмахнулась она, обрадованная его словами. – У нас есть ещё сколько-то времени?

– А что?

– Мне бы хотелось дописать портрет. И… чтобы вы попозировали.

– Время есть. Но я не смогу повторить такой же взгляд, как минимум сейчас…

– Это и не нужно. Глаза я больше не буду трогать. Зато представлю завтра оба ваши портрета своему преподавателю.

– Хорошо, командуйте, – сдался Витторио. Сидеть, ничего не делая и только любуясь Полиной, что могло быть в этой жизни лучше?!

– Витторио, – попросила она спустя десять минут, – не смотрите на меня так, вы меня отвлекаете.

– Как «так»?

– С таким… чувством… – она смутилась.

«Вряд ли у меня получится смотреть на вас по-другому…» – чуть было не сказал он, подумал, что это неминуемо повлечёт за собой объяснение, а вдруг ответ окажется не таким, на какой он рассчитывает?.. Лучше пусть он поживёт ещё в этом состоянии радостной надежды…

– Я могу закрыть глаза…

– Лучше смотрите в окно.

– Там я уже всё видел.

– Тогда рассказывайте о чём-нибудь. О чём-то, не связанном со мной. Например, о вашем сыне.

Витторио вздохнул. Меньше всего ему хотелось говорить сейчас о сыне.

– Его зовут Джованни. После смерти матери он жил у бабушки, моей мамы. Когда ему исполнилось восемнадцать, снял квартиру вскладчину с друзьями, кажется, их там минимум пятеро. Работает то там, то тут, ничем особенно не интересуется, ничему учиться не хочет. На уме только развлечения. Пожалуй, это всё. Наверное, я никудышный отец, раз он вырос именно таким…

Полина в изумлении смотрела на него.

– Я вас разочаровал? – в его голосе появилась грусть. Ему не хотелось перекладывать вину за воспитание Джованни, точнее, за «невоспитание», на покойную жену, бывшую тёщу и собственную мать. Но его действительно в своё время «исключили» из процесса, объясняя это поначалу его молодостью (что было правдой), а затем ссылаясь на то, что воспитание детей – это исключительная прерогатива женщин. В итоге получилось то, что получилось.

– Нет, мне вас просто стало жалко. Вы очень переживаете, это видно.

– Полина, лучше давайте говорить о вас, обещаю смотреть в сторону. Буду разглядывать ваши картины.

– Я вам о себе уже почти всё рассказала…

– А когда у вас день рождения?

– Скоро, в начале августа.

– То есть вам исполнится двадцать один? Или, говоря, что вам двадцать, вы уже имели в виду свой близкий день рождения?

– Исполнится двадцать один.

– Отлично. Значит, почти на целых пять месяцев разница между нами сократится до пятнадцати лет, – довольно улыбнулся он. Это было гораздо лучше семнадцати, которых он уже опасался…

Полина засмеялась.

– Витторио, простите мне ту мою реакцию. Мне за неё стыдно. Право, вы выглядите невероятно молодо. Иногда вообще кажетесь мальчишкой. Вот как сейчас. Придётся писать ещё один портрет…

Арчетри (посёлок в 2 км к югу от Флоренции). 18 июля 2019 года.

В машине они опять молчали. Полина поглядывала на него с улыбкой. После того как она «разрешила» ему перестать позировать, Витторио ушёл на кухню, и вскоре оттуда понеслись сумасшедшие ароматы соуса к пасте. Она поторопилась закончить, было очевидно, что портрет и так удался, дальнейшая прорисовка деталей могла бы уже нанести вред, а не принести пользу. Она появилась на пороге кухни, умоляюще сложив руки:

– Витторио, я умираю от вкусных запахов. Вы никогда не думали о том, чтобы открыть свой ресторан?

– Боюсь, что это единственное блюдо, которое я умею готовить. Маловато для ресторанного меню, – он опять откровенно залюбовался ею, Полина купалась в тёплых лучах, которые тянулись к ней от его глаз.

– Так здорово, что вы умеете готовить именно то блюдо, которое я больше всего люблю из вашей кухни, – она села за стол, подперев подбородок кулачками, стала смотреть на его руки, ловко орудующие то ножом, то длинной ложкой для помешивания, то шумовкой. Опять захотелось взять краски и запечатлеть их.

Он разгадал её взгляд, рассмеялся.

– Полина, я подозреваю, что вашего автопортрета мне не дождаться… Так что вы просто обязаны оставить мне оригинал, – последнее вырвалось у него случайно, он запнулся. К счастью, Полина обернула всё шуткой.

– Оригинал перед вами, и с учётом того, что моя мастерская теперь в вашей гостиной, торопиться с автопортретом необязательно.

За ужином она снова отважилась выпить вина. Теперь это уже опять было «Кьянти». То, что приготовил Витторио, было так необычайно вкусно, что Полина не отрывалась от своей тарелки, пока всё не съела. Поймав на себе его смеющийся взгляд, весело сказала:

– Помните, вы приглашали меня вместе ужинать? Так вот, я согласна.

– Полина, вы прелесть, – повторил он. – Ради вас, ради удовольствия видеть, как аппетитно вы едите, я готов провести у плиты свою жизнь…

Теперь с ними в машине ехали несколько пластиковых кювет с пастой, сырами и фруктами и две бутылки вина – чтобы хватило на предстоящую бессонную ночь. Полине казалось, что лицо Витторио становится напряжённым, в сочетании с его нежными взглядами, которые он бросал на неё, это наводило на мысль, что он что-то задумал и волнуется. Наверное, ей тоже следовало волноваться, но Полина чувствовала себя на удивление хорошо, целиком отдавшись радости, которая обосновалась в её душе. Возможно, выпитое вино опять действовало как «таблетка храбрости».

В туристический сезон вечерами в обсерваторию часто приезжали экскурсионные группы. Этот вечер не был исключением. Полина, понимая, что отвлекает Витторио от работы, а он наверняка стесняется ей об этом сказать, выразила пожелание провести время с экскурсией, тем более что она проходила на английском, упросив Витторио заняться своими делами. Всё равно у них потом будет несколько долгих часов наедине со звёздами…

Она ушла с группой китайских туристов в солнечную башню, Витторио сел в своём кабинете к компьютеру, несколько минут смотрел в монитор, понял, что не в состоянии думать ни о чём, кроме предстоящего объяснения. Волнение зашкаливало, словно ему впервые предстояло произнести слова любви. Впрочем, в каком-то смысле это было действительно так… Впервые за этими словами скрывалось подлинное чувство. Он вдруг подумал, что сегодня она может не ответить ему ни да, ни нет… Скажет, что ей нужно посоветоваться с родителями… Если уж его мама пытается до сих пор управлять его жизнью, то что говорить о двадцатилетней девушке?.. Начнут отговаривать, ссылаясь на разность возраста, культур, менталитета, религий, образа жизни… Она даст себя убедить… Витторио почувствовал неуверенность и страх. Захотелось вернуть то ощущение безмерного счастья, когда он услышал её разговор по телефону, её слова о любви к нему…